Карфагена не будет - Шустов Владимир Николаевич (онлайн книга без txt) 📗
Плохой характер был у Леньки, завистливый. Успехи других не радовали его. «Выше меня хочет подняться, — думал он о ком-либо из одноклассников. — Не выйдет!» — И всеми силами старался унизить соперника. Так получилось с Димкой Лаврентьевым. Димка на конкурсе юных математиков первым решил задачу, но Ленька — он шел в конкурсе вторым — подбросил к нему в парту шпаргалку и позаботился о том, чтобы слух о «нечестном поступке» Лаврентьева стал известен членам жюри, Премию вместо Димки присудили Леньке. Так было и со звеньевой Аленкой Хворовой. Аленка всегда говорила Леньке правду в глаза. На пионерских сборах она со свойственной ей прямотой бесстрашно разоблачала бездеятельность председателя совета отряда, его леность и нечестность. Ленька невзлюбил Аленку и, чтобы подорвать ее авторитет, пустил в ход излюбленное оружие — насмешку. Он подослал к девочке своего дружка — пронырливого непоседу Демку Рябинина и через него разведал, что после жестоких споров с Тосей, старшей сестрой, Аленка в кругу подружек льет слезы и желает немедленно умереть, чтобы этим досадить несговорчивой сестре.
— Умерла бы я, — печально и тихо-тихо говорила в таких случаях Аленка. — Мама бы заплакала, папа тоже. И Тоська заревела бы! Покаялась бы, что не дала мне поносить пуховую шаль…
Ленька не замедлил воспользоваться этим и сочинил стихи. На другой день школьники при встрече с Аленкой изображали на физиономиях безграничную скорбь и, закатывая глаза, распевали:
И вот, когда председателем совета стал Никита, Ленька уговорил некоторых ребят не подчиняться ему. «Пусть Якишев девчонками да мальками командует, — торжествовал он. — С Аленкой пусть носится! Никто вас за это ругать не будет: всем, да и вожатой известно, что вы за него не голосовали. Мы и сами с усами, одни проживем!»
Никита затянул покрепче лыжные крепления, прокатился для пробы от крыльца до поленницы и, убедившись, что лыжи скользят хорошо, тронулся в путь.
— Ты что долго? — спросил Костя, встречая друга в условленном месте. — Я продрог уже.
— Пилу сломал. Так на две половинки и разлетелась. Новую ленту ставить придется.
— Это из-за Леньки!
— Сам виноват: нажал сильно.
— Не говори, знаю, что из-за Колычева. У меня примета есть: встречу утром Леньку, завсегда тройку получаю. Проверено!
— Вчера тоже его встречал?
— Нет.
— А по арифметике тройку заработал. Не сваливай-ка!
Остались позади приземистые домики птицефермы, березовая роща, овощехранилище и колхозная водокачка. Обогнув зимний выгон для овец, друзья свернули в поле. Справа из-за частого ельника, что виднелся вдалеке черной гребенчатой полоской, чуть доносился приглушенный расстоянием рокот машин: там располагалась Зареченская МТС.
Звуки моторов напомнили Косте про удивительный сон. Он представил себя опять могучим богатырем, знатным комбайнером. «Вот было бы! Никита бы помер от удивления, что я — герой. Может, рассказать ему про сон?» Эта мысль целиком завладела Костей. Какой-то внутренний голос настойчиво твердил: «Другу надо рассказать. Надо делиться с ним и радостями и печалями».
— Никитка, хочешь узнать одно интересное дело? Только, чур, никому… Дай слово!
— Говори!
— Сперва дай слово!
— Ладно, даю слово молчать.
— Такой сон мне приснился, такой сон! Привиделось мне, будто я Героем Социалистического Труда стал, как Илья Васильевич Глухих! Золотая Звездочка у меня! Орденов — вешать некуда! Здорово, а? Иду я по деревне, а на меня все смотрят, в гости приглашают. Отбою нет. Хорошо бы было взаправду так. — Костя помолчал и менее восторженно добавил: — Тебя тоже видел: будто козон свинцовый мне насовсем подарил…
— С козоном не выйдет.
— Так то во сне… Главное, про Героя. Вот сны! Почему, думаешь, они такими бывают?
— Не знаю.
— А по-моему, Никитка, у каждого человека в голове машинка имеется, вроде кинопередвижки. Ляжет человек в постель, заснет, а машинка сны начинает крутить…
— Кинопередвижка?.. В голове — хоть у кого спроси — мозг. Понял? Никаких кинопередвижек!
— Я говорю вроде…
— Все равно! Мозг в голове. Левое полушарие и правое. Ученые доказали.
— Ну, хорошо! — Костя привычным жестом сдвинул на затылок сползший до глаз треух и стал горячо возражать: — Ответь мне, почему я себя героем видел? Это было, как в настоящей кинокартине. И деревья кругом были зеленые, и люди живые. Все-все как наяву! Молчишь?
— Костик, я ведь тоже сны вижу. Такие же сны, как и ты. Подрастем — узнаем, как они появляются…
— Сон у меня был стоящий, — продолжал Костя. — За то, чтобы сбылся он, я все отдал бы! Вырасту большой — стану комбайнером. Сейчас пошел бы, да в школу механизаторов с неполным средним принимают. На прошлой неделе в эмтээсе узнал… Ты чего?
Никита затормозил.
— Правильно! — просветлев, заговорил он. — Не станем, значит, ждать, в школе кружок комбайнеров организуем. Попросим у Герасима Сергеевича разрешения и организуем. Ребята согласятся ходить в кружок. Герой Социалистического Труда Илья Васильевич Глухих над нами шефствовать станет, учить.
— Ой ли?
— Знаю, что говорю. Герасим Сергеевич еще и похвалит. Жизнь будет — лучше не надо. Семилетку закончим — и на комбайны!
Радость озарила скуластое лицо председателя совета отряда. Никите захотелось немедленно передать, выразить чувства, волнующие его. Выразить не скупыми словами, а чем-то другим. Свернув с лыжни, он понесся к отлогому оврагу, скатился вниз и, крикнув отставшему Косте, чтобы тот поторапливался, зашагал вперед, громко распевая:
— Никита! — проговорил запыхавшийся Костя. — Хорошо у нас получается. Ой хорошо!
— Сон это твой надоумил. Вовремя приснился.
— Очень даже!
От деревни до Лысой горы — километров пять — пять с половиной. Дорога тянется через поля, покрытые чистым искрящимся на солнце снегом. У отлогого холма лыжня, как бы испугавшись чего-то, шарахается под прямым углом в сосновый бор и долго юлит меж стволами. Вырвавшись на опушку, она падает с обрыва на лед круглого, как блюдечко, озера и, разделив его на равные половинки, упирается в подножие Лысой горы. Склоны этой горы вдоль и поперек расчерчены нитями лыжных следов, по которым можно судить о высоком мастерстве людей, покоривших скалистые кручи. Вон лыжня, вьющаяся через препятствия и ловушки. Ее называют «дорогой крутых поворотов». А огромный трамплин, что навис над широкой поляной, обрамленной кустами шиповника с красными продолговатыми ягодами на колючих ветках, именуется «школой мужества».
Ленька Колычев любил сильные ощущения и свободное время, которого, кстати сказать, было у него хоть отбавляй, проводил на Лысой горе. Порывистый и бесшабашный, он мог, не задумываясь, скатиться по склону где угодно. Он проложил первый след через трамплин «школа мужества».
Никита с Костей приближались к горе. У подножия Костя остановился и, заслонясь от солнца рукавицей, посмотрел на вершину.
— Гляди, гляди! — закричал он. — Ленька с большого прыгает!
Воткнув палки в снег, они наблюдали за лыжником. Секунда, вторая, третья… Прыжок! Словно птица с распростертыми крыльями, Ленька, раскинув руки, взлетел кверху.
— Здорово! — вырвалось у Кости.
— Прилично, — поддакнул Никита, — мастер он на эти штуки.
