Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Лежа на печи и слушая, как шумит за окном метель, заметая сугробами окошки, Ленька вспоминал мать… Смутно, словно в тумане, вставала перед ним высокая, худая фигура, молчаливо двигающаяся по избе; расплывчатые черты ее лица ускользали из памяти, и только надрывный кашель и горький плач долгое время преследовали мальчика даже во сне. Зато хмурое, бородатое лицо отчима с недобрыми волчьими глазами из-под нависших бровей, мальчик помнил хорошо. Малейшее воспоминание о Гордее Лукиче приводило его в трепет и бросало в жар.
Между тем прошло две зимы и лето, а Гордей не появлялся. На второе лето в имение приехали господа; птичница пожаловалась барыне на подброшенного ей сироту. Барыня велела привести мальчика, пожертвовала ему старую шубейку выросшего из нее барчука, валенки с галошами и теплую шапку. Уезжая осенью, она обещала поискать в городе отчима мальчика и освободить птичницу от навязанного ей сироты.
Но Гордей Лукич появился сам. Он успел за это время обжиться, купил баржу и стал возить по Волге товары купцам. Баржа давала немалый доход. Гордей Лукич богател, но управиться одному ему было трудно, работник стоил дорого, и тут-то Гордей вспомнил о Леньке. Рассчитав, что мальчишке уже пошел девятый год и что из него можно сделать себе бесплатного работника, Гордей Лукич неожиданно приехал в деревню. Расспросив по дороге земляков, он узнал, что Ленька крепкий, здоровый и работящий парнишка. Приехал Гордей Лукич под вечер.
Ленька увидел в окно входившего во двор бородатого человека и в ужасе заметался по избе. Птичница выбежала навстречу дорогому гостю. Гордей Лукич, в теплом полушубуе и в валяных сапогах, шагнул в избу. Отряхнув снег и сняв шапку, он ласково сказал:
«За Ленькой своим приехал!»
Ленька забился за печку, замахал руками:
«Никто я ему, никто! Не отдавай меня, тетенька!»
Птичница оторопело развела руками:
«Да как же я могу не отдавать? Ведь отец он твой! Благодетель!»
Гордей Лукич нахмурился.
«Собирай парня, некогда мне здесь валандаться! На-ко тебе за кормление!.. — Он бросил на стол трешку и вынул из-за пазухи кусок яркого ситца. — Получай вот!»
Птичница схватила ситец, увязала Ленькины вещи в старый платок и подступила к мальчику. Леньку трясло, как а лихорадке; он не помнил, как надел валенки и подаренную барыней шубку, как попрощался с птичницей.
Гордей Лукич молча оглядел барскую одёжу Леньки и довольно погладил бороду:
«Видать, у барыни выпросила? На тебе еще рубль». Птичница рассыпалась в благодарности и, только когда дверь за Гордеем Лукичом и Ленькой закрылась, выбежала к воротам и, обхватив руками Ленькину голову, заголосила:
«Сиротка ты мой, сироточка…»
«Ну, ну! — отталкивая ее, строго сказал Гордой Лукич. — Не вой! Не на кладбище провожаешь…»
Ленька не сказал ни слова, не оглянулся. В его сердце росла ненависть к людям. Он шел, еле передвигая ноги. Гордей Лукич крепко держал его за руку и тащил за собой. До ямщицкого стана было верст пять. Дорога лежала лесом. Запорошенные ели тонули в глубоком снегу, голые березы потрескивали нарядными белыми ветками, красногрудые снегири прыгали под деревьями. Ранние сумерки окрашивали лес голубоватым светом. Последние деревенские избы остались уже позади, на дороге было пустынно и тихо… Ленька глянул на лес, на оставшуюся вдалеке деревню и, громко всхлипнув, рванулся назад.
Но Гордей больно сжал его руку и с недоброй усмешкой сказал:
«От меня не уйдешь! Я тебе с этих пор хозяин и благодетель! Запомни это!»
Ленька понял, что бежать ему некуда, и, дрожа от страха, молча пошел за ним. Так началась его новая трудная жизнь. И не было в ней дня и часа, когда бы не мечтал он бежать от своего мучителя.
Глава двадцать вторая
ПОТЕРЯННЫЙ ДРУГ
Зимой, когда Волга замерзала, Гордей Лукич снимал в городе дешевую комнатушку и, не желая даром кормить Леньку, посылал его на заработки. При этом, глядя на мальчика своими темными недобрыми глазами, мрачно предупреждал:
«Гляди мне… Ежели кто подойдет, спросит, с кем живешь, чтоб ни единым словом не обмолвился. Живу, мол, у тетеньки… И домой сразу не иди, дорогу не указывай. А укажешь, тогда…»
Ленька, бледнея, отступал к двери:
«Не укажу я, разрази меня бог…»
«Бог не разразит, а я разражу! Упрячу в мешок и заброшу в речку!» — грозил Гордей Лукич.
Ленька не знал, чего опасается его отчим, но, помня суровый наказ, ни с кем в разговоры не вступал.
Заработать мальчику было трудно. Проторчав весь день на пристани или на базаре, он часто возвращался домой с пустыми руками. В такие дни Гордей морил своего приемыша голодом, сурово поучая:
«Хоть укради, да принеси, а не то пропадай как собака!»
Но красть Ленька не умел, попрошайничать он тоже не мог, и каждый кусок, который он получал от хозяина, сопровождался упреками и руганью.
В одну зиму рядом с Гордеем Лукичом, в небольшой затхлой комнатушке, поселился молодой рабочий из типографии. Рабочего звали Николаем.
Возвращаясь с работы, Николай ставил чайник и, обложившись книгами, за полночь жег маленькую керосиновую лампу. Однажды, заметив в коридоре худого и бледного мальчонку, он зазвал его к себе, напоил чаем с баранками и, узнав, что, Ленька неграмотный, взялся его учить.
«Книга, брат Ленька, — это большой друг. Она меня в люди вывела, серьезно говорил Николай. — Только на голодный желудок грамота нейдет», — тут же шутил он, нарезая колбасу и хлеб.
Сидя на табуретке около стола, Ленька с восторгом и удивлением глядел на своего покровителя. Николай был первым человеком, который не только принял в нем участие, но и относился к нему по-товарищески, любовно и просто, как к младшему брату, даже называя его в разговоре «брат Ленька».
Способный мальчик быстро научился читать и писать. Николай покупал ему карандаши и тетради, а иногда, задумчиво глядя на склоненную голову мальчика, тихо говорил:
«Не нравится мне твоя жизнь, Ленька… Ты вот молчишь, не жалуешься, а ведь я все вижу. — Николай, кивая головой на» соседнюю дверь и понизив голос, спрашивал: — Кто он тебе? Отчим?»
Ленька поднимал голову и с испугом смотрел на открытое лицо Николая, на его светло-голубые глаза с ласковым прищуром, на темные брови, сходившиеся у переносья, и высокий чистый лоб.
«Отчим он мне… благодетель…» — робко лепетал он заученные раз навсегда слова.
Николай грустно усмехался и пытливо смотрел в глаза мальчику.
«Это он научил тебя так говорить?»
Ленька еще больше пугался и молчал. Николай обводил глазами свою комнату и, что-то обдумывая про себя, говорил:
«Ну ничего… Я поговорю с товарищами… Мы тебя вызволим, брат Ленька!»
Николай искренне привязался к худенькому неулыбчивому мальчику с пытливыми серыми глазами. Однажды он пришел веселый и, несмотря на отчаянные мольбы Леньки, пошел к Гордею Лукичу. Мальчик в ужасе забился в угол и закрыл руками лицо. До него долетали только громкие, сердитые голоса. Потом Гордей Лукич открыл дверь и грозно крикнул: «Ленька!»
Мальчик бросился в комнату. Хозяин держал в руках какие-то измятые бумаги и совал их Николаю:
«У меня документы есть! Я с детства его воспитывал и никому не отдам!.. Ленька! — заорал он, останавливаясь перед мальчиком и глядя на него покрасневшими от злобы глазами. — Кто я тебе? Отвечай! Ну? Отвечай!»
«Не запугивайте мальчика! — возмущенно сказал Николай. — Мне не нужен его ответ! Я найду способ вырвать его из ваших рук! Негодяй!»
С тех пор хозяин, обозленный вмешательством молодого типографщика, строго-настрого запретил Леньке ходить к нему в комнату. Напрасно Николай грозил Гордею Лукичу заявить о его жестоком обращении с сиротой в полицию: хозяин только злорадно посмеивался и вымещал свою злобу на Леньке. Мальчик, разлученный со своим другом, побледнел, осунулся и, встречаясь с Николаем в коридоре, тоскливо глядел ему в глаза… И только иногда теперь выпадали на его долю счастливые вечера, когда Гордей Лукич уходил из дому.
