Со щитом и на щите - Димаров Анатолий (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Воскресенье было единственным днем, когда я мог посидеть с книжкой. Всю неделю ждала она меня в тумбочке. И вот наступал желанный день. Подъем, физзарядка, завтрак — и мы свободны до вечера. Делай, что желаешь. Можешь подремать, пригревшись где-нибудь в уголке (на койку лечь не вздумай, к койке и притронуться нельзя), болтай с товарищами, пиши домой письма, играй в шашки, шахматы, домино… А вечером — обязательно кино. Те, кто служил второй год, с самого утра наряжались, начищали до блеска ботинки и выстраивались в один ряд. Выходил старшина, придирчиво их осматривал, не расстегнута ли пуговица, нет ли неуставной складочки, и, наконец, командовал:
— Можете идти!
И они, счастливые, весело отправлялись в городок Дзиговку, расположенный в полукилометре от наших казарм. На два-три часа, а то и до обеда, в зависимости от настроения старшины, который выдавал увольнительные.
Нас еще никуда не выпускали, даже в строю не водили через Дзиговку, чтобы мы не порочили Красную Армию своим невымуштрованным видом.
Но я не очень-то печалился тому, что не пойду в Дзиговку.
Меня ждала книжка, и я торопливо принимался за нее. А чтобы помкомвзвода, чего доброго, не придумал какой-либо работы — перестилать койку или менять в матраце солому, — я шел в библиотеку, в читальный зал. Там находишься в полной безопасности: помкомвзвода туда и носа не показывает.
Командир нашего взвода совсем другой человек.
Когда он впервые вышел к построенному взводу — высокий, стройный, подтянутый, — мы так и впились глазами в новенький орден Красной Звезды, поблескивавший у него на груди.
В те времена командиров-орденоносцев можно было по пальцам пересчитать. В нашем полку даже командиры рот, да что там рот — батальонов, не имели ни одного ордена. Поэтому понятно, как мы гордились своим лейтенантом.
Со временем разузнали, что он награжден за участие в боях на озере Хасан. Тогда еще командир отделения, он со своими бойцами пробрался во вражеский тыл и разведал оборону японцев. Да не только разведал — еще и «языка» приволок! При последнем штурме был ранен, а после выздоровления его направили в военное училище.
Лейтенант внешне выглядел строгим, почти никогда не улыбался. Но никогда не сердился, что бы ни случилось. За все время службы мы ни разу не слышали, чтобы он кричал. А не кричать на нас не смог бы и сам святой.
Помню, как во время занятий в поле я забрался в бурьян. Командир послал меня в разведку — узнать, нет ли во-он на той высоте вражеской засады. Поначалу я горячо принялся за дело. Но идти все время согнувшись, чтобы не высовываться из бурьяна, достаточно тяжело, и я решил немножко отдохнуть. К тому же определенно знал, что на той высоте нет никакого врага и нечего туда переться. Не лучше ли полежать в укромном уголке, а командиру потом доложить, что высота свободна от неприятеля.
Так и сделал. Лежал, лежал и не заметил, как уснул.
Разыскивали меня всем взводом. Пора уже идти на обед, никого, кроме нашего взвода, не осталось в поле, а меня никак не могли отыскать. Наконец один из бойцов наткнулся на меня:
— Вот он, товарищ лейтенант!
Я подскочил, словно заяц.
Если бы вместо лейтенанта занятия вел помкомвзвода, он бы меня живьем съел. Лейтенант же лишь внимательно посмотрел на меня и спокойно сказал:
— Докладывайте!
Я готов был провалиться сквозь землю.
— Заснули?
Я еще больше потупился. Чувствовал на себе взгляд лейтенанта, осуждающие взгляды товарищей, и тишина вокруг становилась такой угнетающей, что мне стало трудно дышать. Лучше бы помкомвзвода отругал меня сейчас.
— Становитесь в строй!
За обедом пища не лезла мне в горло.
После обеда и «мертвого часа», когда мы изучали материальную часть, наш лейтенант несколько изменил тему занятий: начал рассказывать о боях на озере Хасан. Припомнил случай, как послали однажды в разведку двух бойцов, которые испугались и, не разведав всего как следует, вернулись обратно. И как много потом наших бойцов погибло, когда пошли в наступление. Именно тогда был ранен и он, наш лейтенант.
— А те два? Что им потом было? — поинтересовался кто-то.
Лейтенант ответил не сразу. А я сидел, боясь шевельнуться, вздохнуть. Мне казалось, что весь взвод уставился на меня.
— Их потом судил военный трибунал.
Мне он больше не напоминал о том случае в поле. Я же долго мечтал, чтобы лейтенант дал мне необычайно трудное поручение. Я бы умер, но выполнил его.
Мы не понимали, когда лейтенант спал. Частенько оставался с нами до отбоя, а утром, когда звучала команда «Подъем», он уже был в казарме. Аккуратный, подтянутый, в чистом, словно только что отутюженном мундире — и ни намека на малейшую дремоту в спокойных глазах! Идет между койками, и мы вовсю стараемся поскорее стать в строй.
Иногда наведывался и посреди ночи, когда все уже спали. Помню, как в мое первое дежурство, когда я, примостившись возле тумбочки, читал книжку, чтобы не заснуть, вдруг открылись двери, и на пороге вырос наш лейтенант.
Меня так и подкинуло. Вскочил, повернулся к командиру:
— Товарищ лейтенант…
— Тсс… — Он предостерегающе поднял руку, чтобы я своим криком не разбудил роту. Заметил книгу, взял, полистал: — Интересная?
— Очень интересная, товарищ лейтенант.
Подвинул табуретку, приказал сесть и мне.
— Много читаете?
Я ответил, что много. Тогда лейтенант спросил, какого писателя я люблю больше всего. Выслушал, в свою очередь сказал:
— А я люблю Толстого.
Расспрашивал потом, откуда я родом, где учился, кто мои родители, есть ли у меня сестры и братья. И мне почему-то казалось, что это его очень интересует, — так внимательно он смотрел на меня. Потом спросил:
— Тяжело в армии?
Нечистый дернул меня за язык ответить, что нисколько не тяжело. Лейтенант усмехнулся недоверчиво, качнул головой:
— Тяжело. На то это и армия… Я первые полгода думал, что не выдержу. Средняя Азия, жара больше сорока градусов, солнце, песок — дышать нечем, а мы при полной выкладке в форсированном марше… Или с утра до вечера на плацу. Коснешься затвора винтовки — руку обожжешь. А потом привык. И недосыпать привык, и наедаться начал. Привыкнете и вы. Служба закончится — жаль будет возвращаться домой.
Посидел еще немного, встал, закрыл мою книжку:
— А на посту читать не годится, товарищ боец.
Лейтенант ушел, а я честно спрятал книжку. И один на один изо всех сил боролся с дремотой.
Ать-два!
Каждый новый день начинается криком дневального:
— Подъе-о-ом!
Крик взрывается, будто бомба, и мы, еще сонные, вскакиваем с коек. «Чтоб одеяло летело под потолок, а вы на пол!» — учил помкомвзвода выполнению этой команды. За окнами еще ночь, и нам каждый раз кажется, что нас ошибочно разбудили на час раньше.
Во дворе замирает сигнал горна «Подъем», а здесь командиры вторят ему предрассветными петухами:
— По-однима-айсь! Быстрей! Быстрей! Живо на зарядку!
Не успеешь управиться с ненавистными обмотками, этими «двухметровыми голенищами», как вновь голос дневального:
— Выходи строиться!
Хватаем полотенца, мчимся вперегонки. Выстраиваемся, за помкомвзвода бежим на зарядку…
Так начинается еще один, следующий день службы в армии.
Сегодня у нас неизбежная строевая, потом укрепленная полоса, два часа уставы и под конец — занятия на физкультурной площадке.
Строевую мы уже немного освоили: научились ходить, приветствовать командиров, на ходу поворачиваться кругом, не сбивая при этом в строю друг друга с ног. А вот укрепленная полоса…
Те, кто ее планировал и создавал, старались не пропустить ничего, что может встретиться на пути бойцу в будущей войне во время атаки. Так вот, на этой полосе было длиннющее бревно над глубокой ямой с водой. Бревно круглое, как скалка, еще и покачивается, когда по нему идешь. За ним — макет двухэтажного дома: дощатая стена с единственным окном на втором этаже. Далее — полутораметровый забор и широкий ров с водой, уже без бревна. И в самом конце — чучело вражеского солдата, сделанное из лозы.
