Мальчик у моря - Дубов Николай Иванович (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Напрягая все силы, Антон оттаскивал Боя, но тот отбивался лапами, злобно бухал и рвался к плетню. Юка, вцепившись в густую шерсть, тоже тащила его прочь. И тут внезапно появилось подкрепление. Сверху, крича и причитая, бежала молодая женщина с коромыслом в руках.
— Ратуйте, люди добрые! Что же это такое, люди добрые?! Где тот бандит проклятый? Я его своими руками задушу…
Человек за плетнем, размазывая кровь по лицу, остолбенело смотрел на бегущую.
— Вот ты где, подлюка? Ах ты бандюга, ах ты фашист проклятый!..
— Да ты чо? — растерянно отпрянул человек, но опоздал — коромысло гулко ударило его по голове. — Ты чо… сказилась? А то сейчас как дам…
— Ты еще гарчишь, бандит проклятущий! Да я тебе башку проломлю, я тебе за своего Хомку все кости переломаю… Бейте его, люди добрые! Он же, бандит, в детей начал стрелять… Он моего Хомку застрелил, боже ж мой, боже мой… Будь ты проклят, бандюга! — Она снова взмахнула коромыслом; люди бросились к ней.
Антон вцепился в загривок Боя и потащил его вниз по улице, прочь от села, подальше от всего, что случилось и еще могло случиться. Они бежали, пока Юка не взмолилась:
— Ой, больше не могу! Чуточку передохнем…
Села уже не было видно за деревьями, но Антон все время оглядывался и прислушивался.
— Думаешь, он гонится? Ему теперь не до вас… Ой, неужто он и в самом деле Хомку застрелил? Вот ужас-то!.. Ты его видел? Смешной такой ребятенок: пухлый и всегда ужасно серьезный… Знаешь, ты подожди тут, а я сбегаю узнаю?
Антон покачал головой:
— Ты беги, а я пойду.
— Боишься?
— Я-то не боюсь. Вот…
Бой внимательно смотрел на Антона и слегка вильнул хвостом, когда тот показал на него.
— А что теперь этот Митька сделает? Его, наверное, уже арестовали…
Это было бы, конечно, самое лучшее, но в том, что так и произошло, Антон не был уверен.
— Ты узнай и приходи к реке. А я пошел.
Тропка через лес, длинная по пути в село, показалась теперь необыкновенно короткой.
Антон перебрался через Сокол и спрятался в тени дуплистой старой вербы, окруженной молодой порослью. Отсюда видны были все спуски к реке на противоположном берегу, а самого Антона и Боя надежно прикрывала завеса листвы.
Ожидание тянулось бесконечно, как паутина, которую выпускал из себя маленький крестовик, занятый ремонтом своих тенет. Он сновал вверх и вниз, ветер срывал его, он повисал на еле различимой нити, долго раскачивался, потом цеплялся за полуразрушенную сеть и опять тянул бесконечную паутину, строя в воздухе свой геометрический чертеж. А Юки все не было, не показывались и деревенские ребята. Только когда в отдалении появилось стадо, а за ним уныло бредущий Семен-Верста, Антон понял, что перевалило за полдень. Антон позвал Семена. Тот прогнал стадо стороной, подошел и сел рядом.
— Загоряешь?
— Да нет, так… Слушай, ты в селе всех знаешь?
— А кто ж его знает? Мабуть, всех.
— Есть у вас такой Митька? Казенный, что ли, его называют.
— Та есть.
— Он кто?
— Бандит.
— Как это?
— А так. Бандит, и все. Самый настоящий. В тюрьме сидел чи в лагере.
— За что?
— Чи убил кого, чи хотел убить, кто его знает.
— Ну?
— Шо ну? Посидел, посидел трохи, и выпустили…
— Анто-он! — раскатилось над рекой, и эхо гулко подхватило: «…он… он…»
На противоположном берегу появились Юка, Сашко и маленький Хома.
— Сюда, я здесь! — закричал Антон и, вскочив, помахал Юке рукой. — Значит, он его не застрелил…
— Кто? — Семен с некоторым оживлением поднял на Антона свои всегда как бы полусонные глаза.
— Митька этот самый…
— Кого?
— Маленького Хому.
— Ого! — оживился Семен еще больше. — Перевязанный и хромает… Раненый, чи шо?
Полусонные глаза Семена видели далеко и хорошо. Хома хромал, левая нога у него была перевязана. Антон присмотрелся и засмеялся.
— Не смертельно…
Хома припадал на левую ногу, иногда сбивался и начинал припадать на правую, но тут лее исправлял ошибку и еще старательнее хромал на левую.
Ребята перешли вброд реку.
— Ну, живой? — спросил Антон Хому.
— Это мама его с перепугу кричала, — сказала Юка. — Хому чуть-чуть задело…
— А рана? — обиделся Хома. — Хочешь, покажу? — И он с готовностью размотал повязку. Судя по тому, что она была грязной, проделывал он это уже не в первый раз. — Ось!
На икре посреди большого коричневого пятна от йода виднелась маленькая присохшая ранка.
— Больно? — спросил Антон.
— Пекло дуже, — сказал Хома, — когда этим мазали…
— Это папа мой. Он надавил чуть-чуть, дробинка и вывалилась. Она, говорит, была на излете. А может, рикошетом.
— То не дробинка, то пуля! — упорно отстаивал Хома свое положение тяжко пострадавшего. — Ось!
Он разжал кулак, в котором зажимал спичечный коробок. В коробке перекатывалась дробинка.
— А зачем он в тебя стрелял?
— Он не в меня, он в Серка — нашу собаку.
— Какая там собака, — засмеялась Юка. — Щенок. Смешной и толстый. Как сам Хома…
— Он на Серка целился, а я хотел сховать… Я как побегу, а он ка-ак бахнет… И совсем не в Серка, а в меня! А я Серка ухватил и в хату. И двери закрыл. А маты как побачили кровь, как закричали, за коромысло та за ним…
— Это я видел, — сказал Антон. — Она его по голове — как по барабану… А почему он в собак стрелял?
— Чтобы бешеных не было, — сказал Сашко.
— Разве они бешеные?
— Не. У нас сроду не было. Не то что я, тато не помнят, чтобы хоть одна взбесилась и кого покусала. А все одно каждый год стреляют. Если не на цепи, так и застрелят.
— И хозяева молчат?
— А что хозяева? Кто успеет — спрячет, а нет — амба!
— Зверство! — сверкая глазами, сказала Юка. — Прямо какой-то фашизм! Собака же людям служит, доверяет, она же человека не боится, идет к нему, а он ее расстреливает…
— Ну, наши не дуже доверяют — ученые, — сказал Сашко. — Как выстрел услышат, так все до леса тикают. И сегодня поутекали. Теперь аж дня через три домой приползут…
— А собаки же работают! — сказал Антон.
— Еще как работают! — подхватила Юка. — И на границе, и сторожевые. А ищейки? Вот Бой, вообще ньюфаундленды, они тонущих вытаскивают, а сенбернары разыскивают, кто в горах заблудится… А на севере на собаках ездят! А охотничьи? А санитарные? Да ведь собак же обучали — они во время войны с гранатами под танки бросались… И все забыли? Какие-то бессовестные, бесчувственные люди! Я сама в «Огоньке» читала, а потом это даже по телевизору показывали. В Италии одной собаке дали особую медаль за верность. Понимаете, у одного человека там была собака. Он ее спас, когда она тонула, и вырастил. И она каждый день провожала его на работу до автобусной остановки и встречала, когда он приезжал с работы. Человека этого забрали на войну, и он погиб. Ну, а собака же этого не знает. Она думает, что он уехал на работу и вот-вот вернется. И она каждый день приходит на автобусную остановку и ждет. И так шестнадцать лет!..
— Ото собака! — сказал Семен. — Мне бы такую!
— Как же! — сказал Сашко. — То она у такого хозяина была, вот и любила. А ты ж бы ее, наверно, и не кормил. За что ей тебя любить?
— По-моему, — сказала Юка, — собакам не только медали — памятники ставить надо! — Ребята засмеялись. — И нечего смеяться. Ставят! Я сама видела: снимок был такой — сенбернар Бари. Он пятьдесят пять человек в горах спас. И ему памятник поставили…
— То капиталисты выдумывают, — сказал Семен. — Буржуазия. Денег девать некуда, вот и суют куда ни попало.
— Ну и дурак же ты какой! — удивилась Юка. — А Павлов, академик, он, по-твоему, тоже был капиталист? Он сколько лет делал всякие опыты и поставил в Колтушах под Ленинградом памятник собаке. Потому что собака служит науке. И потому что у него было сердце, а не жадный и глупый мешок, как у тебя… Или Лайка! Если разобраться, кто первый в космос взлетел? Она!
— Ей тоже памятник поставили?
— Нет. И стыдно!
