Женька-Наоборот - Лойко Наталия Всеволодовна (книга регистрации txt) 📗
28. Невеселое утро
Говорят, и трава в поле виноватого выдает. Женю пока ничто не выдало. Тем не менее воскресное утро получилось тягостным и тревожным. Мама не раз теряла терпение:
— Хватит тебе слоняться! Отправляйся гулять.
Но Женя не отправлялся. Полка в шкафу, выставившая на показ нарядные корешки, в том числе и два черно-белых, не отпускала его от себя: сиди выжидай, сам знаешь чего… Прислушиваясь к шуму на кухне, Женя со страхом ждал, когда начнется уборка гостиной. Поневоле вспомнилась игра: «Холодно… тепло… горячо!» Когда мама, вооружившись тряпкой, подошла к книжному шкафу, стало горячо нестерпимо.
Однако сошло. Только Женино сердце долго стучало, как сто барабанных палочек.
— Вечно мне не везет, — пожаловалась ему мама, принявшись подметать пол. И рассказала, как вчера вместе с отцом объездила все районы Москвы в поисках ковра с каким-то диковинным ворсом. — А уж я размечталась… Думаю, дай брошу его в день твоего рождения гостям под ноги. — Левой рукой мама оперлась о щетку, обмотанную суконкой, правой — показала, каким шикарным жестом следует бросать людям под ноги ковры.
Ей не везет! А ее младшему сыну?! Несчастней Жени нет человека на всем белом свете. Даже в школу ему уже не пойти: сам брякнул парочке, уютно пристроившейся под мухомором: «Больше меня не увидите».
Слово вылетело. Теперь отдыхай, посиживай сложа руки. Женя взял да сложил на коленях руки, чтобы они могли отдохнуть. И давай себя утешать. В самом деле, это же здо?рово, что он совершенно свободен, может ни капельки не волноваться из-за того, что чертеж не готов (тоже, дурак, дожидался, пока одна притворщица кончит болеть и предложит почертить вместе!). Получается вовсе не плохо. Ты ни о чем не заботишься, бережешь свои нервы, а другие только и стонут: «Ах, не успею, ах, завтра последний срок сдачи!» Корпят, дураки, над разрезами и сечениями, портят себе выходной день.
Беда в том, что школа, когда ты с ней порываешь навек, вдруг начинает казаться не такой уж плохой, даже что-то в ней есть хорошее… Но, в общем, не все ли равно? Взглянешь на книжный шкаф, и ничто тебе в мире не мило. Ни школа. Ни приближающийся день рождения. Если хотите, даже жизнь не мила!
В ту минуту, когда Женя совсем было приготовился расстаться с земными радостями, с торжеством представляя горе безутешных родителей и запоздалое раскаяние кое-кого из учащихся восьмых и десятых классов, в квартиру позвонила девушка-письмоносец, протянула в дверь перевод на имя Н. А. Перчихиной. Пачка трехрублевок, и к ним сопроводительный текст: «Мамочка! Шлю к Женькиному рождению. Купи ему, что он захочет. Боюсь, что не вырвусь к этому дню…»
— Вот что значит взрослые сыновья! — расцвела мама и поцеловала Женю, возможно, за то, что на днях ему стукнет полтора десятка годков.
Жаль, что при этом не было папы — он поехал к Тимошину, которому чуть не каждое воскресенье отвозит работу, выполненную в будние вечера. Кто знает, пожалуй, и папа, находись он сейчас дома, улыбнулся бы Жене, растроганный вниманием Анатолия. А то надавал из-за Валентины Федоровны затрещин да сам же с тех пор ходит надутым.
На ладони у мамы лежат рассыпавшиеся веером трехрублевки. Женя как околдованный смотрит на них, не веря своему счастью. Удивительно! То тебе начисто не везет, то снова везет. Сейчас он попросит у мамы две-три бумажки и купит, как пишет брат, то, что захочет. Купит два схожих, как близнецы, тома, можно без суперобложек. Только куда же броситься? В центр, в букинистический, или в ближайший книжный? Куда вернее? Главное, чтобы по-быстрому! Кто-кто, а уж Женя на собственном опыте знает, что магазины в воскресные дни так и ловчат пораньше вывесить на дверях табличку: «Закрыто».
Мама умеет облить человека холодной водой:
— Что ты уставился на меня? Придет папа, тогда и решим. Тратить надо толково.
Против этого не поспоришь. Не для того Анатолий трудился, чтобы другие сорили деньгами, которые он заработал… Ну, а если слегка посорить, выпросить у мамы самую малость? Плохо то, что, если и выпросишь, заставят потом отчитаться. Женя решает действовать хитростью.
— Пожалуй, всего толковей купить к лету сандалии, а к зиме — ботинки на микропоре.
— А что? Молодец!
— Только сейчас… — Женя принимает легкомысленный вид. — Ничего, если я сейчас, в счет рождения, пойду и наемся пирожных?
Довольная разумным решением Жени, мама благодушно спрашивает, сколько же штук будущий именинник собрался осилить.
— Сколько? — Произведя в уме простое арифметическое действие, Женя, к своему ужасу, устанавливает, что осилить пришлось бы не десяток пирожных и даже не два. — Нисколько, — бурчит он, — это я так… Пошутил. Дождусь Толика, вместе покутим.
— Не возражаю, — улыбается Надежда Андреевна.
Она и сама охотно представляет себе денек, когда все они дождутся Анатолия и, разумеется, немного полакомятся. Все еще улыбаясь, она подходит к столу, где на плюшевой скатерти, рядом с китайской вазой, стоит давняя фотография ее сыновей. Как же выглядит старший теперь? Небось загорел, даже огрубел у себя в степи, в бараке с железными койками и казенными табуретками… Порадуется ли удачам семьи, поймет ли, что мать с отцом, в конечном счете, не щадили себя ради них же, ради своих сынов?
Тем временем неудачливый младший сынок, облокотившись с горя на подоконник, мрачно смотрел вниз. Хоть совсем не живи! Так уж, видно, повелось с самого сотворения мира — только вообразишь, что все неприятности позади, получается наоборот. Да еще этот же самый мир, будто поддразнивая тебя, радуется и торжествует. Вон трое красавчиков прогуливаются по двору в новых коротких плащах. Вон чья-то бабка вывезла на самый припек кремовую коляску, сверкающую каждой спицей. Вон хозяйки одна за другой поспешили к воротам, к овощному ларьку, тащат оттуда пузатые, оклеенные цветастыми ярлыками бутыли. Обхватят посудину, будто это дыня или арбуз, а в ней всего-то соленые огурцы, хотя, возможно, самого высшего сорта. Мама тоже обрадовалась:
— Женя, скорей в ларек! Это же исключительная закуска.
Женя сообразил, что ответить:
— А вдруг уроню?
— Да ну тебя! — рассердилась мама и сунула второпях в китайскую вазу все, что принес письмоносец: и пачку зеленых бумажек, и приписку: «Купи ему, что он захочет».
Пока мама в прихожей снимала фартук и надевала жакет, Женя принимал категорическое решение. Он выполнит волю брата. Он хочет приобрести билет на харьковский поезд. Ему до смерти захотелось удрать в Шебелинку. Сейчас он воспользуется отсутствием мамы — достанет деньги и смоется на вокзал.
Женя действует на больших скоростях. Он лезет в тайник, достает оттуда кое-что из «богатств», сует их в портфель, выбросив из него учебники и тетради, затем твердым шагом подходит к столу. Переведя на секунду дух, Женя наклоняет китайскую вазу. И… так всегда! Стоит ему замыслить что-либо дельное, сразу помеха. Др-р-р!.. — не умолкает звонок. Содержимое вазы остается нетронутым. Женя выскакивает в прихожую и впускает в дом (вот уж не ожидал!) старосту своего класса в сопровождении Лиды-аккуратистки.
29. Объект внимания
— Здравствуй, Женя! — приветливо произнес Петя-Подсолнух и тут же опасливо оглянулся.
Накануне вечером к нему заходила Валентина Федоровна и посвятила его, как старосту и чуткого человека, в семейную тайну Перчихиных. Она просила Петю вместе с Таней Звонковой навестить Женю, создать перелом в его настроении и добиться того, чтобы он не вздумал сейчас, в конце учебного года, пропустить хоть один урок.
Петя невероятно загружен: как всякий ученик в конце года, как старший из мальчишек в семье, как староста класса и как выдающийся баянист. Но это не помешает ему сделать Женю Перчихина главным объектом внимания. Петя убежден: стоит человеку по-настоящему ощутить дружескую поддержку класса, возглавляемого строгим, но чутким старостой, никакие семейные неполадки его не сразят. Петю вконец замучила совесть. Ведь он, не зная всех обстоятельств, отчитывал несчастного Женьку на каждом классном собрании. Петя боялся, что ему угрожает бессонная ночь, но уснуть он уснул, и, сказать по правде, мгновенно.