Где твой дом? - Воронкова Любовь Федоровна (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Тишина, полуденное сияние озера, мирное лепетанье уток, белизна утиного стада, заполнившего берег, девчушка с русыми косами в голубом аккуратном комбинезончике, спокойно вышедшая ему навстречу, — все это немного смирило возмущенную душу Каштанова. Сверкнув глазами по сторонам — здесь Женя или нет? — Савелий Петрович, приподняв кепку, поздоровался с Руфой.
— Как дела у вас? — спросил он и тотчас отметил про себя, что ему и в голову не пришло сказать Руфе «ты», хотя она ему в дочери годится.
— У нас все благополучно пока, Савелий Петрович, — почтительно, но с достоинством ответила Руфа низким спокойным голосом, — отходов нет… Кроме тех утят, с черными пупками.
— Тот отход не считается. — Савелий Петрович неспешно направился к берегу. — Покажите мне своих белобоких. Они, кажется, и в самом деле у вас белобокие.
Руфа чуть-чуть порозовела:
— А как же, Савелий Петрович! Они и должны быть белобокими.
— Не всегда так бывает… Как с кормами?
— До новых утят хватит.
— А комбикорм?
— И комбикорма хватит.
— Вам, что же, отдельно комбикорма привезли?
— Да нет, не привозили… — Руфа зарумянилась еще больше, — мы сами на завод съездили. Попросили. Как услышали, что завод на ремонт остановить собираются, так скорей и поехали.
— Пожаров, что ли, помог?
— Нет, мы сами…
— Где же вы машину взяли? Наши-то в разгоне были. Да и не помню, чтобы я вам машину давал.
— А мы в райкоме комсомола попросили. Наши все заняты были — тогда я в райком поехала, ребята помогли.
Савелий Петрович искоса взглянул на нее.
— Оперативно. Вы поехали, а как же птичник? Оставили на кого?
— Как — на кого? — удивилась Руфа, — Нас же шесть человек. Кто хотите остаться может.
— А корма?
— Так что ж? И корма каждая из нас может составить. У нас незаменимых нет.
Савелий Петрович усмехнулся, покачал головой:
— Видно, мне у вас, Руфа, придется поучиться организации дела. У меня вот так не выходит.
Под навесом затарахтела корморезка — Аня Горкина пришла в себя и взялась за работу. Утки понемногу вылезали из воды и медленно, вперевалку, начинали подвигаться к кормушкам. Некоторые уже стояли у кормушек и, вытянув шеи, негромко спрашивали, когда им дадут поесть.
— Сейчас, сейчас, — ответила им Руфа, — видите, товарищ директор приехал.
— У вас общий язык, как я посмотрю. — Савелий Петрович не удержался от улыбки.
— А как же, — серьезно ответила Руфа, — они все понимают.
Эта девчушка ему положительно нравилась. И что же, в конце концов, сердиться на нее? Женя сама не маленькая, и если решила остаться на птичнике, то смешно винить в этом Руфу.
— Скоро сдавать будете?
Руфа тревожно встрепенулась:
— Как — сдавать? Куда?
— Как это — куда? Ведь им около месяца, насколько я понимаю?
— Через два дня месяц, — все так же тревожно насторожившись, ответила Руфа, — только зачем же нам их сдавать? Кому?
— Кому? Вере… Впрочем, у нее свои… — Директор поморщился, вспомнив о Вере и об ее утках. — Сейчас Поля бригаду собрала. Вот ей и передадите.
Руфа упрямо покачала головой.
— Нет. Мы никому их не отдадим. Мы их до конца растить будем.
Незаметно подошла рыженькая Аня и встала, настороженно прислушиваясь. Потом появилась Клава Сухарева с мрачно насупленными светлыми бровями. Директор оглянулся на них — вон как взъерошились.
— Да что вы, порядков не знаете, что ли? — с досадой сказал он. — Ведь вам известно, что одна бригада выращивает уток до месячного возраста, а после месячного — передают другой бригаде. В первый раз слышите, что ли? Азбуку вам читать?
— Мы знаем порядки, — спокойно, с достоинством ответила Руфа, и директору стало не по себе оттого, что он повысил голос, — только мы считаем, что эти порядки неправильные.
— То есть как? — вспыхнул Каштанов, но тут же сдержался. — Кто же это вам сказал?
— Мы сами так решили, — все так же спокойно продолжала Руфа, хотя от волнения красные пятна пошли у нее по лицу. — Мы, наша бригада, будем растить своих уток до самого последнего дня. До того дня, когда их надо будет… сдавать государству. И в другую бригаду мы их ни за что не отдадим.
— Ну, знаете ли, это уже самоуправство… — начал было Савелий Петрович, но тут вступили в два голоса члены бригады — Аня и Клава Сухарева.
— Мы их выходили, — закричала Клава, забывая, что перед ней сам директор, — мы их в руках отогревали!..
— Мы им носы промывали, — подхватила и Аня Горкина, — как заклеится у какой нос от корма, так мы умывали. А теперь…
— Неужели вы думаете, что я с вами здесь буду стоять и спорить? — уже рассердившись, осадил их директор. — Сегодня же дам приказ.
Он повернулся и пошел было, но Руфа решительно загородила ему дорогу.
— Товарищ директор, ведь мы не просто так решили… Из-за того, что нам их жалко отдавать. Мы все обдумали. Вы же сами всегда говорите — молодежь должна разбираться в экономике хозяйства. А как мы разберемся, если мы только половину дела делаем? Мы ведем учет всех кормов. Мы ведем учет привеса. Если вы сейчас у нас стадо отберете, так ведь это еще только половина утки, ей еще месяц расти. А как я буду отчитываться? Откуда я буду знать, во сколько мне обошлась каждая утка? Дайте мне отвечать за то дело, которое мне доверили. Вот доведем до конца это дело, тогда и судить можете: плохо мы его сделали или хорошо. И все ясно будет. А так — что же? У нас они сейчас хорошо растут, дают хороший привес. А в других руках… Откуда мы знаем, как там. И за что же, в конце концов, мне как бригадиру отвечать? Как учесть конечный результат?
Каштанов слушал ее, чуть прищурив глаза. Быстрый ум его сразу оценил интересную идею. Правда, ведь так еще не было. Но если эти девчонки придумали что-то, на его взгляд очень дельное, то…
— А что ж? — сказал он. — Давайте попробуем. Необычное это дело. Но в ваших доводах много убедительного. Законы, в конце концов, создают люди, люди же их могут и менять. Рискнем, Руфа!
Каштанов не спешил закончить разговор. Его удивляла эта девочка своей спокойной деловитостью. Еще и еще раз возвращался он к ее требованию — а это было не предложение, не просьба, а действительно требование — и снова удивлялся: почему до этого додумались девчонки, а вот ему никогда и в голову не приходило? Может быть, там, где сотни тысяч уток выращивают, это и невозможно. А в небольшой бригаде — почему же не попробовать?
Каштанов разговаривал с Руфой, а втайне все-таки ждал, что сейчас откуда-нибудь появится и Женя. У него болело сердце из-за домашней ссоры, и ему становилось тоскливо, он скучал по своей строптивой дочери, знал, что она где-то здесь, но спросить о ней не хотел. И уйти, не спросив, тоже не хотелось.
Руфа, немного помявшись — ей неудобно было оставить директора, — извинилась:
— Мне некогда, Савелий Петрович, извините. Им есть пора.
— Пожалуйста. А я, кстати, и посмотрю, как у вас идет дело.
— Давайте кормить, — сказала Руфа подругам, засучила рукава и взялась за бадейку.
Аня заторопилась, обо что-то споткнулась, что-то уронила.
— Ну, ну, чего так спешить, — мягко сказал Савелий Петрович, — успеют, не помрут.
— Они свои часы знают, — возразила Аня. Но тут же засмущалась и убежала в кладовую.
— Ну ладно, уйду, — усмехнулся Савелий Петрович и медленно пошел по берегу, — не буду вам мешать.
Ему не хотелось уходить отсюда. Ему приятно было глядеть на белое стадо, на расторопных молодых работниц, на их слаженную работу.
«Эх, кабы все так работали! Мы бы наверняка на первое место по области вышли».
А сам все ждал и ждал, что наконец появится Женя.
Руфа и Аня с полными бадейками корма вышли из-под навеса. Утки с криком окружили их.
— А слышали, — сказал директор, — у Веры-то лисица побывала.
— Слышали, — ответила Руфа, накладывая корм в корытце. — А что ж, она не дежурила, что ли?
— Да разве уследишь? Вот теперь мы ребят послали с ружьями — караулить лису. Смотрите, как бы к вам не переметнулась.
