Экзамен - Сотник Леонид Андреевич (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Чему учили в медресе? К концу шестого года Ахмад мог читать по-арабски и по-персидски, успел выучить несколько сур из Корана, мог толковать законы шариата, немного смыслил в астрологии, осилил десятка три религиозных трактатов. Этих знаний вполне хватало, чтобы занять место муллы в кишлаке. Благо что большинство мулл в эмирате вообще были неграмотными.
Но мулла-бача не готовил себя к духовной карьере. Лет пять назад он благодаря дядюшке познакомился с заводским слесарем Михайловым и с его помощью принялся изучать русский язык. Занятия велись тайно, потому что, узнай о них мударисы медресе, мулла-бачу не только с треском бы выставили из «обители знаний», но и бросили бы в зиндан. Всё, что шло от русских, считалось в эмирате греховным, дьявольским.
Читать Ахмад учился по прокламациям. Вначале он старательно произносил русские слова, не вникая в их смысл, а вникнув, изумился. Он мог поверить, что власть эмира не во всём справедлива. Но власть белого царя… Царя русских!.. При его имени даже эмир трепетал. И вот находятся люди, которые не боятся назвать его кровопийцей, смешным рыжебородым джинном! И призывают эти люди сбросить с трона и царя, и эмира, словно они маленькие дети, словно нет у них ни пушек, ни сарбазов!
Жажда познания пересилила страх. Ахмад многому научился у Михайлова, а когда того за революционную деятельность выдворили из Бухары, стал Ахмад ходить на собрания к джадидам. О разном говорили джадиды: о пользе просвещённой монархии, образования, о необходимости реформ, но когда Ахмад спросил однажды, кому джадиды отдадут земли, когда придут к власти, на него все зашикали, как на зачумлённого. И тогда Ахмад понял, что намерения джадидов не имеют ничего общего с намерениями большевиков (к тому времени он уже знал и это слово). Он отошёл от джадидов, а прослышав о революции в России, пробрался в Ташкент, где было создано правительство Советского Туркестана.
Но светлое будущее, о котором он так мечтал, открылось для него не сразу. Без денег, без друзей, никому не известный мулла-бача был обречён на голодные скитания в чужом, незнакомом городе.
Путь в революцию начинается по-разному. Для Ахмада он начался с облавы на Алайском базаре. Бойцы ЧК окружили базар, перекрыли все входы и выходы, а оперативники занялись проверкой документов. Шум, визг поднялся над торжищем. Спекулянты метались от лавки к лавке, опрокидывали лотки с товарами; ржали лошади, ревели верблюды, грязные, завшивленные дервиши кружились в неистовом хороводе, низвергая проклятия на головы кафиров.
Задержали в тот день немного, десятка три, но среди них оказался и Ахмад — бухарец без документов. Допрашивал его сам Фоменко, а допросив, сказал устало:
— Извини, парень. Ошибка вышла. Можешь быть сво боден.
— Но я не хочу такой свободы! — закричал Ахмад. — Не для того я пробрался в Ташкент, не для того я сбежал из медресе, чтобы умереть под дувалом. Я тоже хочу служить революции!
Фоменко удивлённо вскинул брови и потёр переносицу.
— Ну да… Ты что же, сочувствуешь большевикам?
— Я сам большевик!
— Ну да… И давно? Может, партбилет покажешь?
Партбилета у Ахмада не было.
— Ладно, парень, — поразмыслив, сказал Фоменко, — тебя кто-нибудь из бухарских большевиков рекомендовать может?
— Может. Слесарь хлопкозавода Михайлов.
— Хорошо, проверим. — Фоменко поднялся из-за стола и подал Ахмаду руку. — Ты поживи пока в нашем общежитии. Я дам команду, чтобы тебя взяли на довольствие.
А через две недели Ахмад снова стоял перед Фоменко. Он думал, что ему тут же выдадут револьвер и шашку, но ему выдали немного денег, чтобы он мог купить себе новый халат — старый совсем износился, и приказали поступить на службу к мулле Акобиру: в ЧК к тому времени уже знали, что к дому муллы тянутся нити белогвардейского заговора. И даже после раскрытия ТВО и ареста многих его членов Ахмад по приказу ЧК продолжал оставаться в доме муллы: иногда Акобир посылал его с записками к своим людям, но эти записки попадали в руки адресатов только после того, как с ними знакомился Фоменко. Вся информация о тайных собраниях в доме муллы, о разговорах, которые там велись, благодаря Ахмаду тут же становилась достоянием ЧК.
Из книг и рассказов Ахмада Миша узнал, что население Бухары составляет сто пятьдесят тысяч человек, что город обнесён прочной стеной, достигающей восьми метров ширины, что украшен он куполами трёхсот шестидесяти мечетей, что расположены в нём сто сорок медресе и триста шестьдесят мактабов с целой армией мулла-бачей. По последней переписи их насчитывалось двадцать тысяч. Бухара считалась твердыней ислама, а эмир его защитником. Рябинин знал, какой собственностью в эмирате владеют «Общество Герхард и Гей», «Кавказ и Меркурий», фирмы Ходжаевых и Водьяевых, годовой оборот банков Мирсалихова и Мансурова, сколько продаётся шёлка и покупается хлопка…
Рябинин почерпнул массу и других полезных сведений, но, когда их вместе с Ахмадом вызвали однажды к Фоменко и спросили, сколько патронов выпускает ежедневно эмирский завод в Аскар-Абаде, оба покраснели.
— Вот и мы не знаем, — сказал Фоменко. — А хорошо бы знать. — Потом подумал и добавил: — Получите явки, пароли. С нашими людьми будете встречаться в доме дядюшки Исмаила. Ахмад считает, что он вне подозрений. Нам важно знать, в каком состоянии находится армия эмирата, насколько она обеспечена оружием, где дислоцируются наиболее крупные подразделения. Обо всём этом вас проинформирует наш товарищ, который служит у эмира под видом белогвардейского офицера-инструктора.
Нужно узнать также, сколько в Бухаре афганцев, сколько людей у полковника Тысячникова. И хорошо бы ещё выведать: не вынырнул ли там господин Бейли? Жаль, что этого стервятника мы прозевали в Ташкенте. Пора вам, ребята, собираться в путь. Три дня на подготовку — и айда. До Кагана доберётесь поездом, а дальше прогуляетесь пешочком. Два студента возвращаются в своё родное медресе. Правдоподобно? То-то же. А гимнастёрочку тебе, Миша, придётся сменить на халат.
Так друзья оказались в Благородной Бухаре, у дымного мангала рабочего хлопкозавода Исмаила-ширинкора.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Бухара. Охотники на охотников
На станции Каган Бейли и его спутники сели в извозчичий экипаж. Потрясшись пару часов по кочковатой дороге Каган — Бухара, коляска с бывшим главой «британской миссии» через Самаркандские ворота въехала в город и стала медленно пробираться по захламлённым нечистотами улочкам.
Солнце золотило изразцовые купола мечетей, бросало жирные блики на гладь вонючих хаусов, путалось в разноцветных чалмах улемов и сыпанувших к вечеру из медресе, словно горох, безбородых мулла-бачей.
Неожиданно из-за поворота под звуки барабана вынырнул отряд нукеров его высочества и, загребая пыль носками разбитых сапог, затопал навстречу экипажу. Рослые, вислоусые джигиты в мундирах английского сукна дико таращили глаза, прижимая к груди огромные ружья. Рядом и чуть сбоку, похлопывая стеком по голенищу хромового сапога, шествовал афганский офицер. На его молодом лице была написана смертная скука.
— Послушайте, Камол, — проворчал Бейли, когда последний солдат скрылся из виду, — что за мушкеты у этих молодцов? Не кажется ли вам, что они ограбили театр оперетты?
Камол хихикнул:
— Последнее слово военной техники. Берданка системы «клыч». Производятся на заводе его высочества афганскими мастерами.
— И с этими берданками они собираются сокрушить Советы?
Камол хихикнул ещё добродушнее:
— Видите ли, господин майор, в этой стране всегда трудно понять намерения её правителей. В прошлом месяце, по моим сведениям, они получили от Малессона пять тысяч новеньких английских винтовок, но куда девался этот ценный груз — один аллах ведает. Тупчи-баши ничего не стоило спустить его за хороший бакшиш калтаманам Джунаид-хана.
Бейли ничего не возразил и только тихо выругался.
Увязая в арыках и мусорных ямах, экипаж с членами британской миссии» пробился, наконец, в северную часть города и здесь остановился у ворот просторного кирпичного дома русской постройки. Заскрипели ржавые петли, распахнулись ворота, и взору прибывших предстал офицер в полном парадном облачении, с бравой пехотной выправкой и глазами старого разбойника, которого неожиданно отослали на пенсию.
