Аленушкины сказки (сборник) - Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
– Отдай, отдай! – неистово пищали воробьи, летая над вороньим гнездом. – Что же это такое? Это разбой!..
Ворона шмыгнула в свое гнездо, и Канарейка с ужасом увидела, что она принесла в когтях мертвого, окровавленного воробышка.
– Тетенька, что вы делаете?
– Молчи… – прошипела Ворона.
У ней глаза были страшные – так и светятся… Канарейка закрыла глаза от страха, чтобы не видать, как Ворона будет рвать несчастного воробышка.
«Ведь так она и меня когда-нибудь съест», – думала Канарейка.
Но Ворона, закусив, делалась каждый раз добрее. Вычистит нос, усядется поудобнее куда-нибудь на сук и сладко дремлет. Вообще, как заметила Канарейка, тетенька была страшно прожорлива и не брезгала ничем. То корочку хлеба тащит, то кусочек гнилого мяса, то какие-то объедки, которые разыскивала в помойных ямах. Последнее было любимым занятием Вороны, и Канарейка никак не могла понять, что за удовольствие копаться в помойной яме. Впрочем, и обвинять Ворону было трудно: она съедала каждый день столько, сколько не съели бы двадцать канареек. И вся забота у Вороны была только о еде… Усядется куда-нибудь на крышу и высматривает.
Когда Вороне было лень самой отыскивать пищу, она пускалась на хитрости. Увидит, что воробьи что-нибудь теребят, сейчас и бросится. Будто летит мимо, а сама орет во все горло:
– Ах, некогда мне… совсем некогда!..
Подлетит, сцапает добычу и была такова.
– Ведь это нехорошо, тетенька, отнимать у других, – заметила однажды возмущенная Канарейка.
– Нехорошо? А если я постоянно есть хочу?..
– И другие тоже хотят…
– Ну, другие сами о себе позаботятся. Это ведь вас, неженок, по клеткам всех кормят, а мы все сами должны добывать себе. Да и так, много ли тебе или воробью нужно?.. Поклевала зернышек, и сыта на целый день.
…Лето промелькнуло незаметно. Солнце сделалось точно холоднее, а день короче. Начались дожди, подул холодный ветер. Канарейка почувствовала себя самой несчастной птицей, особенно когда шел дождь. А Ворона точно ничего не замечает.
– Что же из того, что идет дождь? – удивлялась она. – Идет-идет – и перестанет.
– Да ведь холодно, тетенька! Ах, как холодно!..
Особенно скверно бывало по ночам. Мокрая Канарейка вся дрожала. А Ворона еще сердится:
– Вот неженка!.. То ли еще будет, когда ударит холод и пойдет снег.
Вороне делалось даже обидно. Какая же это птица, если и дождя, и ветра, и холода боится? Ведь так и жить нельзя на белом свете. Она опять стала сомневаться, что уж птица ли эта Канарейка. Наверно, только притворяется птицей…
– Право, я самая настоящая птица, тетенька! – уверяла Канарейка со слезами на глазах. – Только мне бывает холодно…
– То-то, смотри! А мне все кажется, что ты только притворяешься птицей…
– Нет, право, не притворяюсь.
Иногда Канарейка крепко задумывалась о своей судьбе. Пожалуй, лучше было бы оставаться в клетке… Там и тепло и сытно. Она даже несколько раз подлетала к тому окну, на котором стояла родная клетка. Там уже сидели две новые канарейки и завидовали ей.
– Ах, как холодно… – жалобно пищала зябнувшая Канарейка. – Пустите меня домой.
Раз утром, когда Канарейка выглянула из вороньего гнезда, ее поразила унылая картина: земля за ночь покрылась первым снегом, точно саваном. Все было кругом белое… А главное – снег покрыл все те зернышки, которыми питалась Канарейка. Оставалась рябина, но она не могла есть эту кислую ягоду. Ворона – та сидит, клюет рябину да похваливает:
– Ах, хороша ягода!..
Поголодав дня два, Канарейка пришла в отчаяние. Что же дальше-то будет?.. Этак можно и с голоду помереть…
Сидит Канарейка и горюет. А тут видит – прибежали в сад те самые школьники, которые бросали в Ворону камнем, разостлали на земле сетку, посыпали вкусного льняного семени и убежали.
– Да они совсем не злые, эти мальчики, – обрадовалась Канарейка, поглядывая на раскинутую сеть. – Тетенька, мальчики мне корму принесли.
– Хорош корм, нечего сказать! – заворчала Ворона. – Ты и не думай туда совать нос… Слышишь? Как только начнешь клевать зернышки, так и попадешь в сетку.
– А потом что будет?
– А потом опять в клетку посадят…
Взяло раздумье Канарейку: и поесть хочется, и в клетку не хочется. Конечно, и холодно и голодно, а все-таки на воле жить куда лучше, особенно когда не идет дождь.
Несколько дней крепилась Канарейка, но голод не тетка, – соблазнилась она приманкой и попалась в сетку.
– Батюшки, караул!.. – жалобно пищала она. – Никогда больше не буду… Лучше с голоду умереть, чем опять попасть в клетку.
Канарейке теперь казалось, что нет ничего лучше на свете, как воронье гнездо. Ну да, конечно, бывало и холодно и голодно, а все-таки – полная воля. Куда захотела, туда и полетела… Она даже заплакала. Вот придут мальчики и посадят ее опять в клетку. На ее счастье, летела мимо Ворона и увидела, что дело плохо.
– Ах ты глупая!.. – ворчала она. – Ведь я тебе говорила, что не трогай приманки.
– Тетенька, не буду больше…
Ворона прилетела вовремя. Мальчишки уже бежали, чтобы захватить добычу, но Ворона успела разорвать тонкую сетку, и Канарейка очутилась опять на свободе. Мальчишки долго гонялись за проклятой Вороной, бросали в нее палками и камнями и бранили.
– Ах, как хорошо! – радовалась Канарейка, очутившись опять в своем гнезде.
– То-то хорошо. Смотри у меня… – ворчала Ворона.
Зажила опять Канарейка в вороньем гнезде и больше не жаловалась ни на холод, ни на голод. Раз Ворона улетела на добычу, заночевала в поле, а вернулась домой – лежит Канарейка в гнезде ножками вверх. Сделала Ворона голову набок, посмотрела и сказала:
– Ну, ведь говорила я, что это не птица!..
8
Умнее всех
Индюк проснулся, по обыкновению, раньше других, когда еще было темно, разбудил жену и проговорил:
– Ведь я умнее всех? Да?
Индюшка спросонья долго кашляла и потом уже ответила:
– Ах, какой умный… Кхе-кхе!.. Кто же этого не знает? Кхе…
– Нет, ты говори прямо: умнее всех? Просто умных птиц достаточно, а умнее всех – одна, это я.
– Умнее всех… кхе! Всех умнее… Кхе-кхе-кхе!..
– То-то.
Индюк даже немного рассердился и прибавил таким тоном, чтобы слышали другие птицы:
– Знаешь, мне кажется, что меня мало уважают. Да, совсем мало.
– Нет, это тебе так кажется… Кхе-кхе! – успокаивала его Индюшка, начиная поправлять сбившиеся за ночь перышки. – Да, просто кажется… Птицы умнее тебя и не придумать. Кхе-кхе-кхе!
– А Гусак? О, я все понимаю… Положим, он прямо ничего не говорит, а больше все молчит. Но я чувствую, что он молча меня не уважает…
– А ты не обращай на него внимания. Не стоит… кхе! Ведь ты заметил, что Гусак глуповат?
– Кто же этого не видит? У него на лице написано: глупый гусак, и больше ничего. Да… Но Гусак еще ничего, – разве можно сердиться на глупую птицу? А вот Петух, простой самый Петух… Что он кричал про меня третьего дня? И еще как кричал – все соседи слышали. Он, кажется, назвал меня даже очень глупым… Что-то в этом роде вообще.
– Ах, какой ты странный, – удивлялась Индюшка. – Разве ты не знаешь, отчего он вообще кричит?
– Ну, отчего?
– Кхе-кхе-кхе… Очень просто, и всем известно. Ты – петух, и он – петух, только он совсем-совсем простой петух, самый обыкновенный петух, а ты – настоящий индейский, заморский петух, – вот он и кричит от зависти. Каждой птице хочется быть индейским петухом… Кхе-кхе-кхе!..
– Ну, это трудненько, матушка… Ха-ха! Ишь чего захотели. Какой-нибудь простой петушишка – и вдруг хочет сделаться индейским, – нет, брат, шалишь!.. Никогда ему не бывать индейским.
Индюшка была такая скромная и добрая птица и постоянно огорчалась, что Индюк вечно с кем-нибудь ссорился. Вот и сегодня, не успел проснуться, а уж придумывает, с кем бы затеять ссору или даже и драку. Вообще самая беспокойная птица, хотя и не злая. Индюшке делалось немного обидно, когда другие птицы начинали подсмеиваться над Индюком и называли его болтуном, пустомелей и ломакой. Положим, отчасти они были и правы, но найдите птицу без недостатков! Вот то-то и есть! Таких птиц не бывает, и даже как-то приятнее, когда отыщешь в другой птице хотя самый маленький недостаток.
