Милый недруг - Уэбстер Джин (серия книг .TXT) 📗

Я знаю, что в этом письме ни слова твоих излюбленных новостей. Но сейчас отвратительный час, сумерки сырого ноябрьского дня, и я в мерзком настроении. Ужасно боюсь, что я начинаю превращаться в грымзу, а Бог свидетель — у Гордона вполне достаточно скверного характера для одной семьи! Не знаю, до чего мы дойдем, если я не сохраню благоразумной, невозмутимой, бодрой натуры.

Неужели ты действительно решила поехать с Джервисом на юг? Я понимаю (до некоторой степени), что нелегко расстаться с мужем, но мне кажется немного рискованным везти такую юную дочь в тропики.

Дети играют в жмурки в нижнем коридоре. Пожалуй, я пойду и поиграю с ними, чтобы улучшить свое настроение прежде, чем снова взяться за перо.

A bientot [41]!

Салли.

P.S. Ноябрьские ночи стали довольно прохладными, и мы готовимся к переезду из лагеря в дом. Наши индейцы — весьма избалованные юные дикари. Они спят с грелками и укрываются двойными одеялами. Мне очень жаль, что лагеря больше не будет, он много сделал для нас. Наши парнишки будут теперь крепкими и выносливыми, как канадские трапперы.

20-е ноября.

Дорогая Джуди!

Твоя материнская заботливость просто трогательна, но я совсем не думала того, что говорила. Разумеется, вполне безопасно перевезти Джуди-младшую в те умеренно-тропические страны, которые омывает Карибское море. Она будет процветать везде, разве только ты посадишь ее на самый экватор. И ваша вилла в тени пальм, овеянная морским ветерком, с холодильником в патио и английским врачом по ту сторону бухты, точно создана для младенцев.

Протестовала я из чисто эгоистических соображений. Подумай, как мы с Джон-Грайером будем тосковать по тебе эту зиму! Хорошо иметь мужа, который занят такими живописными делами, как финансирование железных дорог и обработка асфальтовых озер, каучуковых рощ и лесов красного дерева! Мне бы хотелось, чтобы и Гордон заинтересовался этими поэтичными странами, романтические перспективы возбудили бы во мне более животрепещущий интерес. Вашингтон кажется ужасно банальным в сравнении с Гондурасом, Никарагуа и Карибскими островами. Я приеду пожелать вам счастливого пути.

Addio!

Салли.

24-е ноября.

Милый Гордон!

Джуди переехала в город и уезжает через неделю на Ямайку, где устроит штаб-квартиру на время, пока Джервис будет разъезжать, то есть плавать по своим забавным новым предприятиям. Не могли ли бы Вы заняться торговлей в южных морях? Мне кажется, я охотнее оставила бы свой приют, если бы Вы предложили мне взамен что-нибудь более романтичное. И подумайте только, каким красивым Вы были бы в белом парусиновом костюме! Мне кажется, я осталась бы влюбленной в мужчину почти навсегда, если бы он постоянно одевался в белое. Вы не можете себе представить, как мне недостает Джуди. Без нее в вечерах — ужасная дыра. Не можете ли Вы поскорее заехать на денек? Я думаю. Ваш вид развеселил бы меня, а я последнее время в непролазном мраке. Знаете, милый, я люблю Вас гораздо больше, когда Вы тут, перед моими глазами, чем когда мне приходится думать о Вас на расстоянии. Когда я Вас долго не вижу. Ваше очарование немного изнашивается, но стоит Вам появиться, как оно возвращается с новой силой. Вас уже давно, давно не было; поэтому, пожалуйста, приезжайте поскорее и обворожите меня заново!

С.

2-е декабря.

Дорогая Джуди!

Помнишь ли ты, как мы с тобой в колледже, мысленно устраивая свою будущность, всегда направляли наши фантазии на юг? И подумать только, что твои мечты сбылись, и ты действительно плаваешь вокруг этих дивных островов! Испытывала ли ты хоть раз за всю твою жизнь такое радостное волнение (не считая двух-трех случаев, связанных с Джервисом), как в то утро, когда ты поднялась на палубу и увидела, что вы стоите на якоре, а вода такая синяя, пальмы такие зеленые и берег такой белый?

Помню, как я в первый раз проснулась в этой гавани и почувствовала себя настоящей оперной героиней, окруженной неправдоподобно-красивыми декорациями. Ничто в моих четырех поездках в Европу не восхищало меня так, как странные зрелища, запахи и вкусы трех теплых недель, семь лет тому назад. С тех пор я только и мечтаю снова поехать туда. Когда я начинаю думать об этом, я с трудом могу проглотить нашу неинтересную пищу; мне хочется, чтобы мой обед состоял из сои, мангуста и томатов. Не странно ли? Можно подумать, что в моих жилах течет креольская, испанская или еще какая-нибудь теплая кровь, а между тем я всего-навсего зябкая помесь английского с ирландским и шотландским. Может быть, потому-то меня и манит юг. Пальма мечтает о сосне, а сосна — о пальме [42].

Распростившись с вами, я вернулась в Нью-Йорк, снедаемая жаждой странствий. Мне тоже захотелось отправиться в путешествие в новой синей шляпе и новом синем костюме, с большим букетом фиалок в руке. Целых пять минут я готова была с легким сердцем променять Гордона на широкий мир, полный приключений и возможностей. Ты, может быть, скажешь, что они не так уж несовместимы, Гордон и широкий мир, но я никак не могу проникнуться твоей точкой зрения на мужей. Я смотрю на брак, как, вероятно, смотрят на него мужчины, это хорошее, разумное, будничное установление, которое ужасно стесняет личную свободу. Мне кажется, стоит только выйти замуж (или жениться), как жизнь сразу станет пресной. Нет больше непредвиденных приключений, романтических возможностей, подстерегавших тебя за каждым углом.

Я открыла скандальную истину: одного мужчины мне маловато. Я люблю разнообразие ощущений, которое может дать только разнообразие мужчин. Боюсь, что я провела слишком флиртующую юность, и мне нелегко остепениться.

Мое перо сегодня очень непоследовательно. Но вернемся к нашей теме; простившись с вами, я вернулась на пароме в Нью-Йорк с ужасным ощущением душевной пустоты.

После наших уютных, болтливых трех месяцев мне очень трудно делиться с тобой своими невзгодами через континент. Мой паром проскользнул под самым носом вашего парохода, и я ясно видела тебя и Джервиса, наклонившихся над бортом Я неистово махала вам, но вы и глазом не моргнули. Ваш взор был направлен в тоске по родине на верхушку самого высокого небоскреба.

Вернувшись в Нью-Йорк, я отправилась в универсальный магазин сделать кой-какие покупки. Когда я вертелась в турникете, в противоположную сторону вертелась — ну, как ты думаешь, кто? — Елена Брукс! Мы провозились целый век, пока нам удалось подойти друг к другу; я пыталась выйти, она — снова войти. Я уже думала, что мы так и будем вечно вертеться. Но в конце концов мы сошлись и пожали друг другу руки. Она любезно помогла мне выбрать пятнадцать дюжин чулок, пятьдесят шапок и свитеров и двести combines [43], а потом мы болтали всю дорогу по 52-й улице, где позавтракали в женском университетском клубе.

Елена мне всегда нравилась. Она не очень красива, зато положительна и надежна. Помнишь, как она взялась за устройства торжеств на последнем курсе и наладила все после того, как Мильдред все перепутала и испортила? Как ты думаешь, не подошла бы она мне в преемницы? При мысли о преемнице меня обуревает ревность, но все-таки придется посмотреть этому в глаза.

— Когда ты видела в последний раз Джуди Аббот? — сразу спросила Елена.

— Пятнадцать минут тому назад, — ответила я. — Она только что отчалила к испанским островам с мужем, дочерью, няней, горничной, лакеем и собакой.

— Симпатичный у нее муж?