Трофейная банка, разбитая на дуэли - Крапивин Владислав Петрович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Девочка не услышала. Знай махала правой рукой и старательно толкалась коньками, изредка спотыкаясь на ровном льду.
Лодька пустился следом. Увеличил, как мог скорость, сократил расстояние метров до двух:
— Эй!..
Она не обернулась. Конечно, следовало крикнуть громче и не "эй", а "девочка, подожди!" Но слово "девочка" произносить вслух Лодька стеснялся. И в мужской школе номер двадцать пять, и в "герценской" компании считалось, что оно из словаря чересчур культурных и воспитанных деток. Говорили "девчонки", а то и "девки" (а как говорил Бахрюков с прихлебателями, тошно даже вспоминать). Не кричать же "девка, стой!"
— Эй, подожди!
Но она думала, наверно, что это не ей. И слишком старалась сохранять равномерность движений. Это очередной раз не удалось. Девочка споткнулась, сбила скорость, и Лодька сходу обогнал ее. А потом развернулся и поехал спиной вперед. Получилось это неожиданно ловко, даже с некоторой лихостью. Лодка заскреб коньком по льду, затормозил. И она затормозила (правда без лихости). И оказались они в метре друг от друга, лицом к лицу.
Кажется, девочка испугалась. Взметнула светлые, сильно загнутые ресницы, округлила рот...
Лодька сразу сказал:
— Это твоя? — и протянул варежку.
— Ой... да... Спасибо... — Взяла варежку голыми длинными пальцами. Чуть улыбнулась и виновато сморщила переносицу. Нос у нее был загнут верх, словно брал пример с ресниц — такой забавно курносый. А на лбу — тоже сильно загнутые светлые прядки. Они торчали из-под края вязаной шапочки серо-желтого цвета. Вернее, это был подшлемник. Раньше такие подшлемники надевались под зимние буденовки. Но те остроконечные шлемы в армии исчезли еще в начале войны, да и у любителей военной романтики, даже у мальчишек, они теперь почти не встречались. А подшлемники по-прежнему были в ходу. Удобная вещь: можно натянуть полностью, тогда закрыты от холода уши, щеки, подбородок, а если тепло — подворачивай вверх, и получается обычная шапочка. Такая, как на девочке...
Все это Лодька отметил про себя за секунду, машинально. А главная мысль была: что делать дальше?
Здравый смысл подсказывал, что следует буркнуть: "Больше не теряй... Пока...", и ехать своим путем, наращивая дистанцию. Но тогда случилось бы... что ничего не случилось. А зачем же оказалась на льду варежка, похожая... да, похожая на потерянное и озябшее маленькое сердце. (Сравнение, от которого можно покраснеть не хуже этой варежки, но... ведь правда похожая.)
Девочка вдруг сказала:
— Я уже не первый раз теряю... Карманы такие тесные... — Она, согнув на бок голову, старательно затолкала варежку за пазуху.
"Ты похожа на революционерку с красным бантом", — чуть не сказал Лодька. Но не решился и спросил (дурацким взрослым тоном):
— А зачем ты их прячешь? Холодно ведь с голыми руками...
Она воскликнула, словно обрадовалась:
— Ни капельки! У меня руки всегда горячие... — И опять сморщила переносицу. И объяснила с дурашливой сердитостью: — А свободными пальцами легче хвататься за воздух...
— Во как... — озадаченно отозвался Лодька. — А зачем за него хвататься-то?
— Чтобы не упасть, конечно...
— И... помогает? — решился на новый вопрос Лодька.
— Ох, не знаю... Но ведь больше не за что. А катаюсь я плохо...
Лодька решился на маленькую лесть:
— По-моему, нормально.
— Нет, скверно, — со вздохом сказала девочка. — Я еще не привыкла в ботинках. Мне их купили неделю назад. А раньше каталась в валенках, как ты...— И она быстро глянула на Лодькины ноги, а потом скользнула по нему взглядом вверх, до шапки. Словно вдруг спохватилась: "С какой стати я рассуждаю о своих делах с незнакомым мальчишкой? Неизвестно, кто он такой!"
А Лодька тут же как бы глянул на себя ее глазами: в самом деле — кто такой? И какой?
Ну и что? Скорее всего, выглядит, как нормальный семиклассник. Не какая-нибудь шпана с Бабарынки. Валенки, правда, расхлябанные, а все остальное — "вполне"... Ватничек ладный такой, сшитый в талию (спасибо маминой знакомой Ирине Тимофеевне) и не военно-полевого цвета, а из синей бязи и к тому же с латунными морскими пуговицами от старого папиного кителя. И новая суконная ушанка — совсем не то "воронье гнездо", что в прошлом году, аккуратная такая, "ухи" ладно подвязаны на макушке...
Слова девочки, что еще недавно она ездила на коньках с валенками, пришлись Лодьке по сердцу. Сразу как бы уровняли ее и его. И он признался с небрежной откровенностью, словно знакомой:
— А я никогда еще на ботинках не ездил. Все денег не наскребем...
— Зато ты держишься на коньках прочно, — похвалила девочка. Похоже, что всерьез.
— Ох уж! Тоже спотыкаюсь. Я на катке раньше мало бывал, мы с ребятами чаще на лыжах, в логу...
— Страх какой! Я один раз попробовала съехать с горы, больше меня никто не заставит... Там ведь за воздух цепляться бесполезно... — И засмеялась тихонько.
А Лодька проговорил серьезно:
— Здесь тоже бесполезно... если одной рукой.
— Но я же не могу двумя! Валенки же...
— А почему не сдала в гардероб?
— Там их просто так не берут, только вместе с одеждой, а мне сдавать нечего...
— Дурацкие правила, — посочувствовал Лодька. Сам он сроду не пользовался на катке гардеробом.
— Да... — кивнула девочка.
Их объезжали и с досадой оглядывались: чего, мол, точите на дороге!
— Надо ехать, — спохватился Лодька.
— Ох, да...
И тогда он, как бы прыгая на новую ступеньку смелости, предложил:
— Вот что... Если хочешь, хватайся за воздух двумя руками, а валенки дай мне... Да не бойся, я не сбегу с ними, чтобы завтра продать на толкучке...
Она тут же засмеялась, охотно так, будто ждала от мальчишки чего-то такого, веселого. Но заспорила:
— Тебе же неловко будет...
— Нормально будет. А ты... можешь даже не за воздух, а за мой локоть. Обеими руками... — Лодька решительно взял ее валенки, а локоть оттопырил кренделем.
— Ой... — сказала девочка. — Но ухватилась сразу, без капризов. И они толкнулись вместе и поехали, стараясь, чтобы получалось в ногу. И ловко набрали скорость. А девочкины руки на локте были почти неощутимы, словно весу в ней, как в корзинке со стружками.
Парок от их дыхания смешивался в одно облачко и улетал назад.
Через четверть круга Лодька осторожно спросил:
— Ну и как?
— Хорошо... Гораздо лучше, чем воздух, — коротко посмеялась девочка. — Только знаешь что...
— Что?
— Давай просто рука за руку? Будет, наверно, удобнее...
— Давай! — Лодька стряхнул с правой ладони рукавицу и сунул в карман.
Ладонь девочки и правда оказалась очень теплой. Будто лишь сейчас от печки. И тепло это разошлось по Лодьке, по каждой клеточке. А динамики разносили очень подходящую песню:
И еще:
Школьные дни были не давние, а нынешние, вот они. И догонять никого не приходилось — скользили рядышком, рука в руке. Но настроение было именно такое. И в этом настроении конечно же пришло время для законного вопроса:
— Тебя как зовут? — выдохнула очередной парок девочка.
— Лодька... Или Лодя... Это сокращенно. Но не от "Володя", а от "Всеволод"...
— Хорошее имя...
— Обыкновенное... — (А коньки — дзынь, дзынь...)
— Не такое уж обыкновенное. Не как Вова или Шурик...
В ладони девочки толкалась быстрая жилка. Лодька молчал. И, конечно, в его молчании также был вопрос.
— У меня тоже... не совсем обычное имя...— наконец выговорила она в ритме плавных конькобежных шагов.
— Какое?
— Стася... А полное — Станислава...
Это и правда было необычно.
