Где твой дом? - Воронкова Любовь Федоровна (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Сегодня Григорий по-новому взглянул на потемневшие стены этой бревенчатой кухни, на большую русскую печь, на широкие половицы с темными щелями и чечевицами сучков… Как-то понравится все это Жене, когда она войдет сюда, захочет ли она остаться в бабушкиной избе? Ведь она привыкла, чтобы в ее окне светило солнце и чтобы розы цвели у террасы!
«Если любит — все понравится», — решил он.
Да и почему бы его дом мог ей не понравиться? Арсеньев прошел в горницу, где на окнах цвели герани, стояли книги на полках и вдоль половиц лежали веселые полосатые — желтые с голубым — дорожки. Может, его спальня покажется ей душной и тесной — узенькая комнатка за печкой, где стоит раскладушка с лампочкой у изголовья!
Да и бабушкин уголок не лучше: кровать под лоскутным одеялом да табуретка. Раньше еще висели над ее кроватью иконы. Григорий, как во сне, помнит тихое, дремотное сияние синей лампадки, озаряющей темный лик бога. А потом, когда отца убили на войне, а мать умерла от нервной горячки и, как говорили люди, от горя, бабушка тут же, при нем, сняла эту икону и расколола ее в щепки большим косарем, которым щиплют лучину…
Григорий ходил по избе — и слышал рядом шаги, легкие Женины шаги… Неужели это все-таки правда, что Женя войдет в его дом? Войдет и останется здесь. И где бы ни была она целый день, куда бы ни ходила, какие бы дела ни делала — вечером она непременно снова придет сюда… Григорию стало нечем дышать — так огромно было его счастье.
Бабушка Софья, убрав со стола, сидела, сложив руки, и следила за ним острыми, внимательными глазами. Она ждала.
Григорий подошел и сел против нее к столу.
— Бабушка, я решил жениться. Что ты скажешь на это?
У бабушки дрогнула нижняя губа, как перед плачем, но лицо осветилось радостью.
— Давно бы… Давно бы пора. Я уж и ждать перестала. Неужто, думаешь, легко на тебя глядеть, на бобыля?
Бабушка утерлась концом фартука и подняла на него влажные, сразу подобревшие глаза.
— Кого же?.. — спросила она, а в голосе ее слышалось: «Разглядел ли на этот раз, что за человек она? Не станется ли, как уже было?»
— Нет, бабушка, не бойся. Это совсем другой человек. Я с первого дня знаю ее, как тут живу. Это, бабушка, Женя Каштанова.
Бабушка глядела, словно не понимая, что он сказал.
— Да, да, Женя Каштанова! — торжествуя, повторил он. — Нашего директора дочь, бабушка.
У бабушки потемнело лицо.
— Что с тобой? Она тебе не нравится?
— Да пойдет ли? Барышня ведь она. И — слышала я — за Пожарова ее хотят.
— Мало ли что хотят. А она за меня хочет.
Но бабушка, сдвинув брови, покачала головой.
— А как с ним-то… с Каштановым-то ладить будешь? И сейчас друг друга на дух не принимаете.
— А мне не с ним жить, бабушка.
Долго горел огонь в эту ночь в доме Арсеньевых. Григорий думал и передумывал, как и где будут они жить с Женей. Если останется здесь — хорошо. А если не понравится — придется искать квартиру…
А бабушка Софья все тихонько сетовала:
— Мало ли девок в совхозе? И хорошие есть, и работящие. Так вот нет — Каштанову ему нужно. Уж и не молоденький, а разуму все нет.
Вдруг у бабушки Софьи появилась надежда:
— Гриша… А Гриш!
— Что, бабушка?
— А отдаст ее за тебя директор-то?
— А я и спрашивать не буду.
— Так, значит, не говорил с ним? Ну, тогда все это пока еще вилами на воде писано.
— Как это — вилами на воде? Мы с Женей решили. Чего ж еще? Сейчас не старое время, бабушка, чтобы жить по приказу отца.
— Так-то оно так, а все-таки — отец.
Бабушка немного успокоилась. Зато начал волноваться Григорий. Как это он так скоро и так просто все решил? Каштанов Жене действительно «все-таки отец». Как можно так полагаться на ее слово? Ей за него дома надо будет выдержать большую борьбу — выдержит ли? У Каштанова характер жесткий. А там еще и мать…
Григорию стало тяжело и тревожно. Все закачалось, заколебалось. Счастье, которое, казалось, уже вошло в его дом, вдруг обернулось миражем. Хоть бы утро скорее, чтобы увидеться с Женей и убедиться, что она по-прежнему любит и ждет, решение ее не изменилось.
«Да, надо как-то ладить с этим человеком, — внушал себе Григорий. — Надо помягче. Да и что мы за враги такие? Из-за чего нам враждовать? Кривая у него душа, это верно. Но ведь можно и по-хорошему объясниться, не обязательно с бранью! Я ведь тоже бываю не совсем прав… Спорю, требую. А он не привык».
И Григорий дал себе слово наладить отношения с Каштановым. Ну, если и слукавит иногда человек… Что ж! Все не святые.
Так он решил ночью. Это решение его успокоило — все будет мирно, все будет хорошо. Можно же иногда чем-то поступиться — ну, хотя бы ради Жени. Ради его и ее счастья.
Григорий никак не мог предполагать, что не пройдет и недели, как они рассорятся с Каштановым чуть ли не на всю жизнь.
Из областной газеты приехал корреспондент. Он интересовался и полями и фермами. Но главное, что ему было нужно, — написать о Вере Грамовой как о передовой работнице области.
Корреспондент — худощавый, рябоватый, очень подвижной и словоохотливый — направился было к парторгу. Но Анны Федоровны не было — уехала на полевой стан.
Корреспондент прошел в контору, к директору. У директора, как всегда, толпился народ, но он отложил все дела и принял работника газеты, приветливо улыбаясь.
— Хозяйство покажу с удовольствием, — сказал Савелий Петрович, — а вот насчет Веры… тут у вас, товарищ, ничего не выйдет.
Корреспондент удивился:
— А что такое? Почему?
— Нет у нас больше передовой работницы Веры Грамовой!
— Как? Уехала?
Савелий Петрович усмехнулся:
— Куда там уехала! Сидит на своем птичнике. Да только не ударница она теперь. Все обязательства свои провалила.
Корреспондент вынул из портфеля блокнот и принялся писать.
— Так что же — завышенные обязательства взяла?
Савелий Петрович пожал плечами:
— Да как сказать? Возможно, для нее это было не по силам…
— Так что же она, своих сил не рассчитала?
— Видно, что так.
— Да, это бывает! — Корреспондент разговаривал и строчил в блокноте. — Не первый случай. Закружится голова от успехов — и впадает человек в азарт. А вам бы остановить ее не мешало…
— Хм!.. Останавливали. Предупреждали. Но сами знаете: «Я знатный человек, мне не перечь!» А теперь вот вместе с ней краснеть приходится.
Корреспондент уехал. А дня через два в газете появилась заметка. Арсеньев, разбирая газеты, сразу увидел ее.
«Обманутые ожидания». Разговор с директором совхоза «Голубые озера» С. П. Каштановым».
Арсеньев, не веря глазам, еще раз прочитал заголовок.
Что такое, о чем?
«…Мы предупреждали т. Грамову, что обязательства, которые она берет, невыполнимы. Но т. Грамова не хотела слушать никаких советов благоразумия…»
— Что?! Он ее предупреждал? Ну, уж это слишком…
«…И хотя мы всячески обеспечили и кормами и вниманием т. Грамову, она все-таки, как и следовало ожидать, своих обязательств выполнить не смогла…»
Арсеньев позвонил Анне Федоровне. Голос ее глухо и печально отозвался в трубке:
— Ты что, насчет заметки небось?
— Да. Я хочу знать, как вы смотрите на эту ложь. Он ее предупреждал. Это он-то!.. Вы же сами рассказывали, как он подбадривал!
— Не кричи, — остановила его Анна Федоровна. — Криком не поможешь.
— Но что-то надо же сделать! Зачем же все сваливать на Веру, разве это честно?! А вы еще боитесь слово ему сказать…
Тут Арсеньев почувствовал, что кричит он все это в пустоту — Анна Федоровна положила трубку.
— Ах вот как, стало неприятно слушать.
Он отдал ключи от клуба уборщице и поспешил на шоссе. Там постоянно идут грузовые машины — Арсеньев должен был немедленно попасть в партком.
Анна Федоровна, увидев его, не удивилась.
— Так и знала, — сказала она, убирая в папку какие-то бумаги. — Примчался. Ну, а что делать-то — опровержение писать, что ли?
