Мой внутренний Элвис - Шерер Яна (библиотека книг .txt) 📗
Как уютно. Я приношу стул из приемной в конце коридора, сажусь у носилок Нелли и держу ее руку. Нелли улыбается, потом отворачивает голову и закрывает глаза. Секунду я думаю, что она снова потеряла сознание, но потом слышу знакомый храп.
— Что с ней?
Передо мной возникает врач в белом халате. Нелли открывает глаза. Я протягиваю врачу руку:
— Антье Шрёдер.
Врачу приходится с трудом высвободить свою из кармана халата, он коротко и вяло пожимает мою руку и говорит «Майерс». Кажется, ему всего восемнадцать. Я рассказываю, как могу, что случилось с Нелли, он измеряет ей давление, светит в глаза, ощупывает живот и достает из кармана шприц, чтоб взять у Нелли кровь на анализ.
— Типичный случай гипервентиляции, — говорит он мне, и это значит, что в крови слишком много кислорода, кровь быстро окисляется, и организм защищается от этого обмороком, чтоб остановить новый приток кислорода.
Потом врач говорит, что придет еще, когда будут готовы результаты анализов.
Я вспомнила, как иногда говорила о Кларе: «Вот она гипервентилируется», когда та бесилась. Клара тогда становилась совсем бешеная, хотя мы и понятия не имели, что такое настоящая гипервентиляция.
Теперь-то я знаю.
Врач приходит час спустя, и Нелли уже спит.
— Всё в порядке, — говорит он, — с медицинской точки зрения всё нормально.
Я спрашиваю у него, почему же Нелли тогда было так плохо.
— У нее стресс? — спрашивает врач.
Я киваю.
— Из-за беременности.
Врач внимательно глядит на меня.
— Ее мать беременна?
— Нет, она сама беременна.
Врач читает что-то в своих записях и качает головой.
— Нет, она не беременна. Мы обычно сразу проверяем это по анализу крови.
Потом он пожимает мне руку, говорит, что сейчас придет медсестра, которая запишет данные Нелли для счета, а завтра утром ее выпишут. Он уходит, а я смотрю на спящую Нелли и не знаю, что и думать. Неужели она придумала эту беременность? Или просто врач попался неопытный? Но ведь тест на беременность не бог весть как труден.
Нелли стонет и переворачивается на бок. Мне до зарезу хочется просто удрать, просто побыть одной. Но потом Нелли шепчет: «Антье», и я беру ее руку.
— Все в порядке, — говорю я, — ты здорова. Сейчас придет медсестра и запишет твое имя, а утром нам можно будет уйти.
Нелли вдруг широко раскрывает глаза.
— Мое имя? Антье, они же сразу позвонят моим родителям!
И это правда.
Нелли садится. Трубка от иглы к капельнице качается.
— Осторожнее!
Но Нелли не хочет быть осторожной.
— Нам надо бежать. Сейчас же!
Я пробую уложить ее на носилки.
— Мы не можем уйти, ты только что была без сознания!
— Но ты сказала, что я здорова!
— Да, но…
— Это надо убрать.
Нелли тянет пластырь, которым игла крепится к руке.
Мне плохо. Если так пойдет дальше, то уже мне придется лечь на носилки, а она сможет сидеть рядом. Нелли почти сняла пластырь.
Мимо идет медсестра, и я хватаюсь за ее халат. Она останавливается и недовольно глядит на меня.
— Что там у вас?
Я указываю на руку Нелли и говорю, что врач собирался прислать медсестру, чтоб убрать иглу, но никто пока не пришел. Сестра кивает, вытаскивает иглу из руки Нелли и идет дальше. Стоит ей завернуть за угол, как Нелли сползает с носилок.
Ее ноги касаются пола, и она тут же падает назад, едва удерживаясь на носилках.
— Вот видишь, — хочу сказать я, но вместо этого только поддерживаю ее, пока она встает, пошатываясь, достаю из груды вещей ее куртку, засовываю Элвиса в рюкзак, закидываю его на плечо, на живот привешиваю рюкзак Нелли, беру в руку гитару, под руку — Нелли и иду.
А она, покачиваясь, идет рядом.
15
Снаружи как раз восходит солнце, небо стало совсем алым — а мы стоим перед больницей.
Нелли всем телом висит на моей руке. Сколько я смогу ее продержать? Куда нам идти?
Я вдруг понимаю, что это настоящее безумие — побег из больницы. Нелли в таком состоянии, что точно не сможет отправиться в путь, у нее не получится самостоятельно пройти и трех метров. А до шоссе не меньше мили.
— Вам помочь? — перед нами человек с безумными красными волосами, одетый в больничную униформу.
— Да, — говорю я.
Он смотрит на меня.
— Чем же вам помочь?
Я уже хочу сказать ему, что мою подругу отпустили из больницы, а у ее отца сломалась машина и он не может приехать за нами, как Нелли выдает:
— Нам обязательно надо попасть в Грейсленд, у моей подруги там сегодня свидание с Элвисом Пресли.
Мужчина кивает.
— Я как раз еду в Мемфис. Могу подбросить вас. Подождите здесь, я подгоню машину.
Он уходит, а я смотрю на Нелли. Но она просто глядит перед собой с полуоткрытым ртом и молчит. К нам подъезжает огромный белый катафалк. Из окна катафалка машет рукой красноволосый человек.
— Залезайте!
Я отступаю на шаг.
— Это же труповозка!
Нелли тянет меня к машине.
— Ну какая разница, главное, что эта труповозка едет в Мемфис!
Мужчина выходит из машины, берет наши рюкзаки и гитару, открывает багажник и забрасывает их внутрь.
Если там внутри труп, я ни за что не притронусь к ним больше.
— Залезай! — красноволосый открывает переднюю дверь и приглашающим жестом указывает внутрь.
Нелли садится. Я карабкаюсь за ней.
Сидя впереди, можно почти забыть, что сидишь в катафалке.
Рядом с водителем полно места для нас с Нелли, нам обеим можно даже пристегнуться. Мужчина заводит мотор и трогается с места. Только на шоссе, когда Нелли храпит на моем плече, я решаюсь спросить его:
— А там внутри кто-нибудь есть?
Мужчина кивает. Мне совсем худо.
— А где наши вещи?
Он смеется и говорит, что там, сзади, есть отделение для венков и туда-то он и положил их.
А потом спрашивает меня, противны ли мне мертвые.
Я раздумываю. Собственно говоря, я ни разу не видела настоящего мертвеца, откуда же мне знать, противны они мне или нет?
— Все это как-то… неестественно, — говорю я.
Мужчина смеется еще пуще.
— Как раз это — самая естественная вещь в мире.
А потом добавляет: мы все мертвецы, только пока еще живые.
— Будущие мертвецы.
Я смотрю на него. Что он имеет в виду? Не хочет ли он сказать, что скоро превратит нас в мертвецов? Но он выглядит так безобидно в белой больничной униформе, с рыжими волосами на руках. Но вот то, что он так запросто поверил в байку про Элвиса, это странно. Я спрашиваю, верит ли он в то, что у меня свидание с Элвисом.
Он смеется. Вообще, для водителя труповозки он что-то подозрительно смешлив. И он очень симпатичный, когда смеется, на щеке, которую мне видно, у него сразу появляется ямочка.
— Это ж вовсе неважно, верю ли я — главное, что ты в это веришь.
Гм. Загадочный ответ.
А потом он говорит, что его девиз по жизни: живи сам и дай жить другим. Я едва удерживаюсь от саркастического замечания. Он говорит и говорит. Женщина там, сзади, ей было 88, она жила в доме для престарелых в Луисвилле. А теперь он везет ее в Мемфис, потому что она хотела быть похороненной в родном городе.
— Она была совсем одна, дети ее почти не навещали. Но уже скоро она встретится с родителями.
Я смотрю на дорогу и думаю, что буду навещать маму и папу в доме для престарелых. Или маму, Тони и папу. А потом кладу голову Нелли на плечо и засыпаю.
— Просыпайтесь!
Я открываю глаза.
Снаружи так туманно, что почти ничего не видно. Смотрю на часы. 11 часов утра? Так темно, что мне кажется, сейчас 11 вечера.
Мы едем по замызганной улице, застроенной низкими темными кирпичными домами, увешанными потухшей неоновой рекламой.
— Это Бил-стрит!
— Точно?
— Совершенно точно, — мужчина указывает куда-то вперед.
Там, на зеленом указателе, значится: Бил-стрит. Значит, это и вправду она.
