Энн в Грингейбле - Монтгомери Люси Мод (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Голова почти прошла. Вот после обеда болела ужасно. Эта мигрень совсем меня замучила, и приступы делаются все чаще. Придется сходить к доктору. А твоя болтовня — да нет, от нее у меня голова не болит. Я к ней как-то привыкла.
Не могла же она в самом деле признать, что болтовня Энн ее забавляет.
Глава двадцать шестая
ЛИЛЕЙНАЯ ДЕВА И ЕЕ СПАСИТЕЛЬ
— Конечно, тебе надо быть Элейн, Энн, — сказала Диана. — У меня просто смелости не хватит пуститься вниз по течению на плоскодонке.
— И у меня тоже, — добавила Руби Джиллис. — Я согласна плавать на ней вдвоем или втроем, и сидя. Но лечь на дно и притвориться мертвой — нет, этого я не могу. Я умру от страха.
— Конечно, это очень романтично, — признала Джейн Эндрюс. — Но я просто не смогу лежать не шевелясь. Я буду все время подскакивать, чтобы посмотреть, где я и не занесло ли меня слишком далеко. И получится уже совсем не то, Энн.
— Но мои рыжие волосы Элейн тоже не подходят. Я не боюсь плыть по течению, притворяясь мертвой, и мне ужасно хочется изображать Элейн. Но куда мне, с рыжими-то волосами? Элейн должна изображать Руби — у нее такое нежное личико и такие чудесные белокурые волосы. Помните, как у Теннисона: «Золотистые кудри рассыпались по плечам»? Элейн была Лилейная дева. Рыжая девочка не может быть Лилейной девой.
— Ну, предположим, цвет лица у тебя не хуже, чем у Руби, — убеждала ее Диана, — а волосы, после того как ты постриглась, стали гораздо темнее.
— Ты и правда так думаешь? — воскликнула Энн, вспыхнув от радости. — Ты знаешь, мне иногда тоже так казалось, но я не смела никого спросить: боялась услышать, что какими они были — такими и остались. Как ты думаешь, Диана, их теперь можно назвать каштановыми?
— Конечно, можно, и они очень даже красивые, — ответила Диана, любуясь короткими шелковистыми кудряшками на голове Энн, перехваченными черной бархатной ленточкой с бантиком.
Девочки стояли на берегу пруда, где в воду вдавался небольшой, поросший березами мысок. На конце его находились маленькие деревянные мостки, к которым причаливали рыбаки и охотники на уток. Позади возвышался холм, на котором располагалась ферма Барри. Руби и Джейн пришли после обеда к Диане, и Энн тоже присоединилась к ним, чтобы во что-нибудь поиграть.
В это лето Энн с Дианой проводили почти все свободное время на пруду. Их шалаш в роще перестал существовать — весной мистер Блэр безжалостно срубил рощицу, примыкавшую к его выгону, где Энн с Дианой провели столько счастливых часов. Энн просидела добрый час среди пеньков, горько оплакивая потаенное место игр, не забывая при этом, что, очевидно, представляет собой весьма романтическое зрелище. Однако она быстро утешилась. В конце концов, как сказала Диана, им уже пошел четырнадцатый год и детские игры пора бросать. А на пруду можно найти массу гораздо более увлекательных занятий. Они ловили форель с мостика, научились грести и плавали на маленькой плоскодонке, которую мистер Барри держал для охоты на уток.
Идея инсценировать «Элейн» пришла в голову, конечно же, Энн. Они изучали «Королевские идиллии» Теннисона зимой в школе, разобрали их по косточкам, препарировали и анализировали, пока не потеряли всякий интерес и почти совсем перестали ощущать их прелесть. Но, по крайней мере, Лилейная дева Элейн, Ланселот, Гиневра и король Артур стали для них очень близкими персонажами, и Энн втайне вздыхала, почему она не родилась в Камелоте. Тогда было такое романтическое время, не то что сейчас.
Идею Энн приветствовали с восторгом. Девочки уже знали, что если плоскодонку оттолкнуть от этого места, она поплывет по течению к мосту и в конце концов причалит к берегу возле другого мыса на нижнем конце пруда. Они часто плавали туда, и это было очень подходящее место для инсценировки легенды о Лилейной деве.
— Ну хорошо, я буду Элейн, — неохотно согласилась Энн. Ей очень хотелось играть главную роль, но ее художественное чутье протестовало против несоответствия собственной внешности облику Лилейной девы. — Руби, ты будешь королем Артуром, Джейн будет Гиневрой, а Диане придется играть роль Ланселота. Но сначала вам надо будет изображать братьев и отца Элейн. Придется обойтись без старого глухонемого слуги, потому что в плоскодонке, если я лягу на дно, больше места не останется. Надо будет украсить ее черным крепом. У твоей мамы есть старая черная шаль, Диана, — она как раз подойдет для этого.
Когда Диана принесла черную шаль, Энн постелила ее на дно плоскодонки, легла, закрыла глаза и сложила руки на груди.
— Ой, посмотрите, совсем как мертвая, — пугливо прошептала Руби Джиллис, глядя на бледное личико, на котором мелькали тени от склонившихся над прудом берез. — Девочки, мне страшно. Может быть, грешно представляться мертвой? Миссис Линд говорит, что всякое лицедейство — страшный грех.
— Руби, не поминай миссис Линд, — строго сказала Энн. — Не забывай, что все это произошло за сотни лет до того, как она родилась. Ты портишь впечатление. Джейн, накрой меня. Глупо же, чтобы мертвая Элейн разговаривала.
Джейн взялась за дело. У них не было шитого золотом покрывала, но вместо него прекрасно сошла японская желтая накидка для пианино. Белую лилию в это время года найти было невозможно, но высокий стебель цветущего ириса, который вложили Энн в руки, производил не меньшее впечатление.
— Кажется, все готово, — сказала Джейн. — Теперь нам нужно поцеловать ее в холодный лоб, а ты, Диана, скажешь: «Прощай навек, моя сестра!» Ты, Руби: «Прощай, милая сестра», — и, пожалуйста, говорите это как можно печальнее. А тебе, Энн, надо чуть-чуть улыбаться. Помнишь, как там сказано: «Элейн, казалось, улыбалась». Вот так. А теперь отталкивайте лодку.
Плоскодонку стащили с берега, царапнув при этом днищем о колышек, который почти врос в землю, и оттолкнули от мостков. Диана, Джейн и Руби подождали, пока лодку не подхватило течением. Она тихо поплыла в направлении моста, а девочки помчались прямиком через лес к тому мысу, где они должны были в образах Ланселота, Гиневры и короля Артура принимать плот с Лилейной девой.
Несколько минут, тихонько плывя по течению, Энн наслаждалась своей романтической ролью. Потом вдруг случилось нечто, заставившее ее забыть об Элейн и о «Королевских идиллиях». Плоскодонка протекала! Вскоре «Элейн» пришлось вскочить на ноги, снять с себя шитое золотом покрывало и сдернуть траурную драпировку со дна лодки.
Под шалью обнаружилась большая щель, куда прямо-таки хлестала вода. Острый колышек, по которому девочки протащили плоскодонку, вырвал кусок просмоленной пакли из щели между досок. Этого Энн не знала, но она быстро поняла, что дело плохо. Плоскодонка затонет задолго до того, как доплывет до места назначения. А где же весла? Оставили на причале!
Энн слабо крикнула, но ее никто не услышал. Она вся побелела от страха, однако не утратила присутствия духа. У нее был шанс спастись — пусть один, но был.
— Я жутко перепугалась, — рассказывала она о своем приключении миссис Аллан на следующий день. — Лодка плыла так медленно, что, казалось, никогда не доплывет до моста. А вода в ней поднималась все выше. Миссис Аллан, я молилась изо всех сил, но глаз не закрывала. Я знала, что Бог может спасти меня только одним способом — сделать так, чтобы лодка проплыла под мостом рядом со сваей и я смогла бы на нее влезть. Вы ведь знаете: эти сваи — просто стволы деревьев, и на них полно обрубков ветвей. Вот я и просила Бога: «Боженька, направь лодку ближе к свае, а остальное я сделаю сама». И молитва моя была услышана — лодка даже ударилась о сваю носом, я схватила накидку и шаль и вскарабкалась на большой обрубок ветки, который, на счастье, торчал там. Так и оказалась я, миссис Аллан, верхом на мокрой скользкой свае, по которой не могла ни спуститься вниз, ни влезть на мост. Положение было совсем неромантическое, но я об этом тогда не думала. Когда ты только что спаслась от смерти в водной пучине, тут уж не до романтики. Я вознесла благодарственную молитву, а потом мне оставалось одно — держаться покрепче. Мне было ясно, что вызволить меня может только человек — Бог уже сделал все, что мог.
