Повесть о юнгах. Дальний поход - Саксонов Владимир Исаакович (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
В этой базе нас должен был встретить коммодор Прайс. Он вылетел сюда из Майами в тот день, когда мы вышли оттуда. А мы ведь были еще в Нью-Йорке, Сен-Джонсе, и шторм задержал нас на неделю. Прайс давным-давно должен быть здесь — где же он?
Командир базы просигналил, что послал запрос командованию — четыре часа назад послал.
Идти в Рейкьявик — не хватит горючего.
Нужен врач — на одном из наших катеров во время шторма матрос сломал руку. Врача не присылают.
Где Прайс? Он должен был сформировать здесь конвой, который пойдет в Англию, и мы с ними. Может быть, не дождался, ушел? Решил, что мы из такого шторма не выберемся?
Прошло еще два часа, и нам дали «добро» на вход в базу.
В самой пустынной части пирса, на отшибе, там, где начиналось основание мола, стояли две машины. Одна, кажется, санитарная, другая «джип».
Долговязого Прайса я узнал издали.
Едва ошвартовались, он отделился от «джипа», быстро зашагал к нашему катеру. Потом стоял, нахохлившись, в своем сером плаще и фуражке с высокой тульей, сосал сигарету, глядя, как мы перекидываем на берег сходни.
Командир вышел из рубки, прикрыл за собой дверь и встал, молча глядя на Прайса.
Так они стояли минуты две-три.
Прайс выбросил сигарету, сплюнул.
— I’m sorry! — сказал он.
Капитан-лейтенант посмотрел, как швартуются другие катера.
Двое в белых халатах шли от санитарной машины к одному из наших «охотников».
Командир взглянул на Прайса:
— Прошу, господин коммодор…
Прайс шагнул на трап и козырнул нашему флагу.
Они ушли в каюту командира.
А мы — на пирс, на твердую землю. Ходили около катера, ощупывали ее ногами, — она, конечно, покачивается. Казалось так. И было приятно сознавать, что это только кажется.
Минут через десять капитан-лейтенант приказал вызвать к нему всех командиров катеров.
Они совещались недолго.
Потом я опять увидел Прайса. Он вышел из рубки, за ним наш капитан-лейтенант. Прайс что-то сказал. Командир четко козырнул ему:
— Есть!
Прайс отдал честь, сошел на причал и зашагал к своему «джипу». Раза два оглянулся.
— Боцман, — сказал командир. — Постройте команду.
Мы выстроились. Накрапывал дождь, за молом протяжно, отдаленно шипели волны.
Мы стояли, смотрели в светлое лицо командира.
— Коммодор Прайс принес извинения, — говорил он. — Был по делам на дальнем аэродроме, у летчиков. Далеко отсюда. На командира базы за проволочку наложил взыскание. По крайней мере, он так сказал.
Строй шевельнулся.
— Дальше, — сказал капитан-лейтенант. — Выход конвоя назначен на сегодня, на семнадцать ноль-ноль. Пять транспортов «Либерти», два английских эсминца, один американский и шесть наших катеров. Командует Прайс. Коммодор предложил задержаться на сутки, может быть, на двое, чтобы погрузить катера на «Либерти». На таких условиях нам давали отдых.
Командир помолчал.
— Я отказался. Выходим в семнадцать ноль-ноль. Через два с половиной часа. Все ясно?
— Ясно, — сказал боцман.
— За это время надо погрузить горючее, продукты и привести корабль в порядок.
Потом я таскал продукты. Мелькали ящики, мешки, пакеты, каменные плиты пирса, трап, непросохшая палуба, и опять мешки, ящики… И на всех три буквы «USN». И все время всплывало перед глазами: Прайс, нахохлившийся на пирсе, командир на палубе, их скрестившиеся взгляды. Все тот же спор — и не только о том, как доставлять катера…
Рассказать бы тебе, коммодор, хотя бы про «Джесси Смит». Может, понял бы тогда, что мы по-разному воюем!
Ни черта он не поймет, не так воспитан.
Глава седьмая
Дни, месяцы, мили — это все цифры точные, но в дальнем походе в них верить перестаешь. Я вспоминал теперь свои первые двое суток на корабле не чаще, чем раньше: было другое — они словно приблизились, а минувшие три месяца ужимались, становились меньше с каждой пройденной милей. И когда на рассвете в Норвежском море, возвращаясь с вахты — два шага оставалось до люка в кубрик, — я услышал взрыв, когда повернулся и побежал к носовому орудию, мне показалось, что та, первая в моей жизни боевая тревога была совсем недавно — вчера.
Пока я бежал к орудию, раздался еще один взрыв. Зарядами шел туман, иногда такими плотными, что леерные стойки на краю борта исчезали. Я прикинул, где громыхнуло первый и второй раз, — выходило, что атакованы корабли в хвосте и в начале конвоя.
До «бофорса» добежал первым.
Полминуты, не больше, стоял у орудия один.
Еще не смолк раскат второго взрыва, не оборвался звонок боевой тревоги; мы опять оказались в сплошном тумане, я никого не видел, только слышал топот. Такие полминуты…
— Подлодки?
Рядом уже стоял Кравченко.
Я пожал плечами:
— Шел с вахты, слышу — взрывы. В той стороне и там…
— Подлодки.
Голос у него был чересчур спокойный, даже скучный.
Я смотрел на него и ждал третьего взрыва.
Невысокий, крепкий Кравченко подобрался, тоже ждал. Он в последние дни все писал письма, чтобы сразу, как придем, отправить, узнать, что с матерью.
Весь расчет занял свои места.
— Боевой пост два к бою готов! — доложил Кравченко, повернув голову к мостику.
Там что-то сказал командир.
Катер шел вперед, не меняя курса.
Кравченко достал из кармана шинели платок, старательно высморкался и сказал, что коммодор делает правильно — уводит караван из опасного района.
Я держал в руках обойму. Металл потеплел у меня в ладонях.
Третьего взрыва не было.
Сильно качнуло. Катер вдруг рыскнул влево, наткнулся на волну, подмял ее.
— Разворачиваемся? — негромко спросил я.
— Да… Обратно.
Подошел боцман:
— Тут порядок?
— Порядок, — сказал Кравченко, пряча платок. — Идем охотиться, боцман?
— Нет… Другое приказано. Там эсминец английский с «Либерти» команду снимает. Может, помощь нужна.
— С того, что последним шел?
— Впереди тоже одного накрыли. И команду-то снять не успели… — Пустотный помолчал. — Красиво загремели бы.
Значит, два из пяти транспортов торпедированы фашистскими подлодками. Если бы на них были погружены наши катера…
— Да нет! — сказал я. — Не могло этого быть.
— Ты положи обойму, — разрешил Кравченко.
Наплывал и снова редел туман. Плеск за бортом, жужжание локатора на мачте — все звуки глохли в нем.
Я положил обойму.
Не могло этого быть. Никогда. Не могли мы погрузить катера как багаж, а сами возвращаться домой пассажирами!
Прошло несколько минут.
Английский эсминец возвращался, мы увидели с правого борта его силуэт. С корабля коротко помигали нам прожектором. Напряженно, на высокой ноте пели дизели эсминца.
Их было слышно и после того, как он исчез в тумане.
Некоторое время наш катер еще шел вперед, потом опять стал разворачиваться. Значит, сняли они команду с транспорта. Можем и мы возвращаться.
В стороне мостика раздался голос:
— На локаторе! Вижу цель. Курс…
Моторы взревели.
«Охотник» рванулся в туман. Шли самым полным. Не знаю, долго ли. Вдруг прояснилось, и стало видно все: слева открытое пространство, свободное от тумана, справа густая, четкая пелена, как дымовая завеса, а впереди, почти прямо по курсу, подлодка.
Она шла в позиционном положении: над водой торчала рубка — перед ней медленно оседала ноздреватая от пены волна — и впереди темнела, окунаясь в буруне, часть носа. Подлодка кралась за караваном в туман… Ей недалеко было до той пелены, первые белесые клочья уже срывались с косо натянутой антенны!
Волна перед рубкой еще не осела — ахнули выстрелы нашего орудия. Затакали пулеметы.
Шли прямо на подлодку. Нет, она не успеет скрыться!
И не было больше ничего на свете, только мы и она, наш катер и подлодка. Враг. Застигнутый убийца. Передавая обойму, я на секунду увидел: рубка ее накренилась вперед, погружалась. Там мелькнули какие-то красные пятна.
