Мой брат играет на кларнете(Повести и рассказы) - Алексин Анатолий Георгиевич (читать книги полные txt) 📗
— Наш-то сегодня опять троечку принес. А отец говорит, что это хуже двойки: ни богу свечка, ни черту кочерга, — жаловалась мать. Она любила повторять слова отца: они казались ей самыми верными и убедительными.
— Ну, уж не будьте слишком строги: ваш-то зато сколько книг проглотил! А мою не усадишь за книжку.
— Нет, нет, вы нашего не защищайте! Он мог бы прекрасно учиться: у него ведь такие способности!
— Так ведь и моя тоже способная!
«И почему это все родители воображают, что их дети такие способные?» — недоумевал Генка. Мама потом еще долго вздыхала… Но молчание отца было для Генки куда страшнее причитаний мамы. И он в тот же вечер садился за учебники.
И только с одной Генкиной слабостью отец никак не мог справиться. Этой слабостью была его неистребимая страсть к кино. Кажется, если бы существовали кинокартины, на которые почему-либо не допускались люди моложе шестидесяти лет, Генка бы и на них попадал. Сидеть дальше второго ряда он считал непростительной роскошью. Таким образом, на шестьдесят копеек Генка умудрялся сходить в кино три раза!.. Немного денег ему давала мама, а остальные он добывал в результате строжайшего режима экономии: в школе завтракал через день, в метро и троллейбусе ездил без билетов.
Когда Генка приходил домой взволнованный и раскрасневшийся, отец пристально смотрел на сына, и взгляд его говорил: «Не вздумай что-нибудь сочинять, я прекрасно вижу, что ты был в кино».
А за ужином отец, как будто ни к кому определенно не обращаясь, задумчиво произносил:
— Сегодня вышла новая картина. Интересно, о чем она?
И Генке волей-неволей приходилось рассказывать содержание.
Иногда мама говорила отцу:
— Может, вечером сами сходим в кино? А Генка достал бы нам билеты: он ведь специалист по этой части…
Отец смущенно разводил руками:
— Да я бы с удовольствием, ты же знаешь. Но как раз сегодня вечером у меня неотложные дела… (Отец называл фамилию одного из «толковых» инженеров, с которым ему необходимо было срочно посоветоваться).
А Генка сердито смотрел на маму: неужели она не понимает, как сильно занят отец?!
Однажды Генка узнал, что за три квартала от их дома идет какой-то старый фильм, о котором приятели отзывались коротко, но выразительно: «Мировой!»
Картину эту Генка раньше посмотреть не успел по той простой причине, что в дни ее первого выхода на экран он еще не родился.
Вообще Генка не решился бы пойти на вечерний сеанс. Но он знал, что отец должен вернуться поздно: у него важный и торжественный день — испытание новой машины. Отец говорил, что еще возможны всякие неожиданности, что кое-кто из «нетолковых» инженеров может выступить против и что он поэтому очень волнуется. Отец волновался…
А как же тогда волновалась мама, ожидая его возвращения! Она места себе не находила: то садилась за машинку, то шла беседовать с соседкой, то при каждом звуке шагов выбегала на лестницу…
Генке особенно хотелось пойти в кино еще и для того, чтобы скорей пролетели часы ожидания. Чтобы вернуться домой, сразу увидеть отца и по лицу мамы (именно мамы!) понять, что все хорошо, все очень хорошо…
Генка захватил с собой долговязого семиклассника Жору, которому беспрепятственно продавали билеты на любой сеанс. Жора доставал билеты всем мальчишкам во дворе, за что собирал с них немалый «оброк»: редкие марки и редкие книги.
Ребята помчались по вечерним улицам, толкая прохожих и шепча себе под нос торопливые извинения, которые слышали только они сами. Когда добрались до кинотеатра, оказалось, что уже поздно: билеты проданы. Кончился предыдущий сеанс, из кинозала выходили люди, щурясь от света, на ходу натягивая пальто и шапки и так же на ходу обмениваясь впечатлениями. Генка глядел на них с завистью.
И вдруг он услышал такой знакомый голос:
— Тебе не холодно, малыш?
Генка повернул голову и увидел отца. Отец, пригнувшись, помогал какой-то незнакомой белокурой женщине закутаться в пестрый платок.
Генка хотел шмыгнуть в сторону: ему ведь было строго запрещено ходить на вечерние сеансы. Но его глаза сами собой, помимо воли, поднялись, встретились с глазами отца — и Генка изумленно отступил на шаг: он вдруг увидел, что отец сам его испугался. Да-да, отец испугался! Он, всегда такой сдержанный, неторопливый в движениях, вдруг засуетился, стал неловко вытаскивать свою руку из-под руки белокурой женщины и даже, как показалось Генке, хотел спрятаться за колонну, которая никак не могла скрыть его, потому что она была тонкая и узкая, а отец — огромный и широкоплечий.
И Генка помог отцу: он выскочил на улицу и побежал так быстро, что даже долговязый и длинноногий Жора не поспевал за ним.
Но где-то на перекрестке Генка на миг остановился — в его ушах зазвучали слова: «Тебе не холодно, малыш?» Белокурая женщина, которую отец закутывал в пестрый платок, была в самом деле невысока, но Генке казалось диким, что и к ней тоже могут относиться слова, которые всегда принадлежали маме, одной только маме…
А как же испытание машины? Значит, это неправда? А может, никакой машины вовсе и нет? Отец сказал неправду?.. Генка не мог понять этого, это не умещалось в его сознании. Тогда, может быть, все неправда: и разговоры о книгах, и советы отца, и споры за ужином? Все, все неправда?!
Библиотекарша, по прозвищу «Смотри не разорви», крикнула:
— Зайди, Гена! Я достала книгу, которую ты просил.
Но Генка только махнул рукой: он не хотел брать книгу, которую советовал ему прочитать отец. Он почему-то не верил этой книге.
Вернувшись домой, Генка сразу же лег в постель.
— Что с тобой? Ты такой горячий… Нет ли у тебя температуры? — тревожно спросила мама. (Больше всего она волновалась, когда отцу или Генке нездоровилось: всякая, даже самая пустяковая болезнь казалась ей тогда неизлечимой).
— Не волнуйся, мамочка… я очень устал, и все! — как никогда ласково, ответил Генка.
А на самом деле он просто не хотел, он не мог слышать, что сегодня скажет отец, когда мама откроет ему дверь.
НОЧЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ
Почему их так долго нет? Спектакль, наверно, уже кончился. Почему же их нет? Опять шаги за стеной, на парадной лестнице… Нет, не они. Тамариных шагов я еще не знаю, но Валеркины… Я привыкла ждать эти шаги. С каждым годом ждать приходилось всё дольше: сын взрослел. Сперва он взлетал на наш третий этаж, потом взбегал, а теперь просто поднимается, пока еще не отдыхая на площадках между этажами: с годами мы все замедляем шаги.
Наша длинная старая комната с высоченным потолком разделена на две половины. Ожидая его, я всегда думаю: хорошо бы заснуть, а проснуться — и почувствовать, что он рядом, за фанерной перегородкой. Но ни разу я не уснула, не дождавшись его…
Ожидая, я обязательно представляю себе разные ужасы. Но ведь с Валериком никогда ничего не случалось. Почему же всегда я жду чего-то плохого? Вот и сейчас… Может быть, решили после театра побродить по городу: ведь только сегодня днем расписались. Расписались… Странное слово. Но так говорят!
Кажется, к завтрашнему вечеру все готово. Хорошо, что взяла отпуск на три дня. А то бы ничего не успела. Но дело, конечно, не в отпуске: ничего бы я не сделала без Ленуси.
Лена, Ленуся… Мой добрый гений! И не только мой. Еще в школе мы всем классом списывали у нее трудные задачки.
А если возникал конфликт с учительницей или происходило какое-нибудь недоразумение, она умела восстановить справедливость, и объяснялась, и хлопотала… За меня, за всех наших подруг. Сперва она помогала устраивать наши свадьбы, а теперь свадьбы наших детей. Но сама так и не вышла замуж. У нее не хватило времени: она устраивала счастье своих подруг. И столько дала она нам бескорыстных и мудрых советов, что, может быть, ни одного не оставила для себя.
