Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович
– Мастер Саша, – сказала она, – пожалуйста, покажите мне свои руки.
Она не успела договорить, как уже по лицу Саши догадалась, что он сделает, и не ошиблась: он спрятал руки за спину.
– Мастер Александр! – повторила Джейн громко и строго. – Ты должен показать мне свои руки! Я видела, что они у тебя не просто стёрты, они ранены. Надеюсь, ты понимаешь: в твоих руках успех нашего путешествия!
И замолчала в некотором смущении, а чтобы его преодолеть, добавила:
– И вообще, мастер Саша, если бы на твоём месте был мой брат, я бы сказала ему: если твои руки отвалятся, как гнилая ветка, я не буду кормить тебя с ложки!
После чего смутилась ещё больше.
Саша рассмеялся, Джейн, решив не тратить время на смущённые разговоры, шагнула к нему, взяла за локти, потянула. Саша не сопротивлялся, лишь попытался сжать кулаки, но столь порывисто, что усмешка сменилась гримасой боли.
Джейн повернула его запястья, чуть надавила на ладони, раскрыла их. Крови и ранок она не боялась, но все равно издала длинный и протяжный свист, причём вполне искренне. Свежие мозоли, рождённые вёслами, были раздавлены и разлохмачены тросом.
– Их надо хотя бы перевязать, – сказала Джейн. – Жди меня. – И быстро пошла, будто Саша мог куда-то скрыться с палубы и со шхуны вообще.
Скоро она вернулась с двумя носовыми платками. По дороге она несколько раз похвалила Лайонела и порадовалась за себя. Брата похвалила за то, что он выкинул из её сумки её собственные носовые платки и заменил своими, лишёнными девичьих цветиков, а главное, большими. Порадовалась она своему здоровью, вспомнив, что за время плавания ни разу не чихнула.
– Протяни руку. Так… Тебе больно? Или тебе никогда не перевязывали раны?
– Юные леди – никогда, – смущённо ответил Саша.
«Наверное, к нему ни разу в жизни не прикасалась ни одна девчонка, – подумала Джейн. – Впрочем, разве ты сама до этого касалась руки хотя бы одного мальчишки, кроме Лайонела?»
– Саша, в Англии есть писатель Вальтер Скотт. У него есть роман «Айвенго», в нем раненый рыцарь попадает в плен и за ним ухаживает другая пленница…
– Еврейка Ревекка, – улыбнулся Саша.
– Ну вот. Неужели в России в древности красавицы не перевязывали раны рыцарям? («Если, конечно, в России были рыцари», – подумала Джейн.)
– У нас есть древняя поэма о лорде Игоре, – ответил Саша с лёгким нажимом в голосе, но не потому, что спорил, а потому, что не желал показать, будто ему хоть чуть-чуть больно. – Этот князь ушёл на войну с кочевниками, но попал в плен. Его жена Ярославна плакала на городской стене и жалела, что не может превратиться в птицу, прилететь к нему, смочить в реке свой рукав и омыть его раны.
– Красиво! – сказала Джейн. – А он вернулся домой?
Она спросила с интересом в голосе – вспомнила, ещё когда ей самой миссис Дэниэлс лечила царапины, что самое главное – отвлекать больного. Но вдруг, она даже не поняла почему, неизвестная ей русская баллада про ушедшего на войну лорда и его жену стала для неё монеткой или обломанной спичкой, зажатой в кулаке.
«Если этот лорд сбежит из плена, значит, я найду папу и у меня все будет в порядке», – загадала Джейн, сама при этом злясь на себя и пугаясь.
– Да, – ответил Саша, – он сбежал из плена и вернулся. Спасибо, леди, вы самый лучший доктор, которого я встречал.
«Много ты в свои годы встречал докторов», – улыбнулась Джейн, хотя ей хотелось не улыбаться, а хохотать во все горло от радости.
– Спасибо за терпение, – сказала она. – Береги руки, бинтов здесь мало.
– Хорошо, – ответил Саша. – Впрочем, я не знаю, как смог бы их повредить. Экипаж корабля не просит о помощи, и делать мне нечего.
– Мне тоже. Впрочем, я могу ещё вести дневник.
Из дневника Джейн
«Сентябрь 1854 года. Ботнический залив
Я сделала первую запись в своём дневнике. Вести его на борту «Саут Пасифика» я не рисковала, боясь нездорового любопытства попутчиков по плаванию. Уверена, в России, к которой я сейчас приближаюсь, его не прочтёт никто.
Я приближаюсь к России на корабле с неизвестным мне названием. Экипаж, отец и два сына, не понял мой вопрос. Сыновья также не понимают и Сэнди. Он говорит только с отцом, и на то, чтобы получить ответ, у него уходит четверть часа.
Все же я узнала, что мы идём в город Бьернеборг и причалим через два дня, если ветер будет по-прежнему попутным и нам не встретятся британские корабли. Я постоянно думаю об этом со смехом и грустью: могла ли я себе представить, что буду бояться увидеть в море британский флаг? Но если нам повезёт, то уже скоро мне придётся бояться только русской полиции.
Из других ответов, полученных Сашей от финнов, я поняла, что другой еды, кроме той, которой они поделились с нами, и других постелей, кроме предложенных нам, у них нет. Эта еда – рыба и хлеб, чернее, чем беззвёздная ночь.
Когда мы лезли по тросу, мне было немного стыдно перед финном: мне казалось, что мой узелок слишком тяжёл. Теперь я жалею, что не захватила с камбуза пищу, не говоря уже о пледе. Впрочем, у них в анкерке хорошая вода, а как не раз говорил папа, в долгом плавании о другом и не мечтаешь.
Плавание у нас не долгое, а с сегодняшнего вечера неплохая вода постоянно льётся с неба, и я вряд ли смогу оценить папину мудрость.
Я постоянно разговариваю с Сэнди, тем более что делать нам больше нечего. Когда я говорю с ним, мне постоянно кажется, будто я читаю книгу. Если мы переходим на французский, его речь становится живой и быстрой, но я сама понимаю по-французски хуже. Наверное, интереснее всего он говорит по-русски, но этот язык я не понимаю.
Все-таки я узнала про Сэнди достаточно много. У него нет не только отца, но и матери. Ответственным за воспитание Сэнди стал его двоюродный дядя, Лев Иванович. Я так и не поняла, что означает «Иванович» – титул или государственную должность? В любом случае, это не фамилия, так как у Сэнди она не Иванович, а Белетски.
Судя по рассказам Сэнди, его дядя немалый оригинал, и мне понятно почему. По семейной традиции, все мужчины в семье обучались в кадетских корпусах и становились офицерами. Старший брат его отца погиб в сражении с турками, как я поняла, во время той же войны, что и бой при Наварино, в котором участвовал папа. Кузен Сэнди – сын Льва Ивановича – погиб во время похода русских на какое-то княжество в Центральной Азии [37]. Отец Сэнди погиб на Кавказе, в одной из бесчисленных стычек русских с черкесами. И не так давно, когда русские зачем-то воевали в Венгрии, погиб старший брат Сэнди. Его мать, ещё носившая траур по мужу, не пережила новой печальной вести.
Не скрою, мне было очень жалко Сэнди, когда он мне все это рассказывал. А ещё я очень обрадовалась: мой папа столько раз уходил на войну и каждый раз возвращался.
Дядя Лев, сам вдовец, заявил, что если Сэнди изберёт военный путь, то в роду не останется мужчин. Поэтому, вместо кадетского корпуса, Сэнди был определён в пансион нашего соотечественника – Джорджа Говарда. Как сказал Сэнди, дядя долго искал пансион, в котором нет военной муштры и обычных наказаний. Я обратила внимание на слово «долго».
Кроме того, дядя Лев любит все, связанное с нашей страной, и с детства учил Сэнди английскому языку. По словам Сэнди, у дяди много английских книг. Недавно я убедилась в этом, когда Сэнди, выйдя на палубу, прочёл стихотворение Джона Китса. К счастью, я слышала его один раз, но вряд ли смогла бы выучить наизусть.
Как я поняла, учащиеся пансиона пользуются большой свободой, что помогло Сэнди убежать на войну. Этим летом, находясь на каникулах в поместье дяди, Сэнди получил от него необходимую сумму на оплату годового обучения, а также деньги для найма квартиры. Оригинал мистер Говард считает, что такая самостоятельность идёт на пользу становлению юного характера. Эти деньги и были потрачены на побег. Личному слуге Александра, по имени Васька, было поручено отправиться к дяде Льву и передать письмо, объясняющее поступок племянника.
37
Видимо, при неудачной экспедиции генерала Перовского против Хивы в 1839 году.