Дневник плохой девчонки - Гудоните Кристина (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Ночевать я вернулась в Элину квартиру. Хотелось побыть одной и подумать.
Поздно вечером позвонил из театра помощник режиссера Вильгельмас. Сказал, что завтра меня ждут на репетиции, и просил явиться пораньше, чтобы я успела переодеться и повторить текст. В его голосе я расслышала легкую насмешку. Повторить текст! Ха! Очень смешно! Но, несмотря на это, я обрадовалась — значит, не все потеряно! Если бы я была совсем безнадежна — не позвали бы!
Увидела два пропущенных маминых звонка. Она звонила, когда я была на сцене… Ах, эта актерская жизнь…
14 июля
Когда я пришла в театр, еще и одиннадцати не было. Пробралась за кулисы и слегка удивилась, не застав там ни одного человека. И где же эта Фелиция с моей огромной ночнушкой?
Сунулась на сцену. В зрительном зале горели все люстры. Актеры, сидевшие в креслах, молча и сосредоточенно слушали режиссера, который что-то тихо говорил, стоя у самого края сцены. Было похоже на собрание. С чего бы это они так рано собрались? Понас Макс, сидевший в первом ряду, заметил меня и помахал рукой, тогда обернулся и режиссер. Что? Я опять влипла? Сейчас огребу по полной за то, что не соблюдаю театральных порядков и слишком поздно прихожу на репетицию?! Но все обернулось совсем по-другому…
На этот раз режиссер не орал и не тряс руками. Он как-то странно съежился, сам ко мне подошел и обнял — похоже, чем-то взволнованный. «Очень сочувствую!» — прошептал он. Остальные только смотрели на меня и молчали…
Наконец толстяк сказал мне, что ночью умерла поня Казимера. Бабулечка моя умерла! Умерла… Не верю…
Репетицию отменили… Не помню, как добралась до Элиной квартиры…
К черту! Я им не верю! Это неправда! Только вчера мы с ней разговаривали про любовь…
18 июля
Весь день сплю, и все мне мало… На звонки не отвечаю… И записывать ничего не хочу… Только четверостишие, которое мне приснилось, — чтобы не забыть…
19 июля
Получила весточку из театра. От Вильгельмаса. Пишет, что репетиции отложены на неопределенное время, потому что исполнителя главной роли — Макса — после похорон положили в больницу. Что-то нервное.
Сплю дальше…
После обеда позвонила Онуте. Попросила зайти, сказала, хочет что-то мне передать и поговорить. Я обещала прийти через час. Не была в квартире Казимеры после того, как мы сидели на балконе и ели мороженое… Ужас, как подумаю, что ее там нет… Пока своими глазами не видела, вроде бы можно и не верить…
Онуте впустила меня и крепко обняла. Несчастная толстуха никак не могла перестать плакать.
— Мы почти сорок лет были вместе, можешь себе представить? — всхлипывала она.
Вытащила большой клетчатый платок, высморкалась. На ней было прямое черное платье без всяких узоров, и, может, потому она казалась не такой толстой, даже ростом словно бы стала меньше…
— Послушай, детка, мне надо идти, в четыре уезжаем в Алитус, а до того я должна кое-что тебе передать… от Казюни. Она хотела, чтобы эти тетрадки остались у тебя, сама несколько раз повторила.
Все еще вытирая слезы, Онуте потащила меня в спальню. Я боялась туда войти, боялась увидеть пустую кровать… Но войти пришлось… Кровать и в самом деле была пустая… А на столике лежали аккуратно связанные веревочкой те самые переплетенные тетрадки — тексты пьес, в которых играла бабулечка.
С ее заметками на полях…
— Ну вот. Бери, они твои.
— Спасибо…
— Казюня говорила, только тебе они и могут пригодиться…
— Спасибо…
— Да, и еще… Может быть, ты хочешь взять что-нибудь себе на память? Какую-нибудь безделушку или одежку… Или книгу… Думаю, она бы обрадовалась…
Я пожала плечами.
— Не знаю…
— Ладно, мне пора бежать, а ты, детонька, побудь здесь сколько хочешь, подумай, почитай или что… Можешь тут и переночевать — у тебя же есть ключ…
Она поцеловала меня в щеку.
— Все, я помчалась, а то, если опоздаю, там такой шум поднимут — мало не покажется!
Она подхватила сумку и унеслась. Я осталась одна. В квартире было чертовски тихо, и я боялась пошевелиться… Сама не зная зачем, подошла к шкафу, открыла дверцу. И сразу увидела платье, в котором бабулечка со мной гуляла…
Странная штука эта смерть… Казимера говорила, что умираем мы не тогда, когда перестает биться сердце и врачи говорят, что человек умер, а намного раньше… Мы умираем не вдруг, а каждый день понемножку… Умираем настолько, насколько сами это чувствуем или насколько этого хотим… А окончательный смертный миг — только последняя песчинка в песочных часах, точка в предложении, и Атлантида исчезает под водой… Теперь я поняла, что она хотела этим сказать. Поняла, что с ее уходом пропала и часть мира…
Я без всякой цели слонялась по квартире… В гостиной на столе увидела конверт, надписанный от руки синей шариковой ручкой… Письмо пришло сегодня, наверное, добросовестная Онуте по привычке положила его на стол, вытащив из почтового ящика. Обратного адреса не было… Я понюхала конверт. Пахло гвоздиками… Это мне о чем-то напомнило…
Конверт оказался не запечатан, странно… Но раз так — решила достать письмо. И прочла вот это:
Казяле,
я очень по тебе скучаю. Мы никогда так надолго не расставались…
Представляешь, я теперь уже почти не помню, как ты выглядела, когда была чем-то встревожена или озабочена… Но зато прекрасно помню твою улыбку… Перед тем как меня сюда привезли, я перелистал все наши альбомы, но так и не нашел ни одного снимка, на котором ты не улыбаешься… Тебе не кажется, что мы слишком мало фотографировались?.. Жалко, что так мало.
Несколько наших с тобой фотографий я взял с собой сюда, в больницу. Когда после обеда выхожу посидеть на нашей скамейке, разглядываю их и стараюсь вспомнить, как ты выглядела, что говорила, как ходила, сердилась, мечтала, как смотрела на меня…
Я ведь еще не писал тебе о том, что нашел нашу скамейку в больничном парке, под липой. Сижу на ней, пишу тебе письма и каждый день жду тебя, жду, что придешь меня навестить…
Представляю себе, что вижу тебя издали, вижу, как ты идешь ко мне по тропинке, и притворяюсь, будто уснул… Потому что хочу, чтобы ты положила мне руку на плечо… как на той фотографии у нас дома, помнишь?.. Твоя рука так часто лежала тогда на моем плече, а я прижимался к ней щекой… Тогда это было так естественно, настолько само собой разумелось — мне и в голову не приходило, что может быть по-другому…
Я очень по тебе скучаю…
Люди не меняются, сказала моя бабуленька, а любовь — самая могущественная и самая неуправляемая вещь на свете… А может, она все-таки испортила себе жизнь?
Я вышла на балкон, села в тени березы… Рядом пустое кресло, мороженого нет.
Набравшись смелости, позвонила маме. Она долго не отвечала… Может, работала и не сразу нашла, куда засунула телефон? Наконец я услышала ее встревоженный голос:
— Что случилось, Котрина?
— Мама, это я…
— Да-да, знаю. Звоню тебе, звоню, а ты не отзываешься… Я уже волновалась, не случилось ли чего. Как ты себя чувствуешь?
— Мамуля, я тебя очень люблю…
— Господи боже мой, и я тебя очень люблю, девочка… Ты правда хорошо себя чувствуешь?
— Мама… Гвидас вернулся?
Мама молчала. Я услышала, как она сглотнула. А потом тихо проговорила:
— Ты… ты не волнуйся… Все будет хорошо… Мы с Гвидасом расстались… Ты была права, он не для меня…
— Но почему, мама?
