Призвание (Рассказы и повесть о пограничниках) - Линьков Лев Александрович (список книг .TXT) 📗
Стемнело в тот день раньше обычного. Отправив сторожевые корабли в ночное дозорное крейсерство — границу-то ведь нужно охранять при всех обстоятельствах! — я распорядился погрузить на оставшийся в базе «Вихрь» документы, недельный запас продовольствия и пресной воды. Женщин и детей переселили на всякий случай в клуб, поближе к стоянке.
Вышел я из штаба на улицу — ветер и ливень словно ошалели. И тут вдруг меня качнуло из стороны в сторону, будто пьяного.
— Начались подземные толчки?
— Они самые. — Баулин переплел пальцы, хрустнул суставами. — Всякое доводилось испытать в жизни, но ничего нет хуже, когда из-под ног уходит земля… И тут, откуда ни возьмись, Полкан — пес у нас был такой, любимец всей базы, — в другое время его под дождь палкой не выгонишь, а тут сам выскочил, морду к тучам да как завоет. Всю душу своим воем вытянул…
С той минуты наш остров начало трясти, как грушу. И не беззвучно, а с грохотом, да еще с каким! Над кратером вулкана поднялось огромное багровое зарево, и послышался нарастающий беспрерывный гул, вроде бы мчатся тысячи поездов. Небо рассекли гигантские молнии, похожие на дельты могучих рек. А из кратера все чаще и чаще, один за другим, вырываются клубы не то буро-серого, не то буро-желтого пара. Пришлось, не мешкая, погрузить всех женщин и детей на «Вихрь».
«Где „Баку“?» — спрашиваю радиста. «Ничего, отвечает, не могу разобрать: один треск в эфире, разряды мешают». — Баулин поднялся из-за стола, зашагал по комнате. — Знаете, что меня тогда поразило? Ни одна из наших женщин не заплакала. Детишки, те, конечно, перепугались, ревут в три ручья. Маринка моя — ее Кирьянов на «Вихрь» принес, — так она прямо зашлась от слез, а женщины — ни слова жалобы. Подходят ко мне: «Чем, говорят, мы вам можем помочь?»
В океане тем временем разболтало волну баллов на девять. Выходить с детишками, с женщинами рискованно! Я за сторожевики, что в дозор ушли, и то волновался.
С «Баку» мы установили связь только под утро. Оказалось, что он уже несколько часов дрейфует неподалеку от нашего острова и ждет, когда мы начнем погрузку.
А коварный «Старик» окончательно осатанел: из кратера вместе с клубами пара и газов вылетали гигантские снопы огня и вместо ливня с неба сыпался уже липкий горячий пепел. Вскоре, как и предчувствовал капитан «Баку», из вулкана, будто из жерла колоссальной пушки, начали вылетать сотни огромных раскаленных камней-бомб. Одни взрывались от жары в воздухе, разлетались на множество осколков, другие падали на склоны горы и, подпрыгивая, катились вниз. Зрелище, прямо скажу, жуткое. А в океане шторм. Как при такой волне пересадить женщин и детей со сторожевика на «Баку»?
Размышлениям моим был положен конец, когда раскаленные камни начали сыпаться на территорию базы и с шипением, оставляя клубы пара, плюхаться в воду. Один из таких «камушков» грохнулся на крышу штаба. Обрушилась балка, пробила потолок и ранила обоих радистов.
«Желательно оставить на острове одного-двух наблюдателей-радистов», — вспомнилась радиограмма из отряда. Кого же я могу оставить? «Кирьянова», — подсказал боцман Доронин.
— Почему же именно Кирьянова? — перебил я капитана третьего ранга.
— Потому что был полный резон. Вам Доронин не рассказывал, как он Алексея радиолюбителем сделал?
— И вы попросили Кирьянова остаться один на один с коварным «Стариком»?
— Зачем попросил? Приказал! Выбирать добровольцев мне было некогда, а в Алексее я был уверен: назубок овладел радиоделом.
— Разве «бомба» не разбила рацию?
— Проверили на скорую руку — работает. — Баулин снова уселся за стол. — В общем, мы пошли к «Баку», а Кирьянов остался на острове.
— И как же вы в такую бурю высадили на «Баку» пассажиров?
— Высадили. Одному богу Нептуну известно как, а высадили… Сейчас речь не о нас. Словом, едва мы отошли от острова мили за две, как на нашем Н. раздался чудовищной силы взрыв. Из кратера полетели не камни, а уже целые раскаленные глыбы; тучи, буквально тучи пепла закрыли небо — не поймешь, день или ночь. Потом мы узнали, что этот пепел донесло даже до Петропавловска-Камчатского.
«Все в порядке, — радирует Кирьянов с острова, — повторяются сильные и частые подземные толчки…»
Внезапно зуммер стоявшего на письменном столе полевого телефона прервал рассказ.
— «Второй» слушает, — дав отбой, отозвался Баулин. — Так… Понятно… Готовьте «Вихрь». Сам пойду…
Неслыханно! — гневно бросил он, поспешно надевая реглан и фуражку. — Представьте себе, американец не пошел на сигнал бедствия «Тайсей-Мару».
— Как— не пошел?
— А вот так! Мы пойдем. — Баулин достал из ящика стола клеенчатую тетрадь, точь-в-точь такую же, в какую были переписаны «Сказки дяди Алеши». — Прочитайте — это дневник Кирьянова. Он вел его, когда оставался на острове один на один с коварным «Стариком». Забыл взять с собой…
Вот некоторые из записей этого дневника.
«26 октября, 10 часов. Извержение продолжается с неослабевающей силой. Дом трясется, будто в лихорадке. Полдень, а небо черное. Над вулканом багровое зарево. Временами вспыхивают то ярко-алые, то голубоватые огни. Измерил на дворе базы слой пепла — 50 сантиметров. Позавтракал консервами и бутербродами. Полкан от пищи отказался, скулит. Слушал по радио „Последние известия“»…
Что-то поделывает в Загорье Дуняша? Стыд мне, что не ответил еще на ее последние письма. Почему-то Дуня все стоит перед моими глазами такая, какой я видел ее на вокзале в Ярцеве. Ведь она специально приехала из Загорья, чтобы проводить меня, а я даже не попрощался с ней как следует, не поговорил, все глядел на Нину. Почему это так: не любит тебя человек, и ты знаешь, что он недостоин твоей любви, а из сердца вырвать его никак не можешь?..
На всякий случай запаковал Маришины игрушки и коллекции, надо будет отнести их поближе к берегу. Голова идет кругом: а вдруг потечет лава?
26 октября, 16 часов. Из кратера пошла лава двумя потоками ярко-красного цвета. Один поток течет в сторону лежбища сивучей и нерп, другой — к поселку. Температура воздуха +35°, температура пепла + 60°. Осколки камней барабанят по крыше, как шрапнель. Раскаленный камень угодил в фойе клуба. Начался пожар. Погасил его тремя огнетушителями. Не пора ли удирать на стоянку судов? Струсили, товарищ Кирьянов?
27 октября, 2 часа. Ночь, а светло как днем. Из кратера полились три новых потока лавы. Лава течет бурно. Первый поток водопадом обрушился в океан. Вода кипит, все кругом в клубах пара. Температура воздуха +41°. Полкан забился под койку. Дом держится, крепко сколочен. Опять взрывы. Не дрейфь, Кирьянов!
27 октября, 10 часов. Только что проснулся. Проспал целых три часа. Разбудил меня громкий рев. Это сивучи и нерпы перебазировались к самому пирсу: с лежбища их прогнала лава. Из воды торчат сотни голов перепуганных животных. Подходил к ним близко, совсем не испугались.
Похоже, что извержение пошло на убыль. А гроза над островом бушует вот уже пятые сутки. Из-за электрических разрядов опять нарушилась радиосвязь. «Вихря» не слышно и не видно: кругом острова густой туман. Где же сейчас «Баку»?
27 октября, 20 часов. Извержение снова усилилось. Вершина вулкана похожа на огромный красный колпак. Второй поток лавы подполз к крайнему жилому дому. От лавы пышет жаром. Стена накалилась — не дотронешься. Дом вот-вот вспыхнет. Перенес из него все, что мог, в клуб. К счастью, клуб стоит на высоком мысу, и лаве сюда не добраться. Назвал мыс Мысом Доброй Надежды. Радиосвязи все нет и нет.
Даже не верится, что Робинзон прожил на необитаемом острове в полном одиночестве целых двадцать восемь лет. Трудно человеку оставаться совсем-совсем одному. За эти дни у меня было время подумать. Я так мало, почти ничего еще не сделал в жизни полезного, хорошего для своего народа, зато сколько ошибок успел натворить…
