Дневник Дельфины - Жуайе Одетт (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Глава II
ЗАПРЕТНАЯ ДВЕРЬ
Сейчас ночь. Я не могу заснуть, а когда удается задремать, мне снова и снова снится то, что произошло вечером. Кошмар! Господи, что же такое случилось?!
Никогда в жизни я еще не была в один и тот же день так счастлива и так напугана.
В театре все сначала шло как надо. И если мы вели себя так хорошо, то только для того, чтобы никто не догадался, что мы готовим. И ни Мерседес, отлично нас знавшая, ни наши надзирательницы ничего не заподозрили.
Как обычно, мы танцевали только в первом акте «Жизели» в толпе охотников и крестьян-виноградарей. Я обожаю «Жизель»! Эту роль я хочу танцевать, когда вырасту. Впрочем, это мечта всех балерин, и самые великие звезды спят и во сне видят, как бы исполнить эту чудную роль.
Особенно мне нравится сцена безумия. В этот момент балет превращается в трагедию. Никогда не могу сдержать слезы, когда вижу Жизель, одну посреди сцены, узнающую о своем несчастье и теряющую рассудок и самую жизнь. А второй акт — вообще чудо. Жизель выходит из могилы, но это больше не настоящая Жизель, это ее призрак, который появляется перед предавшим девушку графом. Но его так мучает совесть, что она ему все прощает. Жизель танцует со своим графом при свете луны, но рассвет разделяет их навеки. Это на самом деле великий балет, просто шедевр романтизма!
Романтизм… Некоторые современные танцовщики презирают это понятие. Они неправы. Но, в общем, не имеет значения, как это называется: романтизмом или еще как, этот балет просто прекрасен, это настоящий шедевр. Только это и важно!
Обычно, когда я занята в «Жизели», я стараюсь пробраться за кулисы при помощи одного машиниста сцены (потому что, естественно, нам запрещено находиться на сцене, когда мы там не заняты) и посмотреть второй акт, который я, правда, и так знаю наизусть. Но в этот вечер я не думала о трагедии Жизели. И мои подружки тоже.
Станцевав все, что полагалось, в первом акте, мы быстренько поднялись в гримерку, чтобы приготовиться, как будто ничего не происходит. Между «Жизелью» и дефиле у нас почти два пустых часа, когда нечего делать, это очень долго. Чаще всего мы используем это время, чтобы сделать уроки на завтра. Некоторые вяжут, некоторые играют, а наши одевальщицы и надзирательницы не решаются быть с нами слишком строгими, даже если мы шумим, потому что они считают: Опера — это чересчур тяжело для детей.
Так вот. В этот вечер мы были полны решимости и не стали терять время зря. Мы живо сняли свои крестьянские платьица из первого акта «Жизели» и переоделись в костюмы для дефиле: форменные пачки и маленькие короны на голове. Для гала-концертов выбрана именно такая форма — и для звезд, и для учениц. Кажется, это производит сильное впечатление на публику, когда занавес поднимается и по сцене Гранд-Опера проходит под марш вся балетная труппа и вся балетная школа — класс за классом.
Едва успев переодеться, мы стали украдкой, одна за другой, убегать из гримерки. Мы проскользнули по коридорам и приступом взяли верхний этаж. Ночью это было необычайно таинственно: полутьма, какие-то тени, гулкие отзвуки шагов. Кое-кому вспомнился Призрак, знаменитый Призрак Оперы*. На последнем этаже, под самой крышей, все казалось особенно странным. В этот час, когда все и всё крутится вокруг сцены и зрительного зала, огромные пустые пространства выглядели фантастически. В классах было тихо, ни малейшего шума, почти темно. Мы их не узнавали, хотя каждый день занимались там. Некоторые, самые маленькие, испугались, двое даже во весь опор помчались обратно в гримерку. Но сколько была смеха, когда пришлось вылавливать ключ из ведра с краской! Это оказалось не слишком удобно.
— Надо было захватить половник! — сказала Сюзон.
— Или дуршлаг, — отозвалась какая-то другая девочка.
Кики, которая очень волновалась, заявила, что знала бы она, что так получился, взяла бы удочку у своего дедули.
В конце концов, мы вылили краску в стоявшее рядом пустое ведро. Бернадетта руководила операцией, она следила, чтобы ключ не вывалился вместе с краской. Наконец мы его добыли, он был весь в белилах и пришлось оттирать его тряпкой.
Мы с Бернадеттой были главными в этой экспедиции, все остальные шли за нами, подгоняли нас. Открыли дверь. В темноте взобрались еще на несколько ступенек и оказались на крыше. Все стали кричать от восторга. Это было так прекрасно, так фантастично, можно было подумать, что мы штурмуем ночь. Внизу вокруг нас был город с его огнями, наверху — небо, ветер, облака. Мы танцевали, бегали, играли в «убийцу» и уходили все дальше и дальше по лабиринтам крыши. Мы забыли о времени, забыли обо всем.
Только мы с Бернадеттой подыскали для себя подходящее укрытие, как услышали вдалеке голос: «На сцену!» — и что тут началось! Все засуетились, все побежали…
На сцену!
Господи, я думала, что упаду в обморок! Господи!
Что мы наделали, а вдруг мы пропустим момент, когда поднимается занавес? Ах! Мне больше совсем не хотелось веселиться. Мы с Бернадеттой тоже побежали. Мы оказались последними. Другие уже исчезли. Но когда мы подбежали к двери, она оказалась закрытой. Запертой. Мы не могли в это поверить. Мы кричали, стучали в дверь. Ничего. Мы — пленницы крыши, а там, внизу, вот-вот начнется дефиле…
Стали искать выход. Мы бегали по крыше, как сумасшедшие. Все двери были надежно заперты. В конце концов, мы добрались до купола Ротонды. Здесь все было знакомо, но это не мешало нам бояться. Снаружи круглые окна казались мордами чудовищ. Мы зря старались, лезли к ним, — окна тоже оказались запертыми. Тогда Бернадетта решила разбить стекло, ударила по нему ногой, пошатнулась, потеряла равновесие и упала. Она покатилась по крыше, я была в ужасе: мне казалось, сейчас она рухнет в пропасть! К счастью, ее задержал какой-то карниз и не дал катиться дальше. Но Бернадетта лежала неподвижно, и я поскорее побежала за помощью.
Дорога вниз, к сцене, показалась мне бесконечной. На бегу я слышала марш, который сопровождал дефиле и передавался динамиками на весь театр. Я так задыхалась, что не могла говорить, но немного успокоилась, когда увидела людей: рабочих сцены, администраторов. Они окружили меня, стали расспрашивать. На сцене в это время шло дефиле и проходили танцовщицы в своих красивых парадных пачках. А я стояла за кулисами, плакала, и Дюмонтье тряс меня, чтобы заставить говорить. Наконец мне удалось перевести дыхание и выговорить:
— Скорее!.. Скорее!.. Бернадетта!
Дюдю стал еще сильнее трясти меня:
— Да объясни же толком!
Я только и успела ему сказать, что мы оказались запертыми на крыше, что Бернадетта упала и что она не может больше двигаться.
Дюмонтье обезумел. Он сейчас же поднял по тревоге службу безопасности, врача, схватил меня за руку и велел немедленно отвести его на место происшествия. За нами бежали пожарники, и очень скоро к нам присоединился врач.
Я больше не могу спать. Бернадетту увезли в больницу. Я видела «скорую помощь» во дворе Оперы, когда, ни жива ни мертва шла к машине месье Обри. Все кружилось у меня в голове, я не могла собраться с мыслями. Все время слышу голос Дюмонтье, который говорил мне ужасные вещи:
— О твоей подружке мы сейчас говорить не будем, но лично для тебя все только начинается. Прекрасный день ты выбрала, чтобы наделать глупостей! Если тебе дали роль, это вовсе не значит, что теперь тебе все позволено!..
О, это ведь не потому, клянусь! Я знаю, что вовсе мне не все позволено! Я отлично понимаю, что не послушалась старших, что мы все не послушались. Но мы просто хотели поиграть, мы не хотели делать ничего плохого!
У меня была только одна мысль: не хочу, чтобы мама узнала правду. Я бы умерла от стыда!
Когда Фредерик увидел меня, он вздохнул с облегчением. И пока он устраивал свою виолончель в машине, а потом сам усаживался за руль, он все время говорил:
