Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич (читать книги полные TXT) 📗
Ночь бывала чем-то похожа на день, даже казалась краше дня.
Но все это было и было когда-то… А сейчас люди если и ждут ночи, то разве потому, что ночью реже бомбят самолеты: если и смотрят в небо, то лишь тогда, когда слышен их угрожающий гул.
Сегодня ночь обещала быть спокойной, и Нине хотелось раскрыть окно, выходящее в сад, подышать свежим воздухом. Но, увы, в городе затемнение, приказано маскировать свет, чтобы нигде и щелочка не светилась.
Можно бы и погасить лампу: Ляля и Толя спят, бабуся с дедушкой тоже собираются. Но пора написать матери письмо, а днем для этого времени не будет.
«Дорогая наша мамочка! — Нина аккуратно выводит букву к букве. Чтобы маме легче было читать. — Если бы ты знала, какая это радость для нас — твое письмо. Ведь целых десять дней от тебя ничего не было. Время тревожное, и в голову лезут всякие мысли. Как хотелось бы в такую беспокойную пору быть вместе!
Дядя Вадим, наверно, под Ленинградом, бьется с фашистами. Мы знаем: враг подобрался к самому городу, и это очень волнует нас. Не сладко тебе там, но мужайся, мамочка, и береги себя, родная. За нас не беспокойся: здесь более или менее тихо. Налетают иногда на станцию, но это далеко от нашей Базарной.
Степаненки эвакуировались. Уговаривали бабусю, чтобы и меня отпустили с ними. Да куда я поеду? На кого оставлю Лялю и Толю. Ведь я самая старшая и должна заботиться о всей семье».
Нина поставила точку и задумалась: оставить ли слова насчет эвакуации или вычеркнуть? Лучше все-таки оставить. Пусть мама знает, что город постепенно эвакуируется. Возможно, и они вынуждены будут куда-нибудь податься. Фронт приближается, люди уезжают если не в глубокий тыл, то в удаленные от железной дороги, глухие села. Если придется куда-нибудь выехать и связь оборвется, пусть мама думает, что они эвакуировались.
Размышляя обо всем этом, Нина все же никак не предполагала, что придется когда-либо оставить дедовское жилье. Уж кому-кому, а им выезжать из города особенно трудно. Бабуся и дед слишком стары, Толя и Ляля больно малы.
Но случилось так, что и они тронулись в путь-дорогу.
Фронт неожиданно быстро приблизился к Щорсу, и бомбовые удары с воздуха стали такими частыми, что началось повальное бегство из города. Уезжали кто как мог и на чем мог.
Иван Михайлович все еще не решался оставить родное гнездо. Водворил внуков и старуху в погреб: надеялся, что минет как-нибудь эта лихая година. Когда же артиллерия стала обстреливать не только железнодорожную станцию, но и городские кварталы и им, жившим около церкви, пришлось по-настоящему испытать, что такое близкие разрывы тяжелых снарядов, Иван Михайлович всерьез призадумался над тем, куда и как увезти семью.
— У нас ведь есть друзья в Рудне, — разрешила его сомнения Лидия Леопольдовна. — Найди подводу, возьмем с собой самое необходимое и выедем хотя бы на несколько дней.
— Да где ты возьмешь ее, подводу? — сердился Иван Михайлович, но все же ходил в город, расспрашивал, допытывался и нашел наконец человека, согласившегося отвезти их в Рудню.
Решили ехать под вечер, когда садилось солнце, в надежде, что ночью будет безопасней — обойдется без налетов авиации и бомбежек.
Но, как сказала бабуся, такими «умниками» оказались не только они.
По направлению на Рудню двигалось множество народа. Кое-кто на подводах, а большинство пешком, толкая впереди себя тачки с пожитками. Взяли в руки дышло с поперечной перекладиной и давай бог ноги! Пыльная проселочная дорога забита беженцами. Одни увязают в песке, другие объезжают их и загораживают проезд. И каждому не терпится, каждому хочется поскорее. Крики, ссоры, препирательства, слезы…
Сагайдакам тоже пришлось остановиться, и не раз. Но то были мелкие неприятности. А вот где-то поблизости от Рудни их возница зазевался и попал передним колесом в яму. Лидию Леопольдовну сильно качнуло, и она вместе с Лялей и узлами домашнего скарба вывалилась на обочину дороги. Иван Михайлович гневно напустился на возницу, а Нина с Толей кинулись поднимать бабушку и Лялю. Они, как и дед, всю дорогу шли за возом, подгоняя бабушкину козу Белку, которая со страху то упиралась, как ослица, то шарахалась в сторону.
Стали поднимать воз с помощью срубленной сосенки. Тут, в довершение всех бед, на дороге появилась автомашина и, подъехав едва не впритык, засигналила. Коза дернулась и оторвалась от подводы, задрала хвост да как рванула в лес! Дед за ней, Нина вслед, но где им догнать ошалелую животину!
Иван Михайлович вскоре запыхался и отстал. Кричит где-то сзади, клянет и бабу и козу. А Нина бежит, зовет, не спускает с Белки глаз. И не только потому, что она их с Толей любимица, что жаль будет, если пропадет: ведь на молоко Белки большая и, пожалуй, единственная надежда в эвакуации. Взрослые да и они с Толей как-нибудь перебьются с едой, но чем кормить Лялю, если Белку загрызут волки или уведут чужие люди?
Выбежав на лесную полянку, Белка вдруг остановилась.
— Белочка, хорошая моя, ну куда ты? — упрашивала Нина, словно коза могла понять ее. — Не бойся меня, я ведь тебе хлеба и сахару дам, иди сюда, слышишь?
Коза увидела свою кормилицу, заблеяла и пошла навстречу девочке. Ухватив за веревку, Нина притянула к себе Белку, обняла, гладила, успокаивала ее. А когда увидела, что коза присмирела и не боится ее, Нина выпрямилась и попыталась сориентироваться, далеко ли поляна от проезжей дороги. Лишь сейчас она заметила, что начало темнеть, и заволновалась: не заблудиться бы в неизвестном лесу.
Вдруг ей показалось, что совсем близко послышался голос деда.
— Я здесь, дедушка! — крикнула Нина так радостно и громко, что эхо разнесло ее слова по всему лесу и, наверно, услышали их не только Иван Михайлович, искавший внучку в лесу, но и Лидия Леопольдовна с Толей, оставшиеся на дороге возле подводы.
В Рудню рассчитывали приехать в сумерки, а пришлось стучаться к друзьям поздно ночью. Единственным утешением и наградой за все пережитое в дороге было то, что подруга бабушки Оксана Конек приняла Сагайдаков радушно и приветливо. Она так заботливо устраивала гостей на ночлег, что у них сразу отлегло от сердца, спокойнее стало на душе.
Видно, на всю жизнь запомнила Оксана, как много лет тому назад Лидия Леопольдовна выручила ее из беды. Тепло и благодарно любила она свою старую подругу и теперь всячески старалась, чтобы она, и дед, и внуки чувствовали себя как дома.
III
Фронтовые дороги прошли мимо Рудни, но здесь уже знали, что Щорс захвачен немцами, войска оккупантов продвинулись далеко на восток, и только бойцы, попавшие в окружение, иногда сталкиваются с ними на лесных тропах, напоминая о себе короткой, временами сильной стрельбой.
Люди прислушивались и надеялись: может, не правда, что немцы так далеко ушли на восток, может, наши скоро вернутся?..
Но они не возвращались. И день, и второй, и третий. А потом в Рудню вошли немцы. Пришли и посеяли страх, убили надежду.
Лидия Леопольдовна и Иван Михайлович как потерянные слонялись из угла в угол, не знали, чем заняться, куда себя деть.
— Что будем делать, старая? — спрашивал Иван Михайлович.
— А что нам остается делать. Давай вернемся домой. Нелегко будет прожить в городе с тремя детьми, но там все-таки своя хата да и вещи припрятаны. Какие ни есть, а все же пригодятся…
— А что, если немцы сожгли или разрушили дом? — возразил Иван Михайлович. — В городе шли бои, бомбили его, да и горел он, говорят люди.
— Може, правда, — вмешалась в разговор Оксана. — Что, если немцы сожгли хату или в нее попала бомба? Где вы будете тогда жить? Если уж надумали ехать домой, то пусть сперва отправляется Иван Михайлович. Разузнает, что и как, а потом и за вами приедет. А если, борони боже, дом разбит, то и ехать незачем, живите у нас.
