Девочка из Ленинграда - Кануков Саадул (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Раечка!
Мать и дочь с трудом выбрались из людского потока.
— Евгения Федоровна, а моя мама где? — спросила Света.
Рая видела, как лицо матери вдруг стало растерянным.
— Светочка… Мама твоя… Она приедет попозже… Только ты, пожалуйста, не отчаивайся… Она поправится. Рана не очень тяжелая. Ее отправили сюда, в город. И завтра, наверное, вам сообщат, в какой она больнице.
Света уткнулась лицом в ладони, плечи ее вздрагивали.
Рая обняла подругу.
— Светка, не надо… Не плачь. Ну, я тебя прошу… — говорила она, сама глотая слезы.
На трамвай сесть было невозможно, и они шли пешком. Рая не выпускала руки Светки, ласково прижималась к ней плечом.
Когда они подходили к дому, из-за мусорного ящика с автоматом в руках выскочил Вовка.
— Мама, мама приехала!
Он подбежал к матери — грязный, растрепанный, в разорванной рубашонке.
— Боже мой, что с тобой?! — воскликнула Евгения Федоровна. — Что ты делал?
— Это дот, мама! — кивнул Вовка на ящик. — Я караулил, чтоб фашисты не напали.
Евгения Федоровна грустно улыбнулась:
— А! Ну, тогда молодец. Только иди сейчас же помойся и переоденься… Света, — обратилась она к подруге дочери, — пойдем попьем с нами чаю.
— Спасибо, Евгения Федоровна: мне домой надо…
— У них Нелька заболела, — сказала Рая.
— Да? Что с нею? — спросила Евгения Федоровна.
— Не знаю… — протянула Светка. — Доктор не сказала. Только укол сделала. Завтра еще придет.
— Я вечером забегу к вам… Рая, проводи Свету.
На другой день пришла из больницы открытка. Света прибежала к Рае.
— Я к маме иду. Пойдешь со мной?
Рая нарвала в палисаднике цветов. Букет получился большой, красивый.
— Спасибо, Раечка! — шепнула Света. — Мама так любит цветы!
В вестибюле их встретила няня.
— Вы к кому, девочки?
— К маме… — волнуясь, сказала Света. — Ее ранило на оборонке.
— Мам у нас тут много, — мягко возразила няня. — Как фамилия-то?
— Ах, простите! Серова Антонина Ивановна, — пояснила Света.
Няня сказала, что она сейчас узнает у дежурной сестры, можно ли к больной, поскольку сегодня день не посетительский.
Скоро она вернулась с сестрой.
Сестра была совсем молоденькая. Рая с восхищением и завистью смотрела на девушку, на ее белоснежный халат и марлевую косынку.
— Девочки, я вас пущу, — сказала сестра. — Только не надолго. Хорошо?.. Няня, дайте им, пожалуйста, халаты.
Антонина Ивановна лежала на высоких подушках. Рая не сразу узнала ее: такая она была бледная.
Света, уронив на кровать цветы, уткнулась лицом в грудь матери, беззвучно заплакала. Антонина Ивановна гладила ее по голове. Рая не знала, что делать. Наконец Светка подняла голову. Мать вытерла ей заплаканное лицо своим платком, сказала:
— Ну, вот и все. Больше не будем, да?
Светка кивнула.
— Рая, садись на табуретку. А ты, Света, сюда, ко мне.
Антонина Ивановна взяла цветы.
— Ах, какие красивые!
— Мама, это Раины, — пояснила Света.
— Я уже догадалась. Точно такие же Евгения Федоровна приносила в школу. Спасибо, Раечка. А как мама? Приехала? Вчера? Ну, очень хорошо.
— Она к вам непременно придет, — поспешила заверить Рая.
— Конечно, придет: мы с ней подруги со школьной скамьи, как вот вы со Светой.
Света не сводила глаз с матери. Не выпуская ее руки, спрашивала:
— Мама, тебе больно? Рана большая?
— Большая, дочка. Но, может быть, все обойдется… Как там наша Нелечка? Завтра пусть бабушка придет с нею.
— Хорошо, мама, — кивнула Света. По совету Евгении Федоровны она умолчала о болезни сестренки.
Антонина Ивановна смолкла: видимо, ей трудно было говорить. Немного отдохнув, она тихо сказала:
— Света! Ты уже большая. Может все случиться. Если меня… не будет… ты должна заменить нашей крошке… И бабушке…
— Мама!.. — вскричала Света. Глаза ее были полны слез. — Ты поправишься… поправишься!
— Да, да, дочка… Это я на всякий случай.
Подошла сестра, положила руки на плечи Светы:
— Девочка, пора. А то придет врач…
— Да, да, девочки, идите, — сказала Антонина Ивановна.
Света поцеловала мать, и подруги вышли из палаты.
Куда-то на юг…
От папы давно уже не было писем, но зато сегодня почтальон тетя Нюра принесла письмо от комиссара полка.
Это было даже не письмо — пакет, и тетя Нюра не опустила его в ящик, а вручила прямо в руки.
Он был адресован не маме, как до сих пор, а бабушке — Арине Павловне Дмитриевой. И адрес был написан не от руки, а на машинке.
Все были очень удивлены такой необычной корреспонденции.
Бабушка читала плохо: она училась всего один год в какой-то церковноприходской школе. Письмо она отдала маме.
Мама вскрыла пакет — в нем оказалась газета и записка. Почерк энергичный, стремительный. Мама очень волновалась, и казалось, читает не учительница, а какая-нибудь первоклассница: запиналась, повторяла одно и то же слово несколько раз.
Комиссар полка благодарил бабушку за то, что она вырастила и воспитала такого замечательного сына, то есть папу. Папа, оказывается, один из лучших снайперов полка, и у него на счету уже несколько десятков уничтоженных фашистов.
Более подробно, писал далее комиссар, бабушка прочтет о сыне во фронтовой газете, которую он посылает ей. А сейчас он желает бабушке доброго здоровья и долгих лет жизни. Обнимает ее, как сын.
Мама развернула газету, и все увидели папу. Он стоял около землянки. В руках — винтовка с оптическим прицелом. В заметке «Стрелок, не знающий промаха» военный корреспондент Игорь Упрямов рассказывал, как папа в одной перестрелке уничтожил трех вражеских снайперов, как фашисты охотились «за русским стрелком, не знающим промаха».
Оказывается, папа не просто снайпер, но еще и командир разведгруппы.
И письмо комиссара, и заметка в газете перечитывались несколько раз. Потом то и другое бабушка завернула в свой дорогой цветастый платок, который сохранила еще с девических лет, и положила в старинный кованый сундук, что стоял в ее спальне.
Потом этот необыкновенно радостный, волнующий день сменился томительными днями тревожных ожиданий. Ждали письма от самого папы, а письма все не было и не было. И бабушка часто доставала из своего заветного сундука драгоценный сверток, протягивала Рае письмо комиссара:
— На-ко прочти еще раз, внучка.
Рая читала. По щекам бабушки текли слезы.
Сегодня мама ушла в больницу навестить Антонину Ивановну. Обещала скоро вернуться, а пришла лишь под вечер. И такая взволнованная.
— Рая, — сказала она, — я задержалась в роно. Завтра мы уезжаем. Эвакуируемся.
— Куда, мама?!
— Пока неизвестно. Куда-то на юг. Поедем эшелоном. Много учителей поедет. С семьями.
Мама говорила коротко, отрывисто, будто отдавая приказ. Ее, Раю, всегда удивляло, как мама быстро может взять себя в руки. Вот только что очень волновалась, казалась даже растерянной. И вдруг — спокойная, деловитая. Голос ровный, глубокий и даже чуть властный.
Всю ночь готовились к отъезду. Надо было взять с собой только самое необходимое. Но и необходимого набиралось так много, что всего и не захватишь. Правда, утром заедет машина и увезет вещи на вокзал. Но как потом управишься со всем этим в дороге? И они снова и снова развязывали узлы, раскрывали чемоданы и откладывали лишнее.
Рая взяла себе в рюкзак белье, платьица, зимнюю шубку: ведь уж на носу осень, а там и зима не за горами. Хотя поедут на юг, но и там может стать холодно. А сейчас она наденет легкую куртку, вязаную шапочку и спортивные шаровары.
Папины вещи все целиком оставались дома. Только бронзового стрелка Рая украдкой сунула в чемодан. Но когда мать в очередной раз просматривала вещи, она сокрушенно всплеснула руками:
— Рая! Зачем это? В нем же целый килограмм! Вместо него лучше взять пару теплого белья.
