Рассказы о Вадике и Жене - Павлов Николай Данилович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Женя от радости забыла про ссору. Еще бы. Такое замечательное пианино! Как в школе. Даже лучше. Совсем новое.
— Анна Александровна, сыграйте. Просим вас.
Папа Чудненко открыл крышку, и все увидели два ряда клавишей — белых и черных. Анна Александровна села на стул и тронула клавишу. В комнате раздался тонкий, чистый звук. Женя тихонько, радостно засмеялась. Скоро и она сядет вот так…
Тетя Дуся запела. Женя не удержалась, стала подпевать ей. И папа Чудненко присоединился к ним.
А Вадик между тем сбегал в свой уголок, собрал в охапку лучшие игрушки и притащил их. Когда кончили петь, он потянул Женю за рукав и зашептал:
— Хочешь посмотреть волчок? Мне не жалко, возьми. Вот паровоз. Вот яхта. Бери, бери! Пусть игрушки будут для всех, и мы будем дружить, как наши мамы. Ладно?
Кляксы
Год — это очень много дней; и месяцев тоже много — целых двенадцать.
Но как бы длинен год ни был, он все же прошел, и Вадик Чудненко стал школьником.
Лишь самые первые дни он позволял бабушке провожать себя до школы, а потом уж ходил самостоятельно. Ведь учился-то он во вторую смену — к чему тут провожатые?
На нем был форменный ученический костюм, ремень с пряжкой и, главное, фуражка, из-под которой он глядел с молодецкой гордостью: посмотрите-ка, школьник идет!
Вадик имел портфель новее Жениного, круглый расписной пенал, букварь в блестящей целлофановой обертке и огромную коробку карандашей — тридцати шести цветов.
Если теперь бабушка звала «Дети!», он считал, что это относилось к Галинке да к Верочке Рузиной. Когда же кто-нибудь невзначай называл его «ребенком», Вадик обижался и хмурился. Зато обращение «Эй, пионер!», которое иногда приходилось слышать на улице, было приятно, хотя оно пока и не отвечало истине. В школе его в первые дни называли не Вадиком, а по фамилии — Чудненко, и это тоже звучало ново, удивительно и почетно.
Учительница, Нина Матвеевна, молодая, приветливая, нравилась Вадику. У нее были улыбчивые ясные глаза и мягкий голос. Она посадила Вадика с Валей Гребневым, круглым, полным, как бочонок, мальчиком, у которого пухлые румяные щеки были похожи на булочки.
На первых уроках Вадик сгорал от нетерпения; он жаждал настоящего ученья, рвался считать до ста, а вместо этого Нина Матвеевна, улыбаясь, велела рисовать крючки и елочки, показывала одну — две буквы за весь день.
Вадик рисовал старательно, отвечать на вопросы вызывался первым, палочки для счета презирал — папа научил его быстро складывать в уме.
Валя Гребнев, наоборот, не тянул руку и не спешил считать. Нередко он вытаскивал из сумки сладкий калач или поджаристый пончик и принимался его аппетитно уплетать.
— Чем ты занят, Гребнев? — спрашивала Нина Матвеевна.
— Пончик ем.
— Почему ты это делаешь? — с легким укором говорила она.
— Потому что пончик вкусный. С повидлом он.
— На уроке нельзя.
— А мне мама велела в школе скушать, — оправдывался Валя, продолжая набивать рот.
В самом деле, не бросать ведь пончик, если он такой вкусный!
Нина Матвеевна терпеливо объясняла, как надо вести себя в школе. Ребятам казалось, что она не умела сердиться. А в других классах, говорили, учительницы попадались строгие-престрогие. Известно — уж кому как повезет…
Самыми интересными были уроки свободного рисования. Даже обычно медлительный Валя Гребнев оживлялся. Его отец работал шофером, знал машины всех марок — и грузовые, и легковые; Валя рисовал исключительно машины, рисовал уверенно, по памяти, вызывая уважение Вадика. Втайне Вадик досадовал, что автомобили у него выходили хуже гребневских, но зато он с успехом изображал суда: парусные корабли, многотрубные пароходы, подводные лодки.
С первыми отметками Вадик стремглав летел домой.
— Четверка!.. Пятерка!.. — объявлял он, ступив через порог.
Потом, уколотый насмешливым взглядом Жени, перестал хвастать. На вопрос мамы или бабушки с притворной неохотой отвечал:
— Пять по чтению… И по рисованию тоже.
Настоящее учение началось с того дня, когда учительница велела достать ручки и тетрадки в косую линейку.
Писать чернилами!.. Это было новое, незнакомое и потому особенно привлекательное для всех дело. Первоклассники почувствовали себя заправскими учениками.
Вадик взял новенькую тетрадку, отвернул обложку, ласково погладил первую страницу. Прямые и косые голубоватые линейки радовали глаз.
Внезапно на верхней строчке, раньше палочек и крючков, появилось большое жирное пятно. Оно расползалось вширь, как живое.
Так появилась первая клякса. Прежде Вадик слышал о кляксах от Жени Рузиной, а с этого дня они — безобразные, лохматые, словно пауки, — стали непременными гостями в его собственных тетрадях…
И все первоклассники, ходившие раньше чистенькими, сразу переменились. Кляксы появлялись у них не только в тетрадках, но и на пальцах, на брюках и воротничках, а у иных — на щеках и носах. Санитары находили чернильные пятна даже в ушах. Валя Гребнев один раз умудрился посадить огромное, как пятак, круглое пятно на свой стриженый затылок.
Светлые улыбки исчезли с лица Нины Матвеевны: она огорчалась не меньше своих ребят.
О кляксах шли разговоры в школе и дома. Их снимали промокашками, слизывали языками, терли жесткими резинками. Родители оттирали пятна на ребячьих, руках мылом, губками, мочалками, но неумолимые чернила вновь и вновь творили большие и малые каверзы.
Тетя Таня Рузина рассказала Вадиковой маме, что неподалеку, через две автобусных остановки от дома открылась музыкальная школа.
Мамы долго советовались, разузнавали, а через неделю Вадик и Женя, после несложного испытания, были записаны учениками еще одной школы — музыкальной. Их приняли в подготовительный класс.
Сначала Вадику школа понравилась. На дом ничего не задавали. Вадик любил ездить на автобусе — две остановки туда и две обратно. Входишь в школьный коридор, и со всех сторон на тебя несутся звуки пианино, баянов, скрипок. Весело и смешно!
В классе (он и не класс вовсе, а большой зал с рядами стульев, с огромным роялем) преподавательница Серафима Ефимовна, пожилая женщина в удивительном сине-зеленом платье длиной, почти до пят, пела песни, играла на рояле или в такт музыке велела прихлопывать в ладошки. С первого дня ребята за глаза стали величать ее Фимой Фимовной. Она была строгой, любила порядок, на шалунов бросала сердитые взгляды или грозила им пальцем.
Занимались здесь два раза в неделю по часу, разучивали хором смешные песенки, похожие то на считалки, то на обзывалки.
Такие песенки Вадик с успехом использовал во дворе, когда надо было подразнить девочек. Ни одна из них не хотела быть с вершок, а голову иметь с горшок!
С большим удовольствием, с азартом распевал Вадик песенку про то, как жили у бабуси два веселых гуся, но лучше всех была, пожалуй, вот эта:
Вадик дудел изо всей мочи, не замечая, что Серафима Ефимовна недовольно морщилась.
Когда же началось изучение музыкальной грамоты, дела пошли хуже. Оказалось, что ноты изображаются на пяти линейках и что ноты бывают самой различной высоты и продолжительности. Из разных нот складывается мелодия.
