Анвар и большая страна - Бахревский Владислав Анатольевич (читать книги без сокращений TXT) 📗
Лошади встали. С меня сдёрнули накидку, и весёлый наш возчик подбросил меня в воздух:
— Переехали! Переехали, друг! Ешь яблоко. Песни пой. Пляши!
И смеялся, смеялся, и мама смеялась, и целовала меня, и говорила одно и то же:
— Переехали. Всё-таки переехали.
Возчики в рыжих армяках собрались все вместе и смотрели в серую посветлевшую даль.
Там что-то сильно лопнуло, и по реке покатился гул. Он двигался к нам медленно, тяжело, но река потрескивала уже близко, и люди говорили друг другу:
— Пошла…
— Пошла-а-а! Пошла-а!
Рыжая белка с чёрными кисточками на ушах грызла золотые орехи. Они звонко раскалывались, хрустели. И тогда я раскусил яблоко. Оно тоже хрустнуло, и весёлый татарин засмеялся, нахлобучил мне на нос шапку.
— Хорошо! — говорил он. — Вкусно!
Жмурил глаза и прищёлкивал языком.
За горой, где солнце, где Красенькое
Сидят на брёвнах и разговаривают:
— Ребятам из Красенького хорошо. Им солнце дольше светит.
— Конечно, хорошо. Они за горами живут, а мы — в горах.
— Вот опять! У них день, а у нас вечер… Мама зовёт. Слышишь?
Спит Оля и видит сон. Живут они с Мишкой в той же деревне, те же горы вокруг, а солнце не сходит с неба. Не кончается день. Играй сколько душе угодно! А за горами, где Красенькое, — синё. Туман холодный над огородами. Стоят матери на крылечках, домой ребят зовут.
«Как же так? — думает во сне Оля. — Красенькое по ту сторону гор, а день у них короче!»
Проснулась, занавеску — дёрг! А над горами, над синими утренними лесами, над розовым гребешком каменной вершины — лучевой дождь. Снизу вверх брызжет. Красиво, конечно. Только на деревне опять лежит холодная тень. Целый час надо ждать, пока выйдет из-за гор солнце.
Стерегут красного телёнка с белым носом и чёрными губами.
— Зачем только построили нашу деревню? Жили бы все в Красеньком. Всем бы хорошо было.
— Чудной! Все в одном месте жить не могут.
— Сама ты чудна?я! Что мы, хуже их?
— Не хуже. Одинаково жить нельзя. Одинаково — скучно. Ехать никуда не надо. Зачем ехать, когда везде одинаково? А тут приезжаешь — и море! Оно розовое-розовое, гладкое, а паруса на кораблях — голубые!
— Выдумала! Море — синее. По морю волны. С дом, с высотный, как в Москве. И ветер. Деревья по земле лежат, как трава. А я на корабле с подводными крыльями.
— От такого ветра твой корабль перевернётся.
— А без ветра твои паруса, как тряпки, висеть будут.
— Всегда ты споришь.
— А ты всегда выдумываешь.
— Я не выдумываю, я мечтаю.
— А ты видела, как солнце садится? Не за гору, а вообще.
— Не видела.
— И я не видел. Давай-ка пойдём завтра в Красенькое!
— Туда за целый день не дойдёшь.
— Подвезут.
— А что дома скажем?
— Испугалась?
— Не испугалась. Искать будут… Не люблю, когда мама плачет.
— Ничего, обойдётся. Ты хлеба возьми, а я — сала и бутылку молока.
Где ездят на телегах, тёплая дорожная пыль пахнет вкуснее пирогов.
Дороги идут в разные стороны. По дорогам едут люди. И кажется, что это дороги уводят их в дали. А всё наоборот. Дороги идут за людьми.
Шагают ребята, а кругом ни одного человека. Птицы поют, слепни летают…
— А до гор далеко!
— Далеко.
Вдруг топот. Мишка — в канаву. Глаза круглые, как у кота.
— Прячься… Погоня!
Повернулась Оля, смотрит.
— Вставай, — говорит. — Лошадь чужая. В нашей деревне такой нет.
Пыль как пена морская. Конь — чёрный, лаковый. Морду дерёт вверх — от солнца, от неспокойной узды. Казак на коне. Ворот на рубашке широкий, лицо от загара как уголь, зубы весёлые.
— Куда путь держите?
Мишка — вперёд, плечом девочку загораживает.
— В Красенькое. Хотим посмотреть, как солнце заходит.
Засмеялся парень, а конь заплясал, запылил всеми четырьмя ногами.
— Хочешь, прокачу, если смелый?
Губы у Мишки пересохли. На таком-то коне! Да с таким казаком! Глянул на Олю, та в землю смотрит.
— Нет, — говорит Мишка, — двое нас.
— Она догонит. Я тебя прокачу маленько, ссажу, ты и подождёшь.
— Нет, — говорит Мишка.
— Ну бывай. Пожалеешь!
Ускакал.
Жалко, а не пожалел Мишка. Не пожалел, потому что вдвоём идут. И дорога у них далёкая.
Молча топают. Знает Оля: злится на неё Мишка. Помешала ему на коне проскакать. А Мишка не злится: просто раскроешь рот, чтобы слово сказать, и заревёшь, как телок. Обидно всё-таки.
Догнала их подвода. Старичок на подводе.
— Далёко ль, милые?
— В Красенькое.
— Ого, куда! К родным, что ли?
— Нет, — говорит Мишка. — Хотим посмотреть, как солнце садится. Длинный день хотим посмотреть.
— Ишь какое дело! Ну лезьте в телегу, чуток подвезу.
Тронул старичок лошадь. Поехали.
— Вы, значит, из Тёмина? Горы на вас тени напускают. Интересно.
— Что ж тут интересного? — спрашивает Мишка.
— Всё, милый человек, интересно. Для того и живём, чтобы узнать поболе.
Телега скрипит, солома в телеге щекочется, мёдом пахнет. Ехать бы так и ехать…
А тут как загудит! Выезжают из-под горы лобастые машины. На машинах брёвна. Толстые. Мишке с Олей вдвоём не обхватить… Съехал старичок на обочину, соскочил с телеги, лошадь — под уздцы. Ребятам машет:
— Слазь! Не дай бог понесёт!
Спрыгнули. А машины — мимо. Гудят, гудят. Пыль небо закрыла, машинам конца нет. Проехали всё же. Ребята — чихать. Совсем запылились.
— Сила что тебе у паровоза, — говорит старичок. — В наш посёлок едут. Строительство у нас. Ну, мне в другую сторону теперь. А вам, значит, прямо… Длинный день задумали искать! Интересно…
Подошли ребята к речке. Речка по камням скачет. Шипит, как городская газировка. Берега у речки крутые, друг от друга далеко. Только она забыла про них, обмелела, сузилась, но все равно вброд не перейдёшь — сшибёт, по камням протащит. Моста нет. На бережку лесорубы ждут попутных машин, табачок покуривают.
Сели ребята в стороне. Выпили из бутылки молока, сала поели. Тут как раз машина приехала. Ребята — к ней. А лесорубы народ проворный, вскочили на подножки и поехали. Не подождали.
— Ну ладно, — говорит Мишка, — другая придёт.
Приехала другая. Выскочил Мишка на дорогу, руку поднял, а машина не остановилась.
— Ты тоже руку поднимай! А то стоишь… — говорит Мишка.
Речка шумит, тени растут. Нет машин — и только. Проехала наконец, вдвоём сигналили — не взяла.
Грустно стало. Дома трёпка ждёт. Зазря терпеть придётся. Не увидят они длинный день.
— А когда мы назад пойдём? — спрашивает Оля. — Ночью?
— Ночью.
— А если…
— Зверей, что ли, боишься? Не бойся, их здесь нет.
Смотрят — с того берега идёт человек. Сапоги на нём высокие, охотничьи, за спиной ружьё, на плечах что-то большое, рыжее. Перешёл речку, снял ношу. Ноша встала на четыре лапы, разинула пасть и зевнула.
— Медвежонок! — ахнула Оля. — Он сало ест? — спрашивает у охотника.
— Он всё у меня ест.
— А погладить его можно?
— Погладь. Только смотри — цапнет.
Развернула Оля сало и вспомнила, что это последний кусочек. Да что делать? Стыдно не дать. Подумает охотник — пожадничала. Бросила медвежонку, тот понюхал сало, а есть не стал.
— А где такие водятся? — спрашивает Оля.
— В горах, — сказал охотник и медвежонка по шее похлопал. — Ну, пошли, Трошка. Нам ещё далеко.
Ушли. Поглядела Оля на приятеля, а у того глаза какие-то странные, смотрят вслед охотнику и губу закусил.
— Ты что? — спрашивает Оля. — Боишься, что ли?
— Нет, — говорит, — хотел попросить, чтобы нас на ту сторону перенёс.