Долгая ночь у костра (Триптих «Время драконов» часть 1) - Гусаков Сергей "СОМ" (версия книг txt) 📗

: Смешная — и странная.

... Они тогда в КД стояли — это грот такой, Кошкин Дом по-настоящему называется, только никто уже давно не говорит полностью — Кошкин Дом — а так кратко: КД. И выходит этот КД прямо в Четвёртый Подъезд: здоровенный такой грот, даже, скорее, по ильинским понятиям, зал — первый большой зал после входа в Систему, от которого уже расходятся ходы в разные стороны,— и КД образует один из его “карманов”, шкурником коротеньким отделённый. Ну, а ещё один “карман” этого Четвёртого Подъезда — Амфитеатр, самый знаменитый, наверное, грот в Ильях: огромных размеров полукруглое углубление, которое все традиционно под помойку и туалет используют. И все, кто в КД или в Четвёртом Подъезде останавливаются — даже на пять минут во время проходки — им по назначению пользуются. Правда, для сортира это место, на мой взгляд, не вполне подходящее — дорога торная, тропа, что на выход ведёт, прямо перед Амфитеатром проходит, и с неё видно всё, что в Амфитеатре делается — и наоборот. Да только, конечно, на самом деле никто не засматривается: на что смотреть-то?

..: Они среди недели приехали, в среду. Так у них вышло: Пищер на больничном сидел, а Вет школу свою гулял. Дизель же гулял институт: ему было можно.

Ну, закинулись они; поставили что-то на примус вариться — а сами в Амфитеатр: облегчаться, значит, “чтоб городскую хань с подземной развести — во избежании ритуального столкновения”. Это так Дизель тогда выражался.

: Сели на край плиты в ряд — спиной к яме, лицом к проходу,— а по другому там и не расположишься. Свет погасили и сидят. Молча. Знают, что в Системе никого, кроме них, нет. Потому что ни следов у входа — это зимой было — ни записей в Журнале. Да и вообще: кто тогда мог позволить себе среди недели в Ильи завалиться?..

И в этот момент из прохода, что дальше в Систему ведёт — свет; даже не свет —— лёгкое свечение зеленоватое. Как обычно, когда это приходит. «Ну, думают, в первый раз такое — чтоб среди дня, да в такой момент...»

— А момент и в самом деле не особо подходящий. Да что поделаешь?

— И тут из прохода, вслед за свечением — четыре тени чёрные: будто не комбезы на них надеты, а трико в обтяжку, и лиц не видно — всё закрывают. Ниндзя, одним словом. Только никто из них слова такого тогда не знал: 76-й год...

Свечение зелёное откуда-то спереди от того места, где лицо должно быть, исходит,— и скользят они — не идут с грохотом, как чайники, плиты и камни замковые на ходу выворачивая, и не пыхтят, как наши, когда шуруют ползком на полном ходу —— а словно скользят над самой землёй, кончиками пальцев рук и ног едва пола касаясь.

: Почти бесшумно.

“Фр-р-р”,— и на выход.

: Наши, понятно, чуть-ли не в обмороке. Полчаса потом в себя приходили, друг друга щупали и нюхали — да только как такое расскажешь? И — кому?..

: Ведь ни на что не похоже,— засмеют только...

Пищер потом к Журналу вдогонку сунулся — пусто, записей никаких нет; а следы наверху... Что — следы? Они же сами всё затоптали, когда переодевались.

— А Дизель в проход полез, из которого эти показались: вспомнил, что будто звякнуло что-то там, когда последний “ниндзя” проскочил...

И — нашёл: деталь от прибора ночного видения, саму фототрубку без экранчика-очков и усилителя. Только проводки из неё цветные оборванные торчали — 12 проводков, и все разного цвета. И “made in US” сбоку, еле заметно. Так что сияние просто объяснялось — это свет от картинки пробивался, между очками и маской, что на лице была. А вот как они “шли”...

— Какой-нибудь стимулятор, не иначе,— сказал Пищер,— потому что не на стимуляторе такое себе вообразить невозможно.

— Потом, конечно, психоз по Системе пошёл,— добавил он, чуть помолчав,— НБС считало, что это власти готовятся к тому, чтобы в Ильях нас, как и в Сьянах, прижать — ведь НБС из Сьян в Ильи перебралось... Другие считали, что это подземные спецвойска тренируются — те, что после нейтронного удара по Западной Европе по подземным коммуникациям, пока наверху радиация не спадёт, города должны захватить — и секретные пентагоновские и натовские убежища... И все пытались их как-то выловить. Да что толку? Гонялись мыши за кошкой... К тому же Система ещё совсем неизучена была, а летом Шагал погиб — ну и не до того стало. Так и забылось всё.

: Он рассказывал — а я представлял, как это было. И словно летел — со звоном. Эти “чёрные”... Что это — проекция из будущего, из какого-то параллельного мира — или действительно: подземный спецназ тренировался?..

— Не знаю,— как-то зло буркнул Пищер,— да и кто может знать? Просто есть такой мерзкий факт. И ни в какие теории он не лезет, потому что в этой истории ещё много всякого... было.

— Я подумал: а нет-ли у этой истории связи со Шквариным?.. Ведь зеленоватое свечение очков-экранчика прибора ночного видения так похоже на легендарное зелёное свечение Двуликой...

— И никуда от него не денешься,— ещё злее добавил Андрей, выколачивая о сапог трубку.

: Я снова представил себе это — как в замедленном кино.

— Соломин от неожиданности бумагу в яму уронил,— говорю,— да?

— Да,— отвечает Пищер,— пришлось мне с ним своей делиться... А ты откуда знаешь?

: Он подозрительно уставился на меня.

— Представил,— говорю я ему правду. Просто удалось пройти до конца того лабиринта — как попал в самом начале пищеровского рассказа,— и старался ни разу потом ошибочно не свернуть. Хотя развилок там было — ...

— Но только одна-единственная ниточка вела от рассказа ко мне — через Пищера сегодняшнего — сюда. И я прополз по ней, незримой, на ощупь — как Шкварин. Со звоном. До самого конца. И увидел всё-всё-всё — даже то, чего не увидел тогда и не узнал потом Пищер. И никогда, наверно, уже не узнает — потому что как я скажу ему об этом?..

— И ТУТ... ТОЛЬКО ТУТ ДО МЕНЯ ДОШЛО:

— До меня вообще всё очень медленно доходит...

: Я ВЕДЬ МОГУ ТАК УВИДЕТЬ — ЗДЕСЬ, ПОД ЗЕМЛЁЙ,—

: ПРАВДА ИЛИ НЕТ ЛЮБАЯ ИСТОРИЯ.

— Но что “история”? Я могу узнать...

... И голова моя начала кружиться. Будто даже не лечу — а падаю куда-то...

— И звон. В ушах. До боли.

: Значит — ПРАВДА.

ГОЛОС ПЕРВЫЙ — ‘ПРЫНЦЫ И ЗОЛУШКИ’:

— Ну да ладно. Подумаешь... Лавров писателя мне всё равно не стяжать — “по ряду причин на самом деле”,— а потому “не будем гнать пены”.

: То есть не будем о себе в третьем лице печататься —

: Не к письменному столу нам это — и не к лицу, стал-быть...

— Да. А поведём свой рассказ далее в обычной, свойственной соучастникам событий манере излагать свои мысли:

— От первобытно-апрельского, как несвоевременные тезисы, Лица. “Значить”. Без псевдолитературных глупостей и бирюлек — и приплюсуем к безмерному перечню моих безутешных, как горе Крамского-Петрова-Иванова-Водкина-Рюмкина-АвтоСтопкина-и-так-далее,—

< кстати: что я за этим хотел сказать? Ах, да... >

— безутешному перечню моих несбывшихся, как пожар мировой революции, творческих профессий и ‘увеличений’...

: профессию несбывшегося литератора. И аллитератора. Что ж — с гордостью отказываюсь от них обоих, поручая догнать и обогнать меня на сём поприще Питу,—

: пусть развивается к вящей славе божьей,— и моей маленечко,— а я пока, ничтоже сумняшеся, поведу свой отчёт о происходящем далее — как два бедных золушки ( это мы с другом Егоровым ) остались хлопотать по хозяйству: разгребать завал то есть — брошенные на абсолютный произвол судьбы своими родными уже до боли и близкими сестрицами — Пищером и Питом, умчавшимися, как на бал, “стопосъёмить, значить”,—

— Боже, что я несу!..

: хуже Егорова, да.