ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф] - Ликстанов Иосиф Исаакович (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
МОТЯ
Скубин только что закончил разговор с Виктором. Остап и Ламин, улыбаясь, смотрели на мальчика, когда дверь каюты открылась и вошёл сияющий ревизор Ухов. За ним вплыл Иона Осипыч, неся в вытянутых руках поднос. Ухов, обычно медлительный и спокойный, на этот раз проявил большую расторопность: выхватил из рук Ионы Осипыча поднос, поставил его на стол, выдвинул на середину каюты стул и усадил кока, что было чрезвычайно своевременно, так как ноги уже отказывались служить Ионе Осипычу.
Показывая на него обеими руками, ревизор торжественно произнёс:
— Рекомендую победителя! Отличная оценка всех блюд и благодарность наркома.
— О, поздравляю, — сказал Ламин. — Это большая честь!
— Вот видишь! А ты, Ухов, так беспокоился, — заметил Скубин. — Словом, как видно, с тревогами покончено по всему фронту.
Виктор подошёл к Ионе Осипычу и, с трудом сдерживая радость, показал глазами на чехол, снова висевший на его поясе:
— Дядя Иона, флажки!
— Вот и хорошо, Витя! — улыбнулся ему Иона Осипыч, вытирая платком лицо и шею. — Носи на здоровье, береги, не теряй… Спасибо вам, товарищ Скубин!
— Как же всё было в салоне? — нетерпеливо спросил ревизор Ухов. — Что говорил нарком?
Иона Осипыч, ставший центром общего внимания, повёл себя с большим достоинством. Он упёрся руками в колени, склонил голову набок, для того чтобы лучше всё припомнить, и начал свой рассказ:
— Обыкновенное товарищ нарком говорил и насчёт супа-вермишель и насчёт соуса. «Вот, мол, говорит, не по секрету, как надо готовить, чтобы продукты на ветер не бросать».
— Слышишь, Ухов? — ввернул как бы между прочим Скубин. — Запомни…
— А потом и неувязка получилась, — продолжал Иона Осипыч, сконфуженно улыбаясь. — Опростоволосился я. Спрашивает меня товарищ нарком насчёт Олимпа, а я думаю себе, что насчёт ресторана «Олимп» интересуется. Нет того соображения, что ему такие глупости ни к чему. Как вышло на поверку, что товарищ нарком горой Олимпом интересуется, так мне хоть провалиться на месте. Ну, сами посудите: откуда мне знать, что на том Олимпе боги компот варили? Одним словом, необразованность свою показал. Ну, однако, товарищ нарком ничего, только усмехнулся. А уж в другой раз я на мель сел! Так сел, что уж думал, никакой буксир не стянет…
— В чём дело? — встревожился Ухов.
— Насчёт моей личности. Личность моя получилась неясная. Спрашивает товарищ нарком: «На чём в гражданскую войну плавали?» Я и рапортую: «На бронепоезде «Коммунар». А он так посмотрел на меня острым глазом и сообщает: «Ошибаетесь, товарищ: на бронепоезде «Коммунар» имелся кок с другой фамилией, а с вашей фамилией никак не было»…
Виктор слушал Иону Осипыча с большим вниманием. Последние слова Костина-кока чуть не вызвали его вмешательства: ведь он сам слышал от Фёдора Степановича, что Костин-кок проделал всю кампанию на «Коммунаре» и однажды накормил наркома обедом… Как же так?
— Что поделаешь, — продолжал Иона Осипыч, со всей остротой переживая случай в салоне. — Ну, уж тут я не сдался. Стал вот так, честь отдал и обращаюсь: «Разрешите доложить, товарищ нарком, по порядку. Как вы на бронепоезд прибыли, отпустил я, по приказу командира, из расхода бачок украинского борща — может, помните, с толчёным салом и на свежих тёртых помидорах. Так что тот борщ я варил, а вы его съели и похвалили. А что касается фамилии, так вы не сомневайтесь. Фамилия у меня по корабельной табели Костин. Это точно. Братва на украинскую её переделала. Переиначила, значит, на Костюка, а заодно отцовым именем звала, потому это моё имя церковное — Иона. А им это не нравилось. Вот и был я Костюк…
— Осип Костюк? — со странным выражением в голосе спросил Остап, который стоял позади Ионы Осипыча.
— Так точно, называли Осипом Костюком, да и сам я себя, пока в Кронштадт не вернулся, так и писал…
Он вдруг оборвал речь и оглянулся. На него в упор смотрел Остап Гончаренко.
— А вы почём такое знаете? — спросил кок.
Остап сделал шаг вперёд.
— Дозвольте, — решительно и быстро проговорил он. — Жинка у вас, товарищ кок, була? Жинка та сыночек?
— Была, — так же быстро ответил кок и привстал. — Была и жинка и сыночек. Жена при белых в лазарете померла, а сыночка…
— Митю! — подсказал ему Остап. Он раскраснелся, глаза на смуглом круглом лице блестели. — Митю Костюка! — повторил он.
— Мотю! — вскрикнул кок и вскочил. — Да хиба ж я знаю! Мотю якась гражданочка старенька унесла. Да вы скажить…
Виктор не знал, на кого смотреть. Что это творится, что творится! Его рука как-то сама собой очутилась в руке Ионы Осипыча.
— Из Карповского унесла, — быстро заговорил Остап. — Пришли мама из больницы, принесли хлопчика и кажуть: «Вот вам, детки, сирота несчастный, Митя. Пускай как наш родной будет. Его отец за радянську владу, за Советскую власть бьётся, а матери у него нет, померла в больнице». А потом мы на Мелитополыцину уехали, там и жили…
Иона Осипыч, не выпуская руки Виктора, сел. Юнга почувствовал, что Костин-кок дрожит и эта дрожь передаётся ему, Виктору.
— Костин-кок, дядя Иона! — зашептал он ему на ухо. — Митя — это Мотя? Да? Чего ты такой, дядя Иона? Мы же Мотю нашли!
Иона Осипыч сорвал с себя колпак, скомкал его, закрыл лицо…
И когда вновь открылось это круглое лицо с мокрыми от слёз щеками, все разделили с коком его радость, его счастье. Ухов обнял Иону Осипыча, Скубин крепко пожал его руку, Ламин сказал:
— Поздравляю, товарищ кок! От всего сердца поздравляю! Вчера вы думали, что потеряли Виктора, который вам вместо сына… А теперь у вас их двое. Да!.. Двое сыновей!..
— Двое! — повторил кок. — Слышишь, Витя? Я Мотю ищу, а он тут — рыженький, курносенький… Мы же на «Быстром» вместе были, ах ты господи! Ну, спасибо вам, ну, спасибо!.. — И он обеими руками сжал руку Остапа.
Что сделал Виктор? Он хотел завопить, пройтись колесом, забить чечётку, вылететь на верхнюю палубу, передать семафор эсминцу «Быстрому»: «Митя, ты — Мотя, а Костин-кок — твой отец. Ура!» Но что мог сделать Виктор в каюте вахтенного начальника Скубина, что мог он сделать сейчас? Решительно ничего! И он только покраснел, только переступал с ноги на ногу, только дёрнул исподтишка Иону Осипыча за рукав и повторял одно и то же:
— Костин-кок, дядя Иона! Митя — это Мотя! Костин-кок, дядя Иона!
Вот и всё, что мог сделать Виктор…
ОБЕД В КАЮТ-КОМПАНИИ
Когда Иону Осипыча вызвали в камбуз, Ламин увёл Виктора в свою каюту и, переодеваясь к обеду, то и дело повторял: «Вот так история! Удивительная история!»
Виктор не находил себе места. Если бы не Ламин, он облетел бы корабль вихрем: к Грачу в лазарет — раз, к Остапу — два и в камбуз — три, чтобы вместе со своими друзьями ещё и ещё порадоваться чудесному открытию.
— Вымой руки хорошенько, — приказал Ламин. — Теперь в кают-компанию! Скоро обед.
Пришлось сдержать нетерпение и смирненько последовать за артиллеристом.
Громадную кают-компанию разделял зелёный бархатный занавес. В первой половине каюты было пусто; здесь стояли длинные столы, покрытые белыми скатертями и блестевшие обеденными приборами. За занавесом слышались голоса, смех, звуки пианино. Ламин откинул занавес, и они присоединились к компании: несколько командиров играли в домино, читали, а один сидел за пианино. Ламин подошёл к нему и что-то сказал.
Молодой командир взглянул на Виктора, улыбнулся и приветливо проговорил:
— Будь гостем кают-компании «Грозного».
Это был выборный «хозяин кают-компании».
В другое время, при других обстоятельствах Виктору хватило бы работы — всё осмотреть и запомнить, но сейчас ему было не до кают-компании. Вот только камин на минутку остановил его внимание. Разумеется, камин был не настоящий, но электрики так искусно перемешали в очаге обугленные и обрызганные киноварью чурочки, красные и жёлтые лампочки, прозрачные оранжевые и голубые ленты, что казалось — от камина идёт тепло.
