Жизнь зовет. Честное комсомольское - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
— Мы против Нины Александровны ничего не имеем. Ученики ее уважают, — сказала Зина Зайцева. — Она справедливая и преподает интересно. А только зря она доверяется Алевтине Илларионовне…
Кто-то бросил еще несколько неуверенных фраз насчет запрета проводить математические викторины, отмены экскурсии в Москву, о грубости завуча. Вскользь заговорили насчет «отсталых взглядов администрации», выразившихся в том, что и Нина Александровна и в особенности Алевтина Илларионовна не переносили дружбы девочек с мальчиками. «Занимаетесь не тем, чем надо, не с тем, с кем надо!» — ворчала обычно Алевтина Илларионовна. Но рассказывать обо всем этом чужому человеку было неудобно, и класс замолчал.
— Все это, друзья, неубедительно, — выслушав ребят, сказал Павлов. — Может быть, в школе вашей и есть какие-то отсталые настроения, но вы их не доказали. А пишете…
Павлов явно сердился. Он покраснел. Голос его стал громче, и десятиклассники тревожно притихли.
Опустила голову Стеша.
Расстроенно кусал губы Саша.
Зина еле удерживалась от слез, комкая в руках платок.
Миша придумал какой-то несуществующий факт, подтверждающий отсталость взглядов завуча, написал записку и собрался было переправить ее Саше, но не успел.
— Ну что ж, теперь разойдемся? — снижая голос, спросил Павлов.
Все молчали.
— Или не договорено что-нибудь?
— А как же… А что же с Александром Александровичем? — спросила Зина.
— Я еще не говорил ни с директором, ни с заведующей учебной частью, ни с коллективом учителей, — ответил Павлов. — А плакать не нужно, товарищ Омега.
Зина неожиданно встала, вытерла комочком, не похожим на платок, глаза и нос и сказала:
— Я только вот что хочу сказать вам… — Она замолчала, потому что не знала, как зовут инспектора, а спросить не решалась. — Если вы поможете нам и Александр Александрович останется у нас, мы дадим вам честное комсомольское слово, что никогда не воспользуемся глухотой Александра Александровича…
У нее не хватило больше слов, и она села на свое место, закрыв лицо руками.
— Плакса! Тоже охотница! — проворчал Сережка. — О чем ревет, и сама не знает.
— Оставь ее, — шепотом сказала Стеша, — ты разве можешь понять? Ты лошадей только жалеешь!
— Это хорошо! Это очень хорошее слово, товарищи комсомольцы! — взволнованно сказал Павлов. — Настоящее комсомольское слово. Ну, и до свидания, товарищи!
Он решительно пошел к дверям, поскрипывая ботинками и приподняв в приветствии правую руку.
Когда дверь за ним закрылась, Сережка бросился на середину класса, легко опрокинулся на руки и, подняв кверху длинные ноги, пошел на руках. За ним то же проделал Миша. А Саша крикнул на весь класс:
— Ну как, ребята, выгорит?
— Выгорит! Выгорит!
24
«Нами допущена ошибка»
Вечером Павлов направился к директору. Не торопясь он прошел длинный пустой коридор, поднялся по лестнице, постоял на площадке у окна. Его не покидали мысли, которые последние годы часто приходили в голову, а в Погорюе приобрели особую остроту. Он приглядывался к сельской молодежи и с удовлетворением видел физически и духовно здоровых юношей и девушек, простых, непосредственных, увлеченных жизнью со всеми ее сложностями. Он представил себе Сашу Коновалова в разбитых сапогах и поношенных брюках, курносую Омегу, лишенную кокетства, с гладко зачесанными волосами, эффектную Икс в скромном платье и простых чулках. Видно было, что эту молодежь в первую очередь интересовала не внешность и не одежда. Они с малых лет приобщались к самому главному в жизни — к труду. И труд в их понятии был основой всего. В нем видели они красоту, силу, будущее. С этой меркой подходили они и к внешнему облику человека.
В кабинете было полутемно. Неяркий свет настольной лампы, приглушенный абажуром, освещал часть стола с аккуратными стопками тетрадей и книг. За столом, подперев ладонью щеку, сидела Нина Александровна. В полумраке на кожаном черном диване, откинувшись на его спинку, скрестив полные ноги, удобно полулежала Алевтина Илларионовна. Разговор у них шел вполголоса.
Заслышав быстрые шаги в коридоре, женщины встрепенулись. Нина Александровна положила руки на стол, выпрямилась. Алевтина Илларионовна соскользнула на край дивана, опустила на пол ноги и натянула на колени короткое коричневое платье.
Павлов постучал в дверь и, получив разрешение, вошел.
— Извините, что задержал вас, — сказал он, подвигая стул и усаживаясь.
— Ничего, ничего! — поспешно ответила Нина Александровна. — Ну что, убедили вас десятиклассники?
— Кое в чем.
— В чем же? — тревожно осведомилась Алевтина Илларионовна.
— В том, что Александр Александрович Бахметьев — хороший учитель.
— Так это бесспорно, — сказала Нина Александровна.
— Почему же он ушел, этот бесспорно хороший педагог? — спросил Павлов.
— Он понимал, что глухому преподавать невозможно, — поспешила объяснить Алевтина Илларионовна. — Отстал от жизни.
— Он сам так считал? — удивился Павлов.
— Нет, но многие из нас так считали, — сказала Алевтина Илларионовна.
— У меня складывается впечатление, — решительно перебил ее Павлов, — что его вынудили подать заявление об уходе.
— Но я советовалась в районо, в облоно, неужели это не ясно? — не сдавалась Алевтина Илларионовна. — И все считают, что глухой человек не может преподавать.
— А ученики, получившие математическое образование у глухого учителя, сдают экзамены в вузы только на «пять»! — горячо возразил Павлов. — Это верно? Кто еще из ваших учителей может похвалиться такими итогами? Из учителей я разговаривал только с парторгом. Алексей Петрович отнюдь не разделяет вашей точки зрения, Алевтина Илларионовна. Он считает Бахметьева талантливым учителем, вполне пригодным для работы в школе. Кстати, Алексей Петрович говорит, что в те минуты, когда Бахметьев спокоен, он не так уж плохо слышит.
— Но преподавательская работа очень нервная, редко когда находишься в безмятежном состоянии, — возразила Алевтина Илларионовна.
Нина Александровна все время молчала. Она сидела прямая, с приподнятой головой, положив сухие вытянутые руки на стекло, лежащее на столе. По ее неподвижному лицу невозможно было угадать, какие чувства волнуют ее в эти минуты.
— Что скажете вы, Нина Александровна? — обратился к ней Павлов.
— Считаю, что в отношении Бахметьева нами допущена большая ошибка. — Слово «нами» она произнесла с особым нажимом, подчеркивая этим и свою вину. — Думаю, что Бахметьева мы должны любыми путями возвратить в школу. Сегодня я была у него и поняла, что он может вернуться только при условии, если Алевтина Илларионовна не останется завучем.
У Алевтины Илларионовны на лице и шее выступили красные пятна.
Нина Александровна холодно взглянула на нее и продолжала:
— Я думаю, что перемена заведующего учебной частью школы необходима: Алевтина Илларионовна не справляется со своими обязанностями.
Она пристально посмотрела в окно и замолчала, явно удивленная тем, что увидела.
— Посмотрите, товарищи, что это — пожар?!
Алевтина Илларионовна подбежала к окну.
— Что же это горит? — всплеснула она руками. — Старая или новая МТС?
В темноте зловеще розовело небо, и над черными силуэтами строений поднималось пламя.
— Я побегу одеваться! — бросилась к дверям Алевтина Илларионовна.
Павлов также поспешно вышел из кабинета, но не догнал Алевтины Илларионовны. Она бежала по лестнице, по коридору, и дробный стук ее каблуков разносился по зданию.
25
Она знала, что не придет
Трудное время переживала Екатерина Ермолаевна с тех пор, как прочитала в «Учительской газете» заметку о сельском учителе Бахметьеве. Сразу же она написала ему письмо, и, когда пришел ответ, написанный все тем же дорогим, не изменившимся за десятилетия почерком и в том же неповторимо особенном стиле, каким он ей писал в незабываемые дни юности, чувства, притупившиеся за долгие годы, встрепенулись и властно заговорили о себе. Ожили они еще и потому, что в первом же своем письме Александр Александрович с трезвой философской оценкой всего происшедшего и без юношеской застенчивости рассказал Екатерине Ермолаевне всю правду о своей любви.
