Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки - Левинзон Гавриил Александрович (чтение книг .TXT) 📗
Я стал ждать, когда папа напишет продолжение этой истории, но папа долго не садился за машинку, хоть мама его и спрашивала:
— Ты что, уже все напечатал?
Тогда я, чтоб напомнить папе о незаконченной истории, положил на столе стопочку чистых листов бумаги — помогло. Новая история, как я и думал, называлась
Лопушандия
Лопушандия — планета гигантских лопухов и лопоухих гуманоидов со слабо развитым хватательным рефлексом. Дивясь безобидному и чудаческому виду этих существ, мы без всяких опасений вступили в лопушандский город и через несколько минут оказались с расквашенными носами: все время мы натыкались на что-то невидимое и всякий раз это сопровождалось до боли знакомым по детству ощущением, как будто нас кто-то ударял по носу кулаком. Мы задрали головы, как это делали в детстве после драки, и стали ждать, когда уймется кровь. Воспоминания о детстве переполняли нас.
Наконец мы перенесли наши взоры с лопушандских небес на лопушандскую улицу, мы старались проникнуть в тайну невидимых препятствий. Тут мы и обнаружили, что лопушандцы беспрерывно появляются и исчезают. Они имеют обыкновение собираться группами в скверах или прогуливаться небольшими скоплениями. И вот, вообразите, в какой-нибудь из компаний вдруг один из лопушандцев исчезал, некоторое время спустя — еще один, но, случалось, вместо исчезнувших появлялся новый, а то и два-три. Лопушандцы этого как бы не замечали или реагировали шуткой, боюсь, довольно избитой.
— Дружище, — говорил кто-нибудь только что возникшему из воздуха лопушандцу, — что это за грязная мысль, в которую вы от нас отлучались? Почиститесь.
Шутник доставал из кармана одежную щетку и протягивал смущенному лопушандцу, который только что был невидимкой. Щетка с благодарностью принималась, лопушандец чистил свою одежду, отшучиваясь словами вроде этих: «Дружище, разве можно узнать что-нибудь об этом мире, не запачкавшись!» Похоже, каждый лопушандец носил с собой щетку, чтобы можно было пошутить таким образом. Но это была не единственная странность этих лопоухих людей: кое-кто из них ходил в туфлях разного цвета, многие — в одежках наизнанку; мы видели лопушандца, впрягшего себя в тележку, в которой преспокойно лежал и жевал сено осел; один из лопушандцев средь бела дня ходил по улице с зажженным фонарем, а два его товарища лаяли по-собачьи на прохожих, и прохожим это, представьте, нравилось. Лопушандские чудачества и странности можно было бы перечислять очень долго.
— Я, кажется, разобрался, Егоров, — сказал Чу, — в этом лопушандском феномене исчезновения: они погружаются в собственные мысли без остатка, они в них растворяются. Впрочем, почему бы нам не расспросить этих чудаков?
С предосторожностями, выставив руки вперед, мы приблизились к компании лопушандцев — ни один из лопушандцев не посмотрел в нашу сторону, но все они вдруг исчезли. Новая наша попытка кончилась тем же. Мы пытались вступить в контакт с лопущандцами часа полтора, мы устали, проголодались, но за все это время ни один лопушандец даже не взглянул в нашу сторону. Было ясно: с нами не желают иметь дела. Мы вспомнили, что у нас тоже есть гордость, и решили покинуть эту планету, но, конечно, не раньше, чем добьемся своего. Нам ничего не оставалось, как противопоставить холодному безразличию лопушандцев нашу горячую заинтересованность. Следующего невидимку, на которого я наткнулся, я ухватил за бока и стал трясти. Поскольку я его не видел, телефонная форма обращения показалась мне самой подходящей.
— Алло! — кричал я. — Алло! Вы меня слышите? Алло! Отвечайте!
Чу принялся мне помогать.
Результат был такой, как будто мы трясли куклу. В припадке лопушандоненавистничества я ущипнул невидимку на уровне своего бедра. Тогда-то и состоялся первый контакт. Мы услышали жалобное «ой!», и лопушандец обнаружился вполне зримо, с гримасой боли на лице.
— Привет вам, почтенные барахляндцы! — сказал он. — Вот вам все мои пуговицы — и прошу меня не задерживать.
Лопушандец начал срывать с себя пуговицы и совать их в наши карманы.
— Вы довольны, не правда ли? — говорил он заискивающе, но в то же время и насмешливо. — Какой замечательный у нас получился контакт!
— Почтенный лопушандец, — сказал я, — за кого вы нас принимаете? Нам нужен обычный контакт, а не пуговицы.
— Обычные контакты, — сказал лопушандец, — не начинаются со щипков. И перестаньте, пожалуйста, прикидываться, что вы не барахляндцы! Скажите прямо, если вам еще что-нибудь нужно. Вот вам на память мой пиджак. Я понимаю: вам хочется подружиться бескорыстной барахляндской дружбой!
Никто так, как лопушандцы, не владеет интонацией. Он нас припечатывал каждым своим словом. Издевка, брезгливость и даже некоторое сочувствие по поводу нашего ничтожества — все тут было! Нас явно оскорбляли.
— Я готов вас признать своими закадычными друзьями, — продолжал лопушандец. — Но, прошу прощения, мне некогда. Уверен, что мои брюки вас утешат. — Лопушандец исчез, прежде чем мы успели его удержать, на тротуаре валялись брюки и пиджак.
— Почтенный! — закричал я. — Почтенный! Неужели вы откажетесь поговорить с нами хотя бы издалека?
— Дорогуша! — присоединился Чу. — Всего два вопроса! К тому же нам так хочется возвратить вам вещи!
Лопушандец сжалился. Ему, наверно, не хотелось целиком выбираться из своих мыслей: мы увидели только голову и правую руку, которая делала какие-то движения, не принятые у землян, возможно издевательские.
— На два вопроса я готов ответить, — произнесла голова. — Конечно, если вопросы не барахляндские.
— Мы надеемся, что они не барахляндские, — сказал Чу. — Ответьте нам, почему вы нас боитесь и почему вы решили, что мы барахляндцы?
— Лопушандцы ничего не боятся, — ответила голова высокомерно, — но мир полон нелепостей. — Здесь рука указала на нас: — Почему бы не уйти от них в сферу чистых размышлений? А ваша принадлежность к барахляндцам не вызовет сомнений даже у ребенка: у вас ни единой странности, а мысли в ваших глазах отливают безумным блеском. Как же тут не понять, что у вас на уме поступки нелепые и омерзительные, короче говоря, барахляндские. Я прощаюсь, почтенные! — Голова вернулась к туловищу, некоторое время рука проделывала странные лопушандские движения, потом и она погрузилась в лопушандские мысли.
Высокомерие лопушандца меня потрясло: никогда еще со мной не обращались как с существом низшим.
— Чу, — сказал я, — нам следует проучить этих зазнаек! Они себя ведут так, как будто мы черт знает что! Я с мухой не позволил бы себе так обращаться!
— Успокойтесь, Егоров, — возразил Чу, — они такие, как есть. В конце концов, это их планета. Давайте-ка лучше подумаем, как вступить с ними в контакт, иначе наши барахляндцы останутся без подарков.
Мы уселись на разостланные лопушандские одежки и стали думать; мысли наши из серых становились разноцветными. Ни на какой другой планете я не встречал мыслей таких замечательных цветов и оттенков. Скоро они начали светиться: они собирались в громадные спиралевидные скопления и, похоже, уже существовали независимо от нас. Наши мыслительные импульсы породили целые галактики чистейшего разума… или безумия. Надеюсь, мы не очень повредили Вселенной. Я так был увлечен, что забыл о голоде. Об этой низменной потребности мне напомнил симпатичный лопушандец, который начал неподалеку от нас кружить в непонятном волнении. У лопушандца была очаровательная странность: он носил на шее в виде ожерелья связку сосисок. Мы с Чу начали отвлекаться от строительства мыслительных миров.
— Егоров, — шепнул Чу, — не смотрите в его сторону: спугнете. Похоже, он хочет вступить в контакт, но не решается.
— Сосиски заберем, а самого отпустим, — сказал я, глотая слюнки.
— Вы забыли о контакте! — возмутился Чу. — Конечно, сосиски мы съедим. А с ним вступим в контакт. Смотрите, он уже готов заговорить!
