Дроздово поле, или Ваня Житный на войне - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги полностью txt) 📗
Посестрима, завозившись со свечкой, вошла последней — и замерла с задранной головой! И в испуге зашептала: дескать, побратимушко, глянь-ко — это ж самовилы, только мужеского полу! Как раз такие, про каких ей мать, белая Вида, рассказывала, те, которые улетели — и не вернулись!
Она даже Янину руку выпустила, и девочка, уставившись на чудесные фрески, от которых дух захватывало и кверху возносило так — безо всяких крыльев — крикнула Златыгорке: а у меня, мол, такие же крылышки вырастут, как у них и как у тебя, когда я стану вилой-ангелом?
Монашка, услышав девочку, подошла к ней и ласково спросила: дескать, и кто это тут собирается стать ангелом? Ангелов, де, среди людей нет, ангелы — они на небе!
Ваня с Росицей Брегович, зажигавшие свечки на подносах с песком, переглянулись, и понятливая Росица подбежала к дитенку, собираясь увести, мол, извините ее — она так играет… Но Яна Божич сдавать свои позиции не собиралась: дескать, у моей названой мамы крылышки — в точности, как у ангелов на этих фресках, она и летать умеет, мы только утром летали вокруг дерева и черешню ели… Хотите, де, на ейные крылышки поглядеть?!
— Златыгорка, пожалуйста, покажи, какие у тебя крылья красивые! — и девочка, подбежав к самовиле, принялась дергать ее за полу маскировочного плаща. Черноризица удивилась и подошла: она что — впрямь собралась взглянуть на крылья?! А посестрима, видать, решила, что ничего худого не будет, если добрая женщина увидит крылышки, чего, дескать, тут стыдиться, чего опасаться?! Ваня представил, что сейчас начнется! Сбегутся сестры, созовут своих начальниц и начальников — ой, нет! Этого никак нельзя допустить! И мальчик выкрикнул:
— Златыгорка, ты что: «милосердный ангел»?
Посестрима вздрогнула и замотала головой, дескать, нет, нет, она не виновата, это не она бомбила!
Монашенка поняла: у горбуньи не все дома — и оставила их.
А Ваня Житный вознес горячую молитву гневно-прекрасному Иоанну Крестителю, исступленный взгляд которого находил его в любом месте храма. Дескать, тезка — Иоанн Креститель… а также Иисус Христос, и Пресвятая Богородица, и все-все святые, и ангелы, и архангелы, и солнце, и месяц, и Заря-Заряница, вы все можете: пожалуйста, сделайте так, чтобы Шишок — наш с бабушкой домовой, вырвался из далекого прошлого! Иначе, де, как мне домой ворочаться, и какая это будет изба — без домовика-то! И что бабушка скажет, Василиса Гордеевна, ежели я один вернусь…
И друзья, видать, молились — каждый про себя — о том же… Березай, правда, вслух и своими словами:
— Граждане пассажиры, будьте осторожны: поезд «Косово поле — Грачаница» принимается на девятый путь, нумерация вагонов начинается с хвоста поезда! Повтор-ряю!
Ваня обернулся, будто его кто сзади дернул и видит: в дверях с беретом под мышкой, в обтерханной пятнистой форме, с медалью «За отвагу» на груди стоит маленький безрукий инвалид…
— Шишо-ок! — заорал мальчик, забыв, что в храме нельзя кричать. — Шишочек мой! — и кинулся на шею домовому рода Житных, вырванному из грозного прошлого да вымоленному.
Глава 19
Тест для американского летчика
Но не успели расспросить домовика, где он задержался, да почему, как вдруг гром грянул, от которого внутренности сотряслись. Значит, бомба упала где-то совсем рядом! Выскочили все, кто был в церкви, наружу: бомбардировщик, метивший в храм, промахнулся — удар пришелся на монастырский сад, где, по счастью, никого в это время не было. Знакомая монашенка, пробегая мимо, сказала об этом и еще вот о чем: дескать, Богоматерь над храмом Успения туманный покров расстелила — вот и не увидел летчик каменного креста.
— Чую: сейчас самолет возвернется, как в тот раз — над поездом! — закричал Шишок. — Надо что-то делать! Эх, зенитку бы сюда! Да не хватит меня на зенитную установку…
Выбрались за монастырскую ограду, домовик выпустил из рукава свою «Черную стрелу», а Ваня говорит ему: мол, сербские солдаты рассказывали, что натовские самолеты ниже четырех с половиной километров не опускаются, а ведь винтовка только на два бьет! Шишок поглядел на Златыгорку: та мигом все поняла, гуторит:
— Ну, «милосердные ангелы», сейчас мы вам покажем, где раки зимуют!
И Ваня, догадавшись, в чем дело, закричал: дескать, не успеете вы!.. И Росица Брегович, тоже сообразившая, что к чему, поддакивает: не надо, де, — застынете, холодно ведь там, где-то минус пятьдесят будет! Но постень оседлал уж посестриму, и, скинув плащ-палатку, взвилась она в небо не хуже крылатой ракеты…
И вот летит самовила с красноголовым всадником под праздничными кучевыми облаками, похожими на божественный город, и вот лучи брызнули в сквозину, открылись ворота: впустили их в белый град. И вроде как салютом встречают! Это Шишок выстрелил из снайперской винтовочки ПТР-42.
Попал или не попал?! Глядь: вроде как молниеносный огонь взблеснул в облаках-то, и громыхнуло — попал ведь! Развалился бомбардировщик на черные кусочки — и валятся они из белых облаков во все земные стороны.
— Ур-ра! — заорали калики перехожие и ногами затопали. — Мы самолет сбили! Ур-ра-а-а!
И вдруг замерли — увидали, что кто-то с неба спускается, да только не Шишок верхом на Златыгорке: это летчик катапультировался! Соловей с жаворлёночком заругались:
— Ах ты, гадина натовская!
— И перегадина штатовская!
И сообщили: мы полетели, де, искать гаденыша… А тут и Златыгорка с постенем на спине приземлились, все инеем покрытые: как вроде Фритьоф Нансен с Руалем Амундсеном. У Нансена-то зуб на зуб не попадает, но слова сквозь зубную дробь понемножку проскакивают:
— Я, к-как Василий Т-теркин — с-самолет вражеский сб-бил, но мед-даль у меня уже есть, я т-только на орден согласный. Или п-пускай мне Г-героя С-советского Союза д-дают!
Ваня Житный с Росицей Брегович и цыганкой Горданой повытаскивали из вещмешков все теплые вещи и укутали заоблачных странников. И мальчик сказал: дескать, ты забыл — Советского Союза уж половину моей жизни нет! А согревшийся Шишок отвечает:
— А Герои Советского Союза еще живы! Пока есть Герои страны — то и страна существует, хотя бы там, откудова мы с сестрицей вилой прибыли: на небесной карте союзными облаками писана!
А тут и жаворлёночек пожаловал, пал на плечо Златыгорки: мол, скорее! Нашли мы перегадину-то, тамако он!
И путники, оседлав велосипеды, ринулись вслед за пернатым поисковиком прямиком по полю. Едут, на кочках да ухабах подскакивают, мнут колесами алые божуры; после болотистая низина пошла, вода под колесами хлюпает, знать, пока они на Косовом поле сражались, тут дождь шел…
А жаворлёночек вьется над велосипедистами и рассказывает: дескать, соловей пилота охранять остался, такой дурак этот летчик из катапульты, мы его ругательски ругаем, а он ни бельмеса не понимает, гуторит: дескать, милые птички, вы прилетели поддержать меня своими песнями, мол, у нас в Канзасе тоже есть жаворонки и соловьи! Вот, сволочь, брешет, ну, скажите: разве могут там жаворонки жить?!
Птах полетел вперед и закружил над ракитовым кустом, первым к ориентиру примчался Шишок, на ходу соскочил с велосипеда и спрыгнул куда-то вниз. За ним — Златыгорка с Яной, после — Ваня, следом Березай с Горданой, и замыкающая Росица Брегович.
Оказалось, летчик прятался в канаве, и домовик, отняв оружие и закинув в болото средство спутниковой связи, вовсю уж отделывал пленника, приговаривая:
— Есть ведь риск, что самое последнее слово науки и техники будет нецензурным! До эры массовых технологий человек — животное общественное, а после — стадное… Да-а! Вот тебе, вот тебе твои права человека, член американского стада!
Ване неловко стало: а вдруг пилот раненый… Потом вспомнил мальчик слова подполковника Медведя, сказанные им Деше: дескать, я-то ведь не шиптар, чтоб с женщинами воевать! А они разве шиптары: так с пленными обращаться?! Ваня поглядел на брезгливо отвернувшуюся Росицу и попросил:
— Ладно, Шишок, хватит…
