Самая легкая лодка в мире (сборник) - Коваль Юрий Иосифович (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Глава V
Рачья ночь
На высоком берегу вновь среди столбов объявилась фигура монтера-всадника. Шагов за двадцать до Коровьего моста всадник, к удивлению, опять раздвоился, и капитан-фотограф спрыгнул на землю.
– Ну как уха? – весело кричал капитан. – Как рыба? Наловил на уху?
– Мелочь.
– Из мелочи уха наваристей.
Прокатившись на лошади, капитан-фотограф приободрился, повеселел. Ни о бесах, ни о покойниках он не подозревал, деловито оглядывался, отыскивая макарку.
– Вот она, макарка, – сказал всадник-монтер, указывая пальцем в глубину болота. – С полкилометра проплывете, а уж как там – не знаю.
– Прорубимся, – сказал капитан. – Или прокопаемся. У нас есть топор и лопатка.
– Лучше уж серп, – сказал Натолий. – Тресту жать.
– Тресту будем руками выдирать, – быстро нашелся не имеющий серпа капитан.
– Вам виднее, – согласился всадник-монтер. – Только чарусью остерегайтесь, краешком плывите, не лезьте в середку, засосет. Щепку бросишь – и ту засасывает.
– Щепка ей ни к чему, – сказал Пашка. – Ей бы теленка.
– Как это? – не понял фотограф-капитан, впервые приглядываясь к Пашке. – Для чего теленка?
– Ей живое надо, – пояснил Пашка. – Торф-то мертвый, но он чарусью родит. Она и сама из торфа, только живая. Бывают здоровые – быка проглотят. Есть и поменьше, чарусеныши, но тоже глотают.
– Какие чарусеныши? – спросил капитан, оглядываясь на монтера-всадника. – Неужели живые?
– Что-то вы нас совсем запугали, – сказал я и засмеялся для капитана. – То Пашка говорит, в Багровом бесы живут, то – чарусеныши.
– Какие еще бесы? – обеспокоился капитан. – Где бесы? В Багровом?
– Не знаю я, – сказал Натолий. – Какие там бесы? Воет что-то по ночам.
– Волки, наверно.
– У волка голос нежный. А тут гнус какой-то. Гнусит, гнусит.
Упираясь коленками в лошадиный добродушный бок, Пашка вскарабкался на лошадь и как-то хоть и медленно, а быстро всадник-монтер и Пашка стали уходить от нас, не прощаясь, на высокий и крутой подымаясь берег.
Отошедши шагов с двадцать, всадник оглянулся и крикнул:
– Чарусью остерегайтесь…
И больше они не оглядывались, по столбам, по столбам удаляясь от нас, а когда мы вытащили на берег «Одуванчик», ни всадника-монтера, ни Пашки, ни даже столбов видно не было – быстро темнело.
– Бесы, чарусеныши, – бормотал капитан-фотограф. – Чепуха, чушь. Больше он ничего не рассказывал, чего там еще есть?
– В Багровом только бесы, – честно сказал я. – А вот в Илистом Папашка живет… трехголовый. Ну а в Покойном озере и сам можешь догадаться, кто живет.
– Кто же? – спросил недоверчиво капитан.
– Покойники.
– Черт знает что! – сказал капитан. – Бесы, покойники. И мальчик-то большой. Наверно, уж в школу ходит.
Мы разбили палатку, развели костер, и капитан-фотограф взял удочку, привязал самый большой крючок, насадил червя.
– Сейчас мелочь спать пошла, – говорил он, – крупная к берегам выходит. Сейчас накинется на московского-то червячка.
Перед отъездом из Москвы мы накопали червей, на которых капитан особо надеялся. Ему казалось – как только местные рыбины увидят московского червяка, тут уж сразу с криком «московский!» навалятся на наши удочки.
Я взял фонарик и пошел по берегу поглядеть, не видно ли и вправду раков.
Медленно шагая по хрустящей старой тресте, я освещал песчаное дно и видел камушки, утонувшие прутья, скорлупу перловиц.
Берег изогнулся, дно наклонилось вглубь, и я увидел рака.
Он надвигался к берегу из глубины озера и шел не задом, как мы думали, а прямо шагал вперед, выставив две черные по бокам клешни.
Вступив в электрическое пятно, лежащее на дне, рак остановился. И пока он раздумывал, откуда здесь электричество, я шагнул навстречу, опустил руку в воду и выставил свои пальцы против его клешней.
Присев на хвост, он поднял плечи, а клешни наклонил косо, чтоб удобней было хватать и рубить. Грозен и готов к бою был его вид – пальцы мои ничуть его не смутили.
Тут я понял, что рак этот огромен. Две косо расставленные клешни были шире моих растопыренных пальцев. Его блестящие глаза-глазки выставились над треугольным лицом. Они двигались на стебельках. Длинные тугие усы шевелились между клешнями, со дна доставая поверхности озера.
Я решил обхитрить рака, обойти его сзади, чтоб взять за панцирь позади зловещих клешней. Повел руку в обвод, но рак – черный рыцарь – обернулся на хвосте, заметив мой нервный маневр.
Мечтая о рачьей перчатке, я водил рукой вправо-влево и, наконец решившись, сверху накрыл соперника, резко прижал к песку. Рыцарь рубил клешнями воду, щекотал и кромсал ладонь – я выхватил его из воды и кинул на берег.
– Эй, капитан! – крикнул я. – Неси ведро! Рыцаря поймал!
Капитан с ведром подбежал ко мне, восторженно затолкал добычу в жестяную посудину. Рак стучал клешнями о стенки, вытягивал к фонарю свои глаза.
– Смотри-ка, – тревожно шепнул капитан, – крест у него, на хвосте.
На средней из черных панцирных чешуй, которыми оканчивался рачий хвост, действительно был заметен маленький светлый крестик.
Отчего-то этот крестик испортил настроение. То ли мы сильно устали за день, то ли соединился крестик с бесами и покойниками. Но, пожалуй, за один день слишком много набралось разной ерунды:
Лысые и усатые,
бесы и покойники,
Папашка трехголовый,
крест на рачьем хвосте.
– Не знаю, что делать, – сказал капитан, – раньше я крестов на рачьих хвостах не замечал. Можно ли его сварить и съесть?
– Одного варить глупо, – заметил я, – надо еще наловить.
С фонариком и ведром, в котором трещал и корябался рыцарь, мы вернулись на берег. Я осветил дно – и рука моя дрогнула.
Раки наступали из глубины. Один за другим выходили они из мутной тьмы, поднявши к небу свои черные военные усы.
Бледный и нездешний, обмотавший руку полотенцем, чтоб хватать легионеров, капитан-фотограф стоял по колено в воде, готовясь к предстоящей битве.
Двухклешневые, длинноглазые, угрожающе подбоченившись, с крестом, который хоть и не был различим, но угадывался, раки быстро окружали нас. Иные взгромождались на камни, чтоб получше нас разглядеть, другие подползали, прижимаясь к песку, третьи покачивались на стеблях канадской элодеи, которую справедливо зовут водяною чумой.
Выбрав крестоносца покрупней, капитан сунул руку в озеро – и сражение началось.
Впрочем, обладатель редкого оружия – вафельного полотенца – капитан-фотограф сразу же оказался победителем. Он просто хватал рыцарей и бросал в ведро. Скоро в ведре, гремя доспехами, лязгало и скрипело с полсотни легионеров. Из ведра они не умели добраться до капитана и схватывались между собой, вспоминая старые ссоры.
Многие воины не выдержали капитанского успеха и, поджавши хвост, улетали обратно в глубину. Они не пятились, они улетали, как торпеды. На поверхности воды виден был их усатый след.
Ведро повесили над костром, и, окутанный рачьим паром, капитан помешивал в нем еловою палкой, приготавливая чудовищное варево. Некогда черные, а теперь огненные усы и клешни высовывались из ведра, и над ними парила зловещая тень капитана.
– Я раков не раз варил, – объяснял мне капитан, – с Петюшкой Собаковским мы как-то съели по сто раков. В рака надо больше соли, больше перцу, больше лаврового листа.
Я слушал старого ракоеда и думал: что же будет дальше и возможно ли это в жизни – поедать вареных рыцарей?
