За стеной - Никс Гарт (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Потом она пристегнула кобуру и перекинула через плечо ремень ружья.
Коробка с патронами открылась с легкостью. Она содержала дюжину меньших коробочек из голубой жести. Почему-то Алису Мэй не удивили описания, которые были на этикетках. На шести коробочках было написано «Кольт, 45 четырехрядный серебряный крест» и на других шести — «Винчестер, 44–40 серебряная нарезка».
Она открыла коробочку для кольта. Толстенькие медные патроны были уложены свинцовыми головками вверх, но на каждой крест-накрест были проведены серебряные линии. Это было настоящее серебро. Патроны 44–40 были все из серебра.
Алиса Мэй быстро зарядила оба револьвера, а потом и ружье и заполнила ячейки патронташа и теми, и другими патронами. Инстинкт подсказал ей, что надо положить обойму 45 серебряного креста слева от пряжки с орлом, а 44–40 — справа.
В сундуке оставалась еще одна вещь. Алиса Мэй взяла шкатулку для драгоценностей и открыла ее. Звезда совсем не блестела, но как только Алиса Мэй приколола ее на жилет, тут же засияла. Звезда тоже была тяжелой, тяжелее, чем казалась на первый взгляд.
Несколько секунд Алиса Мэй стояла совершенно неподвижно, она медленно дышала, привыкая к тяжести амуниции. С каждым вздохом свет звезды медленно тускнел, и знак стал просто куском светлого металла, отражающим солнце. Потом вдруг все осветилось. Револьверы, патронташ, звезда — и ее собственный дух.
Алиса Мэй закрыла сундук, села на него и натянула сапоги. Затем она подняла ружье и спустилась по приставной лестнице.
Внизу никого не было. Разбитое стекло и рама от портрета все еще валялись на полу, что было абсолютно нехарактерно для Стеллы.
Алиса Мэй вышла через черный ход и быстро пошла через улицу к дому дяди Билла. Другого дяди Билла, Билла Хугинера. Молочника. Она хотела поговорить с ним прежде, чем приступать к действиям.
На улице было необычно тихо. Дул горячий ветер, вздымая пыльных чертиков, которые крутились по краям дороги из гравия. На улице никого не было. Даже играющих детей. Никто не шел, не ехал, не скакал на лошади. Только шуршал горячий ветер, и раздавался негромкий стук сапог Алисы Мэй по гравию. До дома Билла Хугинера было сто ярдов по диагонали.
Она остановилась у частокола. На чуть приоткрытую калитку кто-то плеснул красную краску, краска была еще свежей и капала на землю. Руки Алисы Мэй сами легли на приклад ружья, и она толкнула калитку носком сапога.
Прохлада от платья распространялась по всему телу, но сейчас ей стало еще холоднее. Билл был потомком прихожан, которые каждое воскресенье исправно, из века в век посещали церковь, но сам он этого не делал. К таким людям «Слуги» испытывали особое отвращение.
В гостиной все было разломано. Все картины Билла, изображающие город и горожан, труды всей его жизни были смяты и валялись на полу.
А еще на полу была кровь. Много крови, темный океан у двери и озеро поменьше, ведущее в дальнюю часть дома. Кровавые отпечатки пальцев на двери кухни показывали, как кто-то, нет, не кто-то, подумала Алиса Мэй, а Билл, ее дядя Билл ухватился за дверь, чтобы хоть на что-то опереться.
Она переступила через обломки. Она осматривала кухню и вместе со взглядом переводила из угла в угол ствол ружья с узором из серебряных цветов. Палец ее плотно лежал на предохранителе у курка, в мгновении от выстрела, от смерти.
Дядя Билл был в кухне. Он сидел, прислонившись спиной к плите, лицо его было бледным, а на фоне желтой эмалированной дверцы духовки — почти прозрачным. Глаза — широко открытые и невероятно чистые, белок — белее молока, которое он развозил, но один голубой зрачок стал черным, как бабочка дяди Билла, которая с оборванной резинкой свисала ему на грудь.
Его открытый рот зиял бесформенной дырой. Алиса Мэй с ужасом поняла, что дяде вырезали язык.
Одежда Билла, обычно безукоризненно белая, стал черной от пропитавшей ее крови. Кровь все еще медленно капала в лужицу под ногами. Кто-то неуклюже нарисовал этой кровью символ «Слуг» на полу и написал два слова. Слова расплылись, и их невозможно было прочесть.
Алиса Мэй уставилась на убитого. В городе не было незнакомцев. Она должна знать убийц. Она поймет, кто это.
Люди, одетые в черно-красную униформу, выпив виски, становятся очень храбрыми. Она в деталях представляла себе картину убийства. Они, должно быть, множество раз прошли мимо дома, прежде чем постучали в дверь Билла. Возможно, в первые минуты они разговаривали с ним нормально, а потом втолкнули внутрь. Затем стали надвигаться на него, в то время как он, не понимая, что происходит, и не оказывая сопротивления, отступал назад.
Билл Хугинер умер от рук своих соседей, так и не поняв, что случилось.
Но Алиса Мэй точно знала, что происходит. Она ощущала это всем своим существом. Мастер был посланником дьявола, совратителем душ. «Слуги» были не слугами государства, а рабами какой-то ужасной, коварной отравы, которая изменяла их природу и позволяла совершать страшные преступления.
Алиса Мэй шагнула к кровавой луже. Ей эхом ответили другие шаги на дворе, за кухонной дверью.
Алиса Мэй, прислушиваясь, застыла на месте. Открылась дверь. Вошел мужчина. На нем был черный плащ «Слуг», накинутый на халат. На плаще она заметила брызги крови. Кровь была и на его руках. Это был Эверетт Кэйл, помощник мясника. Как-то он принес букет Джейн Хопкинс и дал Алисе Мэй один бархатец из этого букета.
Звезда Алисы Мэй стала разгораться, и Эверетт поднял голову. Он увидел девушку, звезду, поднятое ружье. Его рука дернулась к ножу, качавшемуся в ножнах на боку.
В тесном пространстве кухни выстрел прозвучал очень громко, но Алиса Мэй даже не вздрогнула. Она так быстро выстрелила, что звук, казалось, отстал от движения рук. Тогда она повторила выстрел, и человек вывалился спиной в открытую дверь. Он был мертв уже после первой пули.
Когда Алиса Мэй вышла на улицу, ее встретили крики и возгласы удивления. Во дворе стояли три человека и смотрели на мертвого мясника. Они несли в дом Билла три бутылки темного пива и выронили эти бутылки, когда в дверном проеме появилась Алиса Мэй с поднятым ружьем.
Они были вооружены тоненькими, новенькими автоматическими пистолетами, которые уютно устроились в кобурах, висящих на черных плащах. Никто из них даже не успел вынуть оружие. Секунда — и они упали на землю, их кровь смешивалась с темным, пенящимся пивом, их агония проходила на постели из осколков разбитых бутылок.
Алиса Мэй спокойно смотрела на них из странного и страшного места своего сознания. Она была с ними знакома, но не испытывала никаких угрызений совести. Мясник, булочник и рудокоп. Все жители этого города.
Ее руки совершили убийство. Ее руки и ее ружье. И теперь те же самые руки перезаряжали ружье, брали пули из патронташа и с аппетитным щелчком вкладывали их в барабан.
Где-то между открытой парадной дверью дома Билла и входом в кухню Алиса Мэй превратилась в наблюдателя, который поселился внутри ее собственного тела. Но ее это не пугало. Она чувствовала, что делает все правильно и отвечает за свои действия. Она — не зомби. Она в состоянии решить, куда идти дальше, а ее тело и оружие должны помочь ей сделать то, что нужно.
Она обогнула все еще дергающиеся в агонии тела и вышла за ворота, на пустую, пыльную улицу, под жестокий, горячий ветер.
Уже давно должна была собраться толпа желающих узнать, что это за выстрелы. Должны были появиться на одинаковых серых лошадях двое городских полицейских. Но на улице была только Алиса Мэй.
Она пошла к станции. Гравий хрустел под ее сапогами. Никогда прежде она не слышала такого ясного и громкого звука.
Ветер переменил направление и теперь дул прямо в лицо, он был еще сильнее и жарче, чем раньше. Поднималась пыль, тяжелая пыль, которая при порывах ветра прихватывала и куски земли. Но ни один комок не ударил Алису Мэй, и пыль не попадала ей в глаза. Ее белое платье словно отражало пыль, ветер будто обходил ее стороной, потоки грязи и камней пролетали мимо, не задевая.
