Кундуз-Гардез. Бригада уходит в горы - Бикбаев Равиль Нагимович (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Так вот, выражения: «Зае…ли»; «Пи…сы»; «На х. й», — пытался я объяснить К*** применения специфических терминов на службе Родине, — это не признак лингвистической распущенности и отнюдь не свидетельствует об армейском бескультурье, — и стал подводить якобы научный базис под военно-матерный язык, книжек то умных за год уже начитался, вот и вые…лся, — Эти выражения есть точная эмоциональная передача того что чувствует в данный момент тот или иной субъект военных отношений, но эта передача кроме ярких эмоций несет в себе еще и смысловую нагрузку. Проше по военному то звучит так: «или ты е…шь или тебя еб…т» Служба в армии это априори насилие над личностью, так как тебя постоянно принуждают делать то что тебе совсем не хочется. Война это многократно увеличенное насилие плюс бесконечной человеческой подлости. А любое насилие в человеческом сознании вольно или невольно ассоциируется с сексуальным принуждением. Желание и возможность насильно в духовном плане вые…ть субъекта военных отношений, это как ассоциация превосходства и торжества в каждом конкретном случае. Вот потому эти выражения, означают только невербальное принуждение, и в зависимости от интонации, принуждение является или безусловным и категоричным ну например: «Да я тебя вы…бу! А ну вперед! Не х. й в окопе прятаться! Встать е… твою мать!» или условным в неопределенной форме: «А как бы нам еб…нуть этот пулемет, пока нас всех не переху. рили?» Далее выражения уже переходят на бытовой уровень, образуют военное арго и охватывают все сферы военной жизни, ну например…
— Достаточно, — поморщился К*** — я все понял и примеров больше не надо.
К*** переводил взгляд с портрета Александра Македонского на портрет Гая Юлия Цезаря и еле заметно шевелил губами. По артикуляции я догадался, что К*** переводит на древнегреческий и латынь родные русские слова, вероятно представляя какими яркими жизненными красками заиграет его диссертация, если Македонец категорично заявит своим бунтующим и вконец зае…ным службой воинам: «Это кто там своё еб…ло раскрыл?! Вы что совсем еба. лись!? Быстро встали в строй! Не х. й тут рассуждать! А ну вперед на край ойкумены, пока я вас всех не вые…л!», а Цезарь перейдя Рубикон, обратится к легионам: «Ну что ребята? Вые…м отцов сенаторов?! Не ссыте орлы, вам Рим раком поставить, не х. й делать!»
Экзамен по истории древнего мира я чуть позже сдал на «отлично», а вот К*** докторскую диссертацию не защитил, слишком сильно по мнению ученого совета воняло от его работы потом, мочой и кровью, а не академической наукой. И обращаясь к почтенным ученым мужам из диссертационного совета хочу в защиту К*** сказать: «Вы что мудаки совсем ох…ли? Да поймите вы, не говорят солдаты хоть в строю фаланги, легиона или десантной роты так как это пишут историки, драматурги и прочая не нюхавшая своей и чужой крови братия. Проще мы говорим, намного проще. Так же просто, как проста война, где ты всего лишь вынужден убивать, чтобы не быть убитым, а все остальное всего лишь словеса. И мы совсем не виноваты, что любое принуждение в человеческом сознании вольно или невольно ассоциируется с сексуальным насилием и эта постоянная готовность к обоюдному насилию отражается в лексиконе членов военного сообщества. Вы что это пи…сы ученые, Фрейда совсем что ли не читали?»
Ну да ладно, до всего этого еще дожить надо, а пока мы в армии, а психоанализ Зигмунда Фрейда в войсках заменяет устав, а там где на него забивают, то воинские традиции. А все-таки жаль ребята, что Фрейд в нашей армии не служил, вот уж у нас то, он материала для своих научных работ набрал бы — море, или по военному: «до полного ох…евания».
— Я тебе приказываю, хоть при мне не матерится, — сурово требует от меня командир второй парашютно-десантной роты старший лейтенант П*** и закончив разговор уходит к себе в такую же драную палатку к выпивающим и матерящимся офицерам. Ошарашено смотрю ему в спину, таких приказов я от П*** еще не слышал. Скрипит снег под легким шагом офицера, а ботинки у П*** все потрескались, небось промокают. Надо, надо ему новую обувь достать, не командиру же на вещевом складе ботинки себе п…ть, для этого солдаты есть, они все и сделают. Сделают, если заслужил это командир, если он настоящий офицер, а не…
А утром следующего дня… Ну вот вы то как думаете, можно из восемнадцатилетних детишек только, только оторванных от материнских юбок, всего то за три недели в голом поле подготовить десантников — духодавов. Нет. А если тебе с ними в горы идти? Если тебе с ними воевать? Тогда как? Опять нет? Так вот никто тебя и не спрашивает, можно или нельзя! Нужно под такую мать, вот и весь ответ…
— В цепь! Бегом!
С первого же дня началось обучение, начали мы личный состав сношать, службе и жизни учить.
— Куда прешь? Недоумок! Я сказал в цепь, а не в колонну. А ну бегом!
— Ты что милок? Никак устал!?
Остановился солдатик, задыхается в разряженном горном воздухе, качается.
— Запомни! В десанте не ходят, в десанте бегают! Пошел! Я кому сказал пошел! — ногой бью мальчишку по пониже спины. Шатаясь он побежал в цепь. Вот так — то родной, меня тоже так учили.
Бегает рота на занятиях по тактике, во взводных колонах, в составе отделения, малой группой. Поскрипывая на снегу новенькими высокими горными ботинками, ходит от взвода к взводу П***, почти не вмешиваясь наблюдает за обучением. Когда подходит ближе сразу меняется тон обращения сержантов к новобранцам.
— Уважаемый товарищ солдат! — обращаюсь я к сразу испугавшемуся такого обращения воину, — пожалуйста поправьте своё обмундирование и постарайтесь запомнить, расстояние между военнослужащими в цепи должно составлять не менее пяти метров, на равнине и не менее одного метра в горах, если разумеется, позволяет театр военных действий.
— Э… — робко тянет солдатик недоуменно смотрит то на меня то на командира роты и отвечает, — Есть!
Поморщившись П*** быстро отходит.
— Есть на ж…пе шерсть! — басом реву я на солдата, — А ну в строй бегом марш!
Бегает вторая рота, первая рота бегает, третья, весь батальон днем и ночью бегает. И соседи из четвертого батальона бегают, и оттуда сплошной мат несется. А после полевых занятий, вместо отдыха:
— Каждый из вас обязан знать не только свое оружие, но и все ротное вооружение, показываю… Понятно? Приступили…..
Сборка, разборка автомата, пулемета, АГСа, ручного гранатомета, миномета. Учитесь мальчики, учитесь, никто не знает когда вам это пригодится, может. Никто не знает, когда нас начнут на операции посылать. Учись! Глазки у тебя слипаются воин? Спатиньки хочешь? Спать дома будешь, если доживешь. А вот чтобы дожил:
— Упор лежа принять! Отжался на кулачках тридцать раз. Ну, как взбодрился? Продолжаем изучать материальную часть…..
Обед. Валит к столам мой взвод, так есть хотят, аж руки трясутся. Только уселись, как:
— Взвод встать! Вы это почему руки не помыли? По желтухе соскучились? Выходи строится! — с ненавистью смотрят на меня бойцы, — Мыть руки бегооом… марш! Еще раз увижу грязные руки и морды, так вместо обеда мыться станете, а вместо хлеба мыло жрать заставлю!
Сбегали и умылись, а потом не едят, заглатывают пищу бойцы, по уставу тридцать минут на прием пищи отводится, за пять минут всю еду смололи мои солдатики, на столе шаром покати, только моя порция нетронутой стоит. Давлю фасон, ем не спеша тщательно пережевывая пишу. Порция у меня в котелке особенная — дембельская. Мало нас старослужащих в батальоне, а повара нас больше офицеров боятся, вот и имели мы самый большой кусок хлеба, самый большой кусок масла, да почти все мясо из того что на кухне было. А вот этот пацан что напротив меня сидит, господи да какой же он голодный, так глазами мою порцию и ест, да челюсти непроизвольно двигаются. Точь в точь как я в учебке. Ешь солдат, пододвигаю ему свой котелок, хлеб, масло.
— А вы товарищ сержант?
— Сынок! Дедушка себе покушать всегда найдет. Ешь!
Ест, за ушами трещит как ест. Покушал солдатик? Взвод выходи строится!
