Цветущий репейник (сборник) - Дегтярева Ирина Владимировна (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
— Слушай доброго дядю, — усмехнулся Дима, выстреливая из длинной иглы шприца фонтанчик лекарственной жидкости. — Он говорит мудрые вещи. Целуй ему руки за своё спасение.
— Иди ты, Димка! Уймись!
— Ой, больно! — заныл Ромка, которого, уложив на бок, всё-таки укололи. — Что я вам, рождественская утка? Колют, щиплют, больно.
— Спи, — Дима укрыл его простынёй, принесённой Олегом, и обернулся к другу. — Через двадцать минут капельницу вытащишь. Смотри, чтобы он во сне её случайно не выдернул.
Уже в коридоре Дима пристально вгляделся в лицо Олега.
— Ты сдал, Олежка. Осунулся. Работа выматывает? А помнишь, как в 96-м?.. — Дима покачал головой. — Нет, всё-таки ты не такой. Пьёшь, что ли, много?.. А с этим мальчишкой что у тебя за свистопляска? Какая-то серьёзная история?
— Димка, ничего не знаю. У меня не с парнем этим, а в голове свистопляска. Тошнит от всего, от жизни этой скучной тошнит.
— Женись.
— Не далее как вчера мне уже советовали завести бабу. Советчик в соседней комнате спит.
— А что? Полезный совет, — Дима остановился в дверях.
— После этого совета он украл у меня тысячи три и слинял.
— Хороший мальчик. Далеко пойдёт. Так ты его ножичком за кражу? Новый метод воспитания? Макаренко отдыхает.
— Не устал хохмить? Его свои же беспризорники подрезали, деньги отобрали. Хорошо, что не насмерть.
Проводив Диму, он собрал окровавленную одежду в пакет, бросил его у двери. Зашёл в ванную помыть руки, с сожалением глянул на остывшую воду. Пена полопалась, разошлась, открыв бирюзовую поверхность воды.
Ромка спал, беспокойно сопел, дышал прерывисто. Олег вытащил из его вены иглу капельницы. Мальчишка завозился, открыл один глаз.
— Спи, спи, — шепнул Олег. Он выключил верхний свет, оставил торшер с розовым плафоном. От него шло тёплое свечение, мягко разливавшееся по всей комнате. Снег, падавший за окном, отражался на стене, сползал по светлым обоям мохнатыми тенями хлопьев.
Олег сел в большое глубокое кресло. Он хотел подремать, но заметил, что Ромка лежит с открытыми глазами.
— Не понимаю, — Олег подался в кресле вперёд, — зачем ты пошёл в компанию, да ещё и деньги показал?
— Не показывал. У нас на деньги особый нюх. Да и пришёл я чистенький, постриженный, сразу почуяли: что-то не так.
— А зачем пошёл? — повторил Олег.
— Мало ли какие дела…
— И сколько же ты у меня бабок украл?
Ромка сел на диване.
— Ну ты даёшь, фраер! Не знаешь, сколько денег в собственном кошельке?
— Выбирай выражения. Отвечай, когда спрашивают!
— Ого! Слышу металл в голосе, — Ромка плюхнулся обратно на подушку, — сейчас описаюсь от страха. Пять двести там было. И ещё…
— Что?
— Там у тебя пальто висело кожаное. Я его загнал. Тысячу рублей дали за него, представляешь? — Ромка говорил торжествующе. — Ну и эту тысячу у меня тоже вытрясли.
Олег выдал такую тираду ругательств, что даже у бывалого Ромки округлились глаза.
— И чего так убиваться из-за пальто? — пробормотал мальчуган, натянув простыню на нос.
— Болван! Тупица! Ты знаешь, сколько оно стоило?
Пять тысяч американских рублей. Я уж не говорю о том, что пальто жалко, но ведь тебя обвели вокруг пальца.
— Ну поколоти меня, если тебе от этого легче станет, — Ромка говорил уже из-под простыни.
— К колотушкам ты привык. Хотя выпороть тебя как следует не мешало бы.
— Ты лучше повтори то, что ты до этого выдал. Очень уж круто загнул. Если я скажу так среди своих, определённо заработаю авторитет. Это, наверное, из твоего военного прошлого?
— Грязными лапами в моё прошлое не лезь, — огрызнулся Олег. — Поворачивайся-ка лучше.
— Это зачем ещё?
— Укольчик, деточка, тебе всажу, — с недобрым выражением лица приблизился Олег.
— Может, не стоит?
— Думаешь, мне охота с тобой возиться? — разозлился Олег. — Но ещё меньше мне хочется возиться с твоим трупиком, когда ты дашь дуба от заражения крови.
— Нет, всё-таки у тебя садистские наклонности, — в подушку пролепетал Ромка. — Оё-ёй, больно же, больно!
— Очень хорошо, — злорадно сказал охранник, не удержался и крепко шлёпнул Ромку по заду ладонью.
— Ай! Ты чего руки распускаешь?! Я и сдачи дать могу.
— Ну-ну, попробуй, — усмехнулся Олег, бросив шприц в пепельницу. — Спи, задира.
Через четыре часа рваного сна он, невыспавшийся, разбитый, побрёл делать Ромке очередной укол. Мальчишки в постели не было. Он стоял у окна и смотрел на улицу.
— Ты вообще спишь когда-нибудь? — Олег с хрустом надломил ампулу и стал наполнять шприц лекарством.
— Иногда, — покосился на него Ромка. — Это что у тебя во дворе, школа?
— Зубы не заговаривай! Иди сюда.
Ромка на этот раз молча стерпел укол.
— Так это школа? — повторил он.
— Школа, школа. Но по твоим запросам она для тебя неподходящая. Ты же в английскую школу метил.
— Мне бы и такая сгодилась… Ой! — Ромка схватился за живот. — Кольнуло.
— Так что ты бегаешь? Тебе лежать надо, а он тут гуляет, — Олег взял его за локоть и подвёл к дивану. — Рана не смертельная, но болеть, конечно, будет. Дать таблетку?
— Да ну! На мне всё как на собаке заживает. Видал, сколько шрамов? Сами заживали. Безо всяких уколов, капельниц и без такого шикарного дивана, — Ромка поёрзал, устраиваясь поудобнее, хотя и так диван казался ему верхом уюта и комфорта.
— Ты будешь спать?
— Что-то не хочется.
Олег уселся в кресло, закинул ногу на ногу, смотрел в тёмное окно на падающий снег и молчал. Ромка сопел и с ожиданием поглядывал на спасителя.
— Интересно, — заговорил Олег. — Ты же не всегда шатался по улицам? Ты упоминал бабушку. Значит, жил дома, потом в детском доме. Как ты смог привыкнуть спать на улице, на земле, в подвале, голодать, мёрзнуть? Может, было лучше терпеть побои в детдоме, но хотя бы жить более-менее по-человечески.
— Ты воевал?
— При чём здесь?.. Ну воевал.
— Там ты ведь тоже голодал, мёрз, спал где придётся? И тоже для тебя это было непривычно.
— Сравнил! Я знал, что так будет, осознанно шёл на это. И я же взрослый человек…
— Я тоже осознанно. В детдоме кормили плохо, издевались. Так зачем терпеть? Лучше терпеть всё то же, но хотя бы знать, что ты свободен, никакой придурочный воспитатель не будет тобой командовать. Этот плюс всё перевешивает. Свобода для нашего брата — первейшее дело.
— А ты понимаешь, что за свободу жертвуешь всем остальным? Будущей профессией и работой, ведь ты не учишься в школе, будущим здоровьем, ведь ты всё успел попробовать, мог подцепить любую заразу. И даже жизнью ты можешь пожертвовать ради свободы, когда тебя, вольного и независимого, всё-таки прирежут дружки!
Или помрёшь от переохлаждения в сильный мороз, как сегодня ночью: минус тридцать.
— Есть такое заумное слово — демагогия. Удивляешься, что я знаю такие слова? И даже понимаю, что они означают?
— Демагогией будет и фраза, которая вертится у тебя на языке, — Олег закинул руки за голову и потянулся. — «Ты этого не проходил, живёшь себе в хоромах и радуешься жизни». Но то, что я проходил в жизни, тебе в самом страшном и невероятном сне не приснится. И слава богу.
— Воспитывай, воспитывай. Я разрешаю, — ленивым, но настороженным голосом подбодрил Ромка.
— Были в детдоме ребята, которые, ни на что не обращая внимания, жили там, не пытались убежать и учились?
— Ну, есть такие. Тихие, пришибленные, — неохотно признал Ромка. — Но их не много.
— Правильно, — обрадовался Олег. — Их действительно не много. Всем известно, что из детдома очень мало выходит дельных и порядочных людей. Я не беру детей пьяниц, наркоманов, которые не виноваты в этом, но практически не способны учиться и развиваться. Я говорю о таких, как ты. Волей случая лишившихся родителей.
— Нет, нет, — Ромка расхохотался и, застонав, схватился за живот. — Это надо запомнить: «Волей случая лишившийся родителей». Круто! С таким выражением можно в метро попрошайничать. Валяй дальше.
