Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского) - Осеева Валентина Александровна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Мазин подбросил в костёр ветку и встал:
– Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна… У нас знаете как учат – ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию…
– Из нашей школы уже герои вышли! – крикнула Синицына.
– У нас второгодников почти нет!
Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза её при ярком свете костра влажно блестели.
– Школа, которую так любят ребята, – хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать!
Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
– Оно, конечно, каждому своё… Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше… Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то всё ж таки неудобно будет…
Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:
– Гармонь! Гармонь идёт!
Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костёр сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились берёзы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.
Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
– Играй, Стёпа! Нехай гости нашу музыку послушают.
Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по жёлтым, истёртым ладам.
Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное… Пела для всех, а слышалось каждому, что поёт она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, своё…
Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васёк вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, тёплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:
– А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
В глубокой, тёмной вышине ярко светились звёзды. В ответ на гармонь в лесу тихо защёлкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошёл ветер.
Степан Ильич взглянул на лица, освещённые пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.
Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
– Татьяна! Татьяна! – вызывали развеселившиеся колхозники.
– Да не буду я, нехай кто другой спляшет! – смеясь, упиралась Татьяна.
Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:
– Выходи, Татьянка!
Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на её оживлённом лице, под чёрными круглыми бровями задорно блестели глаза.
– «Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!» – подпевала она в такт музыке.
Татьяне хлопали долго, вызывали её ещё, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.
– Она больше не будет плясать, – обнимая мать, объявил Жорка. – Ось я зараз! – Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. – Эй, московские, дывиться! От як я можу! Гоп, гоп, гоп! – Он высоко подпрыгнул и упал на траву. – Эй, московские!..
Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слёз. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы.
Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнём руки и задушевно, тихо запела:
Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:
Наконец, усталые и довольные, все разошлись.
В ушах у ребят долго ещё звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: «Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!»
Глава 4
Дневник Одинцова
Вчера Митя сказал, что пора начинать вести дневник, только теперь он будет называться не «Жизнь нашего класса», как было в школе, а «Жизнь нашего отряда», а если жизнь – значит, всё, что есть, то и писать. Нам всем это очень понравилось, и мы сначала решили писать по очереди, а потом все ребята сказали, чтобы писал я один. «Одинцов, – говорят, – лучше всех умеет писать». Я, конечно, говорил: «Нет, нет, все умеют!» А Нюра Синицына и тут выскочила: «Конечно, все умеют, почему один Коля Одинцов?» Подумаешь, какое её дело во всё вмешиваться! Всё равно ребята меня назначили.
Вообще лучше бы Нюрка поменьше воображала, а то как приехали, так и пошла командовать. Вчера собрала все тапочки и спрятала. «Можно, – говорит, – и босиком ходить, тут тепло!» Подумаешь! Нам родители купили, а она распоряжается. Я раньше и сам хотел босиком бегать, а тут назло ей взял да и надел. Теперь из-за неё ногам жарко.
Больше с ней ни в какую республику не поеду!
А здорово тут гостить! Наша жизнь идёт хорошо. Три дня мы только и делали, что веселились. По-украински это называется «гуляли». Вчера выступали у костра, никто не боялся, и всё сошло хорошо. Ребята довольны. Митя – тоже. А Сергей Николаевич ходит с нами купаться, шутит – говорит, что здесь уж, так и быть, он нам волю даст, а в школе подтянет.
А сегодня мы ходили в село Ярыжки. Было жарко, девчонки немного раскисли. Ярыжки всё-таки далеко: туда ребята из нашего колхоза зимой бегают в школу по реке. В Ярыжках хороший клуб – его построили комсомольцы. Заведующий клубом тоже комсомолец. Его фамилия Коноплянко. Он такой тихий, сутулый, лицо бледное, а глаза голубые-голубые. Митя взял да подарил ему свою самопишущую ручку. Чудной… Сам её на дорогу купил и в вагоне всё нам показывал.
Марина Ивановна тоже комсомолка. Игнат говорит, что она ещё почище нашего учителя: кого хочет – того и подтянет.
А когда мы шли по селу, нам показали старую, сгоревшую конюшню. А дед Михайло и рассказал, что в прошлом году весной ударила молния в дуб и загорелась конюшня, а старшие все на поле были. Так его внук Гена всех лошадей вывел, а одного жеребца сильно опалило, и Гена за ним ухаживал.
Вот так Гена! Сейчас этого Гену послали на МТС зачем-то.
А Игнат сам из Ярыжек. У него там родители.
Мы в клубе всем пионерам подарки раздавали: книжки, шёлковые галстуки и Севину картину им подарили. А они посмотрели и говорят: «Хорошая картина, про героев». И Севу похвалили.
Комсомольцы из Ярыжек все на лесозаготовки уехали, остались только Коноплянко да учительница. Они с Митей и с Сергеем Николаевичем составили какой-то обоюдный план. Завтра на сборе будем обсуждать. Петька Русаков уже всё подглядел – говорит: «Сначала в поход пойдём, а потом будем вместе с их пионерами помогать во всяких работах».
Сегодня Мазин поймал рогатого жука, привязал его на верёвочку и забросил в окошко к девочкам. Девочки такой визг подняли, что мы думали – нам попадёт из-за них. А потом Сева этого жука взял у Мазина для своей коллекции. Сева всё с альбомом ходит, рисует и ловит всяких жуков. Даже к обеду сегодня опоздал!
А дедушка Николай Григорьевич торопится на пасеку: там у него верный товарищ живёт – тоже, безусловно, старый. А ещё мы пойдём в гости к сестре учителя, Оксане Николаевне, в другой колхоз.
Так и будем всё гулять да гулять. Как-то потом за парты сядем?
Дядя Степан нам всем очень нравится. Он очень партийный председатель, и колхоз у него богатый – скот такой, что когда идёт по улице, так земля дрожит. А баба Ивга – мать Степана Ильича – какая-то и ласковая и строгая, её все слушаются. Дядя Степан без её совета ничего не делает. А что ж тут такого? Она ему мать. Татьяна у него тоже хорошая, весёлая. А лучше всех Жорка. Вот боевой парень! Да смешной! Баба Ивга сшила ему длинные штаны на помочах и застёгивает на одну пуговицу на животе. Так он пришёл к нам и говорит: «Я бабины тии штаны на огороди закопаю, бо воны мини на пятки наступають!»
