Переправа - Браун Жанна Александровна (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Грамотно мыслите, рядовой Федоренко. А тебе, Макаров, советую спать ночью, а не на занятиях. А то еще пустишь танки на мост, все понтоны погубишь.
Раздались веселые смешки, подтрунивания. Макаров обиженно оправдывался, что вообще не умеет днем спать.
— Ну, извини, — сказал Хуторчук, — я думал, что ты спал. Мы же на занятиях по минированию об этом говорили.
На льду с низовой и верховой сторон виднелись фигурки подрывников. Вот они побежали к берегу, исчезли из виду. Раздался взрыв. Звука не было слышно. В нескольких местах вспухли облачка дыма, сразу же унесенные ветром. Лед треснул. Понтонеры баграми начали заводить большие льдины под лед.
— Сейчас мост опустится в майну, и… вперед с песней! — сказал Хуторчук, включая звук.
В класс точно ворвался низкий рокот, и на экране, подминая снег, смешанный с землей, показался из-за леса головной танк.
Хуторчук выключил телевизор и объявил десятиминутный перерыв. Рота, сбросив оковы дисциплины, рванула к двери. Через минуту класс опустел. Хуторчук открыл форточку и подошел к Малахову.
— Не надоело, филолог?
— Что ты! Очень интересно. И воины твои неплохо знают дело.
— Это мы еще будем посмотреть. Не успеешь и глазом моргнуть, как начнется проверка в натуре. Тогда и увидим.
— Ты просто так говоришь или что-то знаешь?
Хуторчук засмеялся и сел на стол, за которым сидел Малахов.
— Чудак ты все же… Где это видано, чтобы река встала, а понтонеры не вышли на лед? Как там в песне поется: готовься и жди? Поэтому, филолог, жди и готовься — вот два кита, на которых мы стоим.
Глава XXIII
Комиссар, вы не помните, как называется состояние, когда ни холодной, ни горячей войны между странами нет, но и добрососедских отношений тоже? Примерно так можно определить тупик, в который зашли наши отношения с Вовочкой. Каждый крутится по своей орбите, иногда пересекаемся, но исключительно в интересах общего дела.
Сержант, естественно, догадывается, что мне известно его «самопожертвование». Должен, если не глуп — а Вовочка далеко не тупица, — учитывать, что нет ничего тайного в штабе, что не стало бы явным в казарме. Особенно произнесенное вслух при связистах, посыльных, дневальных… В таком случае не понимаю: что он хочет? Чтобы я всенародно раскаялся? Бил себя кулаками в грудь? Вы же знаете, комиссар, я перед отцом не каялся, хотя там было покруче.
Сегодня после развода мы всем штатным составом взвода выехали на реку для практических занятий. Сдается мне, комиссар, что лейтенант решил объять необъятное. Во-первых, он выбрал скользкий глинистый берег и, в порядке тренировки и приобретения опыта, заставил нас на спуске к воде укладывать под колеса хворост, чтобы машина не скользила и не вязла. Во-вторых, в бушлатах рубить жерди и собирать хворост было жарко. Я разделся и получил в спину ледяной заряд ветра с реки.
Когда мы выезжали, ветер дул вполсилы, точно презрительно фыркал нам в лицо, сидя за Полярным кругом. Дунет и затихнет. А когда мы разделись, взопрев в своих бушлатах, задул как сумасшедший, решив, видимо, вместе с нами поиграть в солдатики. По реке пошли крупные волны, но мы работали, потому что лейтенант сказал: «В боевых условиях задачу выполняют при любой погоде».
Теоретически я вполне освоил свою специальность. Мое дело, как говаривал ваш самый талантливый ученик, некто Семенюк: «Не дюже хитрое». Я вхожу в боевой расчет, где Зиберов второй номер, Рафик Акопян третий, я первый, а Коля, как водитель КрАЗа, четвертый. Сегодня вместо Коли, как вы знаете, он лежит в санчасти, четвертым номером на нашем понтоновозе Павлов.
Итак, четвертый номер подает своего зверя задом к реке и останавливается тютелька в тютельку на границе земли и воды, что на суровом воинском лексиконе называется урезом. Мы, выполняя каждый свою конкретную задачу, спускаем звено на воду. Оно раскрывается…
Простите, комиссар, вы же не знаете, что такое звено, а я затрудняюсь вам объяснить так, чтобы вы не только поняли, но и увидели… Звено состоит из четырех понтонов, соединяющихся замками. Помните, вы говорили: «Если хочешь, чтобы твоя мысль стала предельно понятной, доведи ее до абсурда»? Пожалуй, я прибегну к вашему совету. В создании звена использован принцип книжки-картинки. Опускаясь на воду или на лед, книжка раскрывается, и буксир — летом катер, а зимой транспортер — волокут к мосту, где ее прикрепляют к длинной цепи — количество зависит от ширины реки — таких же книжек… Несколько примитивно, но зато наглядней не скажешь.
В войну, к великому сожалению, у нас таких переправочных средств не было. Инженеры говорят: «Не парк, а игрушка». Кстати, парком называется все наличие понтонно-мостовых переправочных механизмов в подразделении. Современный парк создал полковник Глазунов. Говорят, он много лет создавал и пробивал свое изобретение… Я давно заметил: чем талантливее изобретение, тем труднее его пробить. Наверное, в самой талантливости есть угроза всему серому и среднему, вот они и сопротивляются.
Мои профессиональные обязанности, комиссар, сводятся примерно к двум простейшим операциям. Я не принимаю в расчет вспомогательные действия: рубка жердей и прочее… И теперь вполне понимаю Малахова. Кстати, ротный называет его за глаза теоретиком. Малахов пытается осмыслить все, с чем ему приходится сталкиваться: явление, человека, поступки… Во всем найти взаимосвязь. Я всегда считал это достоинством, но в устах капитана «теоретик» звучит даже не насмешкой, а этикеткой наивного человека.
Впрочем, я отвлекся. Лейтенант добивается, чтобы каждый солдат знал все операции по наводке моста. Я поговорил на эту тему с Митяевым — прапор сомневается: «Зачем вам Леопард, когда прав нету?» Он мужик опытный, но мне кажется, комиссар, что в нем говорит опыт мирного времени и для мирного времени. А представьте-ка себе, комиссар, такую ситуацию: под арт- или еще каким-нибудь обстрелом несутся к реке понтоновозы. Сзади уже выдвигается наша боевая техника, и переправа нужна, как воздух. А шофер убит, допустим, осколком снаряда. Что делать? По-моему, есть права или нет — верти баранку к реке. В бою не до формальностей. Главное, чтоб машина шла. Пусть от расчета останется два, один человек — задача должна быть выполнена.
Малахов и Вовочка Зуев, тоже раздетые, успевают поработать с каждым расчетом. Практический опыт, тот самый хваленый автоматизм, вырабатывается только на натуре. Иного пути к нему нет. Ни один взвод не может считаться полноценным, пока не научится самостоятельно обеспечивать паромную переправу войск, наводить участки моста… Только после этого взвод становится полнокровной боевой единицей и рука об руку со всей ротой движется по пути дальнейшего совершенствования. Сегодня мы вышли к водной преграде с целью научиться собирать паромы в любую погоду, укладываясь в норму времени, — уф! Боюсь, комиссар, что у меня начинает меняться лексикон…
Сначала все шло хорошо, но ветер усиливался и по реке заходили крутые волны. Паром ходил по волне, на скользкой палубе не удержаться… Какая к черту учеба — нужно было срочно расстыковывать звенья, грузить на машины, и адью!.. Малахов был бледен, но виду не подавал, хотя и для него эта ситуация была новой. И тут Вовочка, простите, старший сержант Зуев говорит:
— Товарищ лейтенант, прикажите составить расчет из крепких парней…
Мишка шагнул к нему мгновенно, за ним я, Степа, Рафик…
— Лозовский, — Вовочка скользнул взглядом мимо меня, — Михеенко, я…
Малахов встал в строй рядом с ними.
Река бушевала, набирая силу. Они стали мокрыми с ног до головы через две секунды. За брызгами не было видно лиц. Солдаты толпились на берегу, а я отошел за машину. Понимаете, комиссар, Зуев скользнул взглядом мимо меня как по гладкой стене…
До сих пор не могу простить себе, зачем я отошел от берега? Пока я стоял и курил за машиной, терзаясь обидой на Зуева, волна подхватила звено и вынесла на быстрину. Мишка сиганул с понтона, а Рафик с берега почти одновременно. И тут же в воде оказался Малахов. Я услышал крики солдат, бросился к берегу… Если бы я не ушел! Я же плаваю лучше Мишки и Рафика, да и физически сильнее обоих. Но когда я подбежал, Лозовский и Малахов были уже возле понтона, а Рафик подгребал… Маленький застенчивый Акопян, оказывается, он умел плавать только по-собачьи и все-таки ринулся в воду…
