Люда Влассовская - Чарская Лидия Алексеевна (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
— А Израил?.. Согласен ли он будет променять свою веру на новую, Бэлла? Ведь христианская женщина не может быть женой мусульманина. Значит, и ему придется креститься? — сказала я.
— О госпожа, — с гордостью произнесла татарка, — ты не знаешь Израила! Он смотрит на все глазами Бэллы, слышит ее ушами, говорит ее языком… За это джигиты не любят бека и дразнят его, что он слуга у своей жены… Правда, Израил мягок и кроток сердцем, как горная голубка, и любит меня больше всего… Законы отцов ему тягостны, госпожа, и он уйдет из аула с легким сердцем, потому что не дело жить оленю между шакалами.
— И ты не пожалеешь твоих родных гор, Бэлла? Твоего отца? — спросила я ее с участием.
— О госпожа, не говори так… Бэлла родилась горянкой и умрет ею… Бэлла много прольет слез, пока не привыкнет к долинам Грузии… Но Бог христиан поможет Бэлле…
Она сказала это убежденно, с твердой верой в свою новую святыню, потом она приложила палец к губам и зашептала, со страхом оглядываясь по сторонам:
— Слушай, госпожа… пройдет еще ночь… еще ночь и еще ночь… Израил встанет с ложа… потому что Христос поможет ему… Тогда придет снова мулла и увезет его в дом свой… и даст ему новую жену, свою внучку Эйше! А бедняжка Бэлла будет плакать, горько плакать в отцовской сакле… Но не будет так! — грозно вскричала она, и глаза ее заметали молнии. — Не будет, потому что Бэлла и Израил и ты, госпожа, мы убежим все вместе из аула…
— Как, Бэлла, а больной? — указала я глазами на спавшего Израила. — Будет ли твой князь в состоянии сесть на коня?
— О госпожа, мы соберем все силы, чтобы помочь ему… — произнесла она голосом, полным надежды, — только бы отец не узнал… Он не простит своей Бэллы, как долго не прощал Марием.
— Успокойся, Бэлла, никто ничего не узнает… Только достаточно ли твердо решила ты покинуть навеки старого отца и родной аул? — спросила я серьезно.
— Слушай, госпожа! — произнесла она торжественно и строго. — Аллах сказал: муж да будет повелителем и господином жены своей. Мой господин — Израил, и я должна жить для него одного, с тех пор как Аллах отдал меня ему в жены… Отец любит меня и будет скучать обо мне, но ему станет гораздо легче, когда он увидит Бэллу счастливой на чужой стороне, нежели одинокой и печальной в родном ауле.
— Ты хорошо обдумала все, Бэлла, но одно упустила из виду: если тебя настигнут, что будет с вами? — напомнила я ей.
Она вздрогнула всем телом, но не от моих слов, нет. Ее глаза устремились к двери, и вдруг, вся побелев, как белая стена ее сакли, она зашептала, в страхе указывая вперед дрожащей рукой:
— Ради Аллаха, тише, госпожа! Там — Эйше!
Я быстро взглянула в указанном ею направлении и увидела два черных сверкающих глаза в просвете между стеной сакли и ковром, служившим ей дверью.
— Это Эйше, внучка муллы, которую прочат в жены Израилу… Храни нас Аллах, если она подслушала хоть малость из того, что говорила Бэлла.
Я быстро подошла к двери и отдернула тяжелую ткань ковра. Кто-то отпрянул от стены, и я увидела полную, высокую фигуру девушки-лезгинки, удалявшуюся чуть не бегом от нашей сакли вдоль улицы аула.
— Она ничего не могла слышать, успокойся, Бэлла, — произнесла я убежденно, — мы говорили слишком тихо, да и потом едва ли она понимает по-русски.
— О, храни, Аллах, от этого несчастья! — вскричала она в волнении. — Эйше все подслушивает и передает своему деду мулле! Она хитра и пронырлива, как змея, и зла, как горная волчица, — эта Эйше! Ей хочется быть женой Израила, потому что он сын одного из богатых беков нашей страны! О, знала бы госпожа, как Бэлла ее ненавидит, как Бэлла призывает на голову Эйше всякие злейшие несчастья и проклятья!
— Не говори так, Бэлла! — произнесла я с укором. — Пусть Эйше враг твой, но закон Иисуса учит прощать своим врагам!
— О добрая госпожа! — вскрикнула пылко Бэлла. — Я боюсь, что никогда не буду доброй христианкой, какой была моя тихая, кроткая сестра Марием, потому что не умеет прощать врагам бедная Бэлла!..
ГЛАВА XV
Бегство
Бэлла сказала правду. Через три дня, когда Израил сидел уже, обложенный подушками, на своей низкой тахте, в саклю вошел мулла в сопровождении Хаджи-Магомета и старого наиба.
— Сын мой, — сказал важно наиб, — мы пришли спросить тебя в последний раз, хочешь ли ты взять Эйше в жены?
Они говорили по-лезгински, но Бэлла, забившаяся в темный угол сакли, передала мне потом весь разговор ее мужа с отцом и муллой.
— Я слишком еще слаб, отец, — тихо отвечал Израил, — чтобы говорить с тобой, отложи твое дело до следующего раза!
— Не отнекивайся немощью, Израил! Только женщины и дети предаются болезням, — сурово отвечал ему старый наиб. — Ты джигит, а джигит должен быть выносливым и сильным, несмотря на недуг. Ты знаешь мое желание, мой сын: ты войдешь в мое поместье не иначе, как за руку с новой женой, Эйше!
Израил встрепенулся. Бледное лицо его вспыхнуло горячим румянцем.
— Ты знаешь мое решение, отец, — сказал он твердо. — Я говорил тебе его не раз, повторю еще, если надо: Израил имеет уже одну жену и не хочет иной жены, кроме Бэллы!
— Помни же, сын, что если твое решение не изменится, то ни одного коня из моих табунов, ни одной овцы из моего стада, ни одного червонца от моих богатств не получишь ты от меня… — разом вспылил наиб. — Одумайся, Израил, пока еще не поздно! Все равно я не допущу тебя оставаться с Бэллой и вырву тебя силой из ее рук!
И разгневанный наиб вышел из кунацкой вместе с муллой, который во все время разговора не переставал метать на меня пронизывающие, злые взгляды.
Хаджи-Магомет приблизился к больному.
— Кунак Израил, — сказал он тихо, — благословение Аллаха да будет над тобой за мою Бэллу!
И он подал ему свою смуглую, твердую руку, которую молодой горец почтительно пожал.
С этой минуты наш побег был окончательно решен в следующую же ночь.
Весь день мы просидели с Бэллой около больного, который чувствовал себя много лучше уже от одной мысли о скором спасении. Я не переставала давать ему крепкое вино и другие подкрепляющие силы средства.
С трудом мы дождались ночи. Я никогда не забуду ее. Уже с вечера слышались громовые раскаты, предвещающие грозу, но она должна была, по нашим предположениям, разразиться не раньше утра. Черные тучи со всех сторон обложили небо. Орлы и коршуны с пронзительными криками носились над уступами гор. Вечер давно наступил, а луна еще не показывалась. Черная мгла окутала Бестуди и соседние с ним горы. Эта мгла не позволяла различать предметы в двух шагах расстояния от себя.
Старый Хаджи ушел к мулле для совершения предпраздничного намаза. На следующий день мусульмане должны были праздновать один из постов Магомета, и старейшие горцы селения отправились в мечеть для ночной молитвы.
Кривые улицы аула мирно спали. Кое-где только слышался плач ребенка да с минарета неслись слова молитвы, возвещающие правоверным начало предпраздничной службы.
Я и Израил чутко прислушивались к ним в ожидании Бэллы. Мое сердце било тревогу за моих новых друзей. В сакле было темно. Мы умышленно в ней не зажигали огня в эту ночь.
— Вот она, — шепотом произнес Израил и протянул вперед руки.
В ту же минуту на пороге показалась темная фигура жены.
— Ради Аллаха, тише… Лошади ждут на дворе… Идем, Израил…
Мы обе помогли ему подняться и, взяв его под руки, вывели на двор. Он шел тяжело, опираясь на нас, слабый, почти бессильный, как ребенок.
— Еще… еще немного — и мы у цели… — ободряла я его тихо.
В ту минуту, как Израил занес уже ногу в стремя, поданное ему Бэллой, я заметила знакомую высокую фигуру девушки, отделившуюся от стены сакли и быстро скользнувшую за уступ горы.
«Это Эйше! — мелькнуло в моих мыслях. — Она подглядывает за нами, чтобы выдать нас с головой!»
Боясь испугать моих друзей, я ничего не сказала им о появлении Эйше и только молила их торопиться…
Слава Богу, Израил был в седле. Мы обмотали его стан шелковым поясом Бэллы и привязали концы к луке седла, также и руки его мы обернули поводьями, чтобы он не выпустил их в минуту слабости, и, вскочив на двух других лошадей, подаренных молодому беку его матерью, тихонько выехали со двора.
