Улица младшего сына - Поляновский Макс (мир бесплатных книг .TXT) 📗
— Ой, Вовка, а матросочка-то… ведь новая была совсем… Вы только глядите, мама!
Но мама глядела не на курточку, а в бледное, расцарапанное и счастливо-смущенное лицо сынишки. Володя же только зубами заскрипел, и то не столько от негодования, сколько оттого, что у него был полон рот мелкого ракушечника. И язык, который он все-таки успел украдкой высунуть сестре, тоже был весь в белом песке.
Проделав это, Володя, отряхиваясь и выбирая из-за воротника колючий ракушечный песок, показал Вале, что бантик он там под землей оторвал, благо это было (разумеется!) сделано нечаянно.
Вскоре вылез из-под земли и дядя Гриценко. Он потушил лампочку, смотал веревку, и все направились домой.
— Ну, будет тебе, погоди! — погрозила сестра Валентина.
Но Володя, казалось, не слышал ее. Что-то, видно, поразило мальчика и целиком занимало теперь все его мысли. Когда взрослые с Валей прошли вперед, он, слегка поотстав, придержал Ваню за руку и тихо сказал ему:
— Ваня, а там под землей про нас написано. Ваня поглядел на него с недоумением.
— Чего зря выдумал?
— Ну честное же слово, Ваня! Там чуток свету было. И я гляжу, а на стене выскреблено что-то. Большие буквы такие…
— Ну и что?
— Ну и написано про нас с тобой — Дубинин и Гриценко. Так и написано. Там еще что-то было, да я не разобрал.
Пораженный Ваня остановился, поглядел недоверчиво на Володю, но сразу увидел, что тот не врет. И, ошеломленные этим странным открытием, приятели долго стояли на дороге, молча глядя друг на друга.
Глава II Владелец ртутной капли
Всю неделю, до следующего воскресенья, Володю одолевали мысли о подземной надписи, которую он обнаружил в старой галерее. Он тогда соскучился сидеть в темноте и, заметив в отдалении еле-еле брезживший свет, пошел на него. Идти одному по темному, незнакомому тоннелю было, конечно, невесело, но Володя все-таки дошел до того места, откуда, как казалось ему, исходил тусклый, неверный свет. В этом месте подземный ход делал крутой поворот, а за поворотом был еще один полуобвалившийся шурф, вертикально уходивший на поверхность. Глаза Володи уже привыкли к полумраку, да и свет в этом месте, проникавший с поверхности, вообще давал возможность немножко осмотреться. Вот тут, оглядевшись, мальчик и увидел врезанные в пористую стену буквы.
Володя только что научился разбирать буквы и складывать из них слова. Мир для него теперь был полон грамоты, и он читал афиши кино, вывески кооперативов, названия пароходов, стоявших у стенки в керченской бухте. Разумеется, ему захотелось прочесть и надпись на стене, возле которой было вырезано что-то наподобие пятиконечной звезды. Разобрать всю надпись Володя не мог: он был еще не большим грамотеем, а на стене попадались какие-то совсем непонятные буквы. Но то, что смог разобрать Володя, бесконечно поразило его. «В. Дубинин. И. Гриценко», — прочел он. И сам не поверил. Прочел еще раз… Нет, несомненно, именно так было написано на камне…
Когда Володя вылез из каменоломни и сообщил под секретом обо всем Ване Гриценко, мальчики решили непременно в следующий же воскресный приезд Володи совершить подземную экспедицию.
И вот всю неделю Володя томился под гнетом нерешенной загадки. Почему, в самом деле, в этом таинственном и каверзном подземелье на камне начертаны их имена — там, где они с приятелем никогда в жизни не были? Неужели ему лишь показалось в темноте? Вот поднимет его тогда на смех Ваня! Проверяя себя, он везде и всем — и прутиком на мокрой после дождя земле, и ножичком на скамейке, и карандашом в детсадовском альбоме для рисования — чертил: «В. Дубинин. И. Гриценко». Нет, именно так было написано под землей!
Была и еще одна забота, терзавшая Володю. Ведь он обещал Ване Гриценко достать ртутный шарик вместо упущенного им в прошлый раз. А где его достать? У мамы был градусник, но Володя даже не знал, куда мать прячет его. Между тем Володя был человек слова. Мальчишеская честь требовала, чтобы к следующему воскресенью он раздобыл ртуть. Иначе как он покажется на глаза Ване Гриценко? Тот окончательно перестанет ему верить и ни в какие подземные походы с ним не пойдет.
Несколько дней ломал голову над разрешением этой задачи бедный мальчуган. По ночам ему снились зеркальные пруды из ртути: тяжелая серебряная влага сверкала вровень с берегами, ртуть можно было брать ведрами. Но в жизни такого не бывало. Володя перебирал в памяти все градусники, известные ему на свете…
Случай помог Володе найти выход.
На заднем дворе того дома, где жили Дубинины, бурно разрослась крапива. Володя играл с Валей в прятки и тихонько заполз под эти зеленые опасные заросли.
Куликавшая Валя закричала:
— Володька, я знаю, где ты! Только имей в виду, я туда не полезу тебя искать. Обстрекаешься еще, смотри!
Тогда Володя, чтобы доказать свое бесстрашие и стойкость, вылез из укрытия и заявил:
— Эх ты, бояка! Всего трусишь. А вот я, хочешь, голой рукой сейчас крапиву сорву? Ну, говори: хочешь?
— Ну, и что докажешь?
— А то докажу, что у меня характер закаленный. На, гляди!..
И он действительно крепко сжал в маленькой руке несколько крапивных листьев — пильчатых, волосатых, жалящих нещадно. Жгучий зуд, нестерпимая чесотка жарко опалили ему ладонь и стиснутые пальцы. Но он отпустил руку только тогда, когда просчитал до десяти.
— Ну и глупо! — сказала Валя. — Только и доказал, что глупый, ровным счетом больше ничего. Смотри ты, рука — прямо как скарлатина!..
Володя растопырил пальцы, на которых вспучились белые волдырики, обведенные красными венчиками. Тут ему и пришла в голову одна замечательная мысль, которую он решил использовать завтра же.
На другой день Володя приступил к исполнению задуманного плана. Это требовало, правда, большой стойкости, но зато сулило необыкновенно простое решение ртутного вопроса. План этот можно было осуществить и дома, но Володя представил себе испуганное лицо матери, ее глаза, полные тревоги и нежного участия, переполох в квартире, — в ему стало жалко мать. Он решил перенести действие в детский сад: ходить туда Володе уже порядком надоело. Он быстро обогнал по всем статьям своих ровесников в старшей группе, мечтал уже скорей поступить в школу и не чаял избавиться от унизительной, как ему казалось, клички «дошкольник».
В детский сад он ходил уже без провожатых, ни в коем случае не позволяя матери или сестре отводить его туда. В это утро, прежде чем идти в сад, Володя пошел в тот угол двора, где росла крапива. Он огляделся по сторонам, плотно, что есть силы, зажмурил глаза и прыгнул в самую зеленую гущину, как прыгал когда-то с мола, еще не умея плавать. Он сразу почувствовал тысячи мелких уколов, но счел это недостаточным и стал кувыркаться в зарослях крапивы, кататься в ней. Ему казалось, что он попал в пчелиный улей. Все тело его горело и чесалось. Лоб, щеки, нос, уши — все горело огнем.
После этого Володя помчался в детский сад. Пока он дошел, ужаленные крапивой места обволдырились, покраснели, и руководительница Сонечка только руками всплеснула, когда к ней явился запухший, воспаленный мальчик с раздутым носом, с красными и толстыми ушами.
— Кто это?.. Володя! Что с тобой? — в ужасе спросила Сонечка.
— Наферное, шкарлатина, — с трудом отвечал Володя.
— Зачем же тебя выпустили из дому?
— У меня это шражу фдруг шделалошь…
— А горло не болит? — всполошилась Сонечка.
— А-а-а!.. Э-э-ы…
Володя с готовностью широко разинул рот, закинул голову и показал язык.
— Довольно, хватит! В изолятор, в изолятор! — скомандовала Сонечка.
И Володя очутился в небольшой комнате, едко пахнущей больницей. Стены тут были выкрашены белой эмалевой краской, на них висели плакаты. Если бы Володя хорошо читал, он узнал бы, что там написано: «Мухи — разносчики заразы», «Не болейте гриппом». Плакаты были нарисованы очень красиво, на них сидели румяные, толстые младенцы, а рядом — хилые и бледные дети, которых, видно, не уберегли от мух, разносчиков заразы. Вообще тут было на что посмотреть; но Володе некогда было долго разглядывать эти красивые картинки. Надо было спешить, пока не кончилась его внезапная болезнь. И он послушно лег на небольшой, низенький диван, обитый белой клеенкой. Несмотря на то что день стоял теплый, клеенка была холодная, и Володя с удовольствием прижал к ней свои горячие руки. От прохладного прикосновения клеенки зуд стал легче.
