Две повести - Дочь. Сын - Белахова Мария Андреевна (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Теперь все было ясно и просто. Никаких преград для оформления нет.
Маленькой Наташе не вспоминались бомбежки, хотя с тех пор прошло немного времени. Она забыла, какой испытывала страх, когда слышала вой сирен, а вслед за этим — грохот и взрывы, от которых сотрясались стены их бомбоубежища. В такие моменты Наташа не плакала, как многие дети. Она сидела с широко открытыми глазами, дрожала вся, но не плакала. Все это прошлое как будто забыто, но и сейчас девочка вздрагивает и вся дрожит, когда падает всего лишь маленький стульчик. И, как тогда, в больших карих глазах ее появляется испуг.
Галя была самой хорошей подругой Наташи. Кукла Мика принадлежала только им двоим. Они кормили ее, укладывали спать и выносили гулять. Кроватки Наташи и Гали стояли рядом. В столовой они сидели за одним столиком. Когда шли гулять на улицу парами, Наташа всегда за руку с Галей. Они застегивали друг другу лифчики, завязывали бантики на голове.
Когда появилась в группе незнакомая тетя, Наташа думала, что Галя скоро уедет с мамой и ей, Наташе, будет очень скучно. А когда ее, Наташина, мама приедет — неизвестно. Наверно, скоро.
Галина тетя почему-то долго не приходила. Думалось, что она совсем не придет. Но нет, пришла.
Дети сидели полукругом, около пианино. Тетя Фаня играла что-то хорошее, веселое. Все сидели тихонько и слушали. И вдруг вошла она. Галя, как увидела ее, стала прятаться за Наташину спину. В это время тетя Фаня кончила играть и сказала:
— Будем петь про козлика!
И заиграла знакомую песенку. А когда махнула головой, все сразу запели. У Гали самый хороший голос, и ее слышнее всего. Многие ребята только рты раскрывают, петь же совсем не поют. Галя поет и поминутно смотрит на свою тетю. Но та на нее почему-то совсем не смотрит. Смотрит на всех одинаково. И вдруг Наташа почувствовала, а потом и увидела, что тетя смотрит на нее. Да, да, она так посмотрела, что Наташа покраснела и сразу опустила глаза.
Следующий раз она пришла, когда все обедали. Галя засмеялась и от радости стала толкать Наташу. Но тетя не подошла к Гале. Постояла, посмотрела и ушла. Кажется, ни кто не заметил ее короткого нежного взгляда, брошенного на Наташу. Только сама Наташа перехватила этот взгляд. Но Галя стала скучной. Что-то неладное почувствовали и другие дети. Самый смелый из них, Вовка, вдруг спросил тетю Фаню:
— Это чья мама приходила?
Тетя Фаня почему-то рассердилась и сказала, чтобы к ней не приставали с глупыми вопросами.
Наташа и Галя не говорили о ней между собой. Да и не смогли бы они выразить малым запасом слов то, что чувствовали. А чувствовали они многое. Галя теперь уже не надеялась, что тетя будет ее мамой, но все-таки ждала ее прихода. Ждала и Наташа.
Если дети гуляли в садике, то обе девочки часто смотрели на калитку, не появится ли она. Если были в доме, постоянно выбегали из комнаты, смотрели с площадки вниз, на входную дверь.
Она появилась во время завтрака, утром. Пришла вместе с Раисой Яковлевной, как в первый раз.
Эти взрослые люди, доктор Раиса Яковлевна и Ирина Андреевна, были убеждены, что умеют владеть собой. Но дети сразу поняли, что не случайно так торжественно-строга Раиса Яковлевна и так взволнована пришедшая с ней тетя. И то, что не Галя была в центре внимания, это тоже стало понятно.
Когда подали второе, Галя вдруг заплакала. Никто ее не обижал, а она заплакала. И, хотя Галя плакала без видимой причины, тетя Фаня и Раиса Яковлевна не рассердились на нее. Только Раиса Яковлевна переглянулась с тетей, и та ушла.
Вот тут заплакала Наташа. Положила голову на стол и горько зарыдала. Раиса Яковлевна подошла к ней:
— Ну что ты плачешь, Наташа? Может, заболела? Пойдем, я тебя посмотрю и температурку померяю.
Там, в кабинете Раисы Яковлевны, сидела она и тоже плакала. А когда увидела Наташу, взяла ее, посадила к себе на колени и сказала:
— Наташа, я твоя мама. Поедем к папе, он нас ждет.
Наташа прижалась к ней и обняла ручонкой за шею.
Раиса Яковлевна ушла, и они остались одни. Наташе было очень хорошо. Она трогала руками кружева на блузке, а мама рассказывала, как долго она искала ее, свою дочку, и как будет рад папа. Тут же она показала его карточку. Папа Наташи военный. Он умеет строить самолеты.
— Ты его помнишь, Наташа? — спросила Ирина Андреевна.
— Да, — ответила девочка.
Наташа ответила искренне. Она ждала папу, хочет к нему поехать. А значение слова «помнишь» она не понимала.
Наташе было немногим больше трех лет, и она скоро забыла дом с тетями в белых халатах. Забыла свою подружку Галю. А вот как она сидела на коленях у мамы, слушала ее нежные, ласковые слова — это видение осталось у нее в памяти на всю жизнь.
Ирине Андреевне тоже на всю жизнь запомнился этот час. Беспомощность маленького существа, полное, безоговорочное доверие к ней, назвавшейся матерью, тепло мягких ручонок — все это навеки привязало ее к девочке, наложило обязанности, выполнение которых стало святым ее долгом.
Теперь заполнена брешь, образовавшаяся в ее жизни со дня смерти Сережи.
Глава III
Ирина Андреевна только тогда сказала Наташе «я твоя мама», когда все уже было решено: документы об удочерении, метрическое свидетельство Наташи и железнодорожный билет до Москвы лежали в ее сумке.
Провожая Ирину Андреевну в Ленинград, Антон Иванович дал ей адрес и телефон их давнего друга, Сергея Алексеевича Колесова.
— Ты обязательно ему позвони. Нужно будет — он тебе во всем поможет. И как врач даст хороший совет.
Когда все выяснилось с родственниками Наташи и предстояла сложная процедура оформления, Ирина Андреевна позвонила Сергею Алексеевичу и попросила его как можно скорее зайти к ней.
В тот же вечер он приехал.
— Ирина, милая! Как я рад, что вижу тебя! Ай-ай, височки-то как побелели! Но все такая же хорошая, уютная… Что у тебя случилось?
— Сережа! — волнуясь, заговорила Ирина Андреевна. — Мне очень трудно обо всем рассказывать, и давай договоримся — не сочувствуй и ни о чем не спрашивай. Иначе расплачусь и не остановлюсь… Всё, договорились. Так вот. Наш Сережа умер. По пути в Казань… Теперь я беру себе дочку. Из яслей. Ты не нужен мне как врач. Я знаю, девочка очень слабая, больная, но вопрос этот решен. Ты мне нужен как друг, помощник. Помоги все оформить, удочерить Наташу.
— Пожалуйста! Ну конечно, все, что могу, сделаю, Иринушка! Ты всегда была человеком необыкновенной души! Ты совершаешь подвиг…
— Глупости, Сережа! Какой подвиг? Это теперь-то, когда столько людей отдали свою жизнь на фронте и вот здесь, в Ленинграде! Взять обездоленного ребенка и воспитать его — разве это подвиг? Материнское чувство — это естественное чувство женщины. Чем радостнее будет жизнь ребенка, тем счастливее наша, моя и Антона. Я не понимаю и осуждаю людей, которые, взяв ребенка на воспитание, стараются рекламировать это, представить как подвиг.
Сергей Алексеевич поднял руки вверх:
— Сдаюсь! Сдаюсь, и баста! Молчу. Говори, что надо делать.
Через два дня Ирина Андреевна держала в руках документ об удочерении и метрическое свидетельство Наташи Березовой, тысяча девятьсот сорокового года рождения. Отец — Антон Иванович Березов, мать — Ирина Андреевна Березова.
Это навеки, навсегда!
Ирина Андреевна хотела купить одежду для Наташи, но промтовары отпускались только по карточкам. Она прибежала в ясли:
— Раиса Яковлевна! Что делать? Мне не в чем везти Наташу.
Раиса Яковлевна ее успокоила. Они оденут девочку, но, если будет возможность, пусть Ирина Андреевна пришлет потом эту одежду обратно.
Когда были решены все большие и малые вопросы, только тогда Ирина Андреевна сказала Наташе «я твоя мама».
Вечером того же дня они должны были уехать в Москву.
Попрощавшись ненадолго с дочкой, Ирина Андреевна побежала на квартиру. Надо собрать и упаковать вещи. Из черствого хлеба, купленного еще в Москве, она нажарила гренки для Наташи. В Ленинграде она ничего не могла купить — у нее не было ленинградских продовольственных карточек. Хорошо, что привезла с собой и сохранила немного конфет и кускового сахару. Для Наташи это будет большой радостью.
