Катя, Катенька, Катрин - Сантарова Алена (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— А потом пойти вниз по течению. Спать в лодках! Чудесно! Только…
— Никаких «только», доктор! Потому что я знаю, что ты хочешь сказать, — перебил дедушку Станда.
Бабушка в отчаянии пожала плечами, а Станда продолжал:
— Ты хочешь сказать, что нам нельзя ехать. Но подумай, мы же почти взрослые. Мне уже шестнадцатый год, а Кате…
— На меня не рассчитывай! — заметила Катя, и все повернулись к ней. — Не думай, что я буду играть с детьми.
— Но… ведь… играет только Енда! — по-своему объяснила слова Кати Вера. — Оставь его, пусть играет, а мы…
— Вы! — подчеркнула Катя. — Вы, но не я!
Потом она сказала, что не понимает, что за удовольствие без устали грести, куда-то торопиться, а потом сидеть и неделю смотреть на удочки.
Но ее уже никто не слушал. Все в экстазе говорили о поездке, о лодках, о ночевках на реке.
Вы когда-нибудь засыпали в лодке прямо на берегу? Она пахнет смолой, солнцем и водой. Никакое пуховое одеяло и шелковая подушка не смогут заменить красоту той ночи, которую вы проведете на жестком дне шаланды. Когда наступают сумерки и все засыпает, когда леса темнеют и окутываются мглой, когда первая летучая мышь возвестит о приходе ночи, только тогда вы узнаете, что такое река. Днем она покажет вам только одно свое лицо: в нем — веселье и труд, смех купающихся детей, шум буксирного парохода, громкий говор прачек, полощущих белье, гул электростанции. Обычный трудовой день на милой старой реке.
А ночью, когда светят звезды, река молодеет. Она опять становится чистой, прозрачной. В ней снова светятся жемчужины русалок и рождаются сказки.
Неужели мы и вправду такие взрослые и умные, что не хотим слушать сказки?
Катя считала, что да. Она задрала нос и надула губы: «Река — это неплохо, но что останется от каникул?»
Когда ее спросили, чего бы она хотела, она ничего не сказала, но про себя-то она точно знала, чего хочет.
В мыслях она уносилась к той модной компании, о которой ей рассказывала Уна. Что, если бы и здесь, в Гайенке, появилось нечто подобное! Молодые люди, умеющие весело рассказывать остроумные анекдоты, элегантные девушки, которых все называют «барышнями». Такая модная компания лежит на раскаленных досках бассейна, играет в экзотические карточные игры, говорит на своем особом языке, съедает огромное количество мороженого и ходит в кино на фильмы, которые молодежи смотреть запрещается. Именно о такой компании мечтала Катя. Но отец и мать ни о каких ее подобных мечтах даже не догадывались.
— Пойди погуляй с однокашниками! И Енду возьми с собой. А в шесть чтобы вы оба были дома!
В шесть часов! Они вполне могли бы повязать Кате на шею слюнявчик и написать на нем: «Маменькина дочка». Настоящая модная компания в шесть часов только собирается. Никто из них не учится в школе, поэтому они и не торопятся готовить уроки. Уна никогда не скажет «дети» или «мальчики и девочки», а только: «наша компания».
Ах да. Кате больше не хочется оставаться девочкой, ребенком, она мечтает стать блестящей девушкой, которая умеет как следует повеселиться…
Она отвернулась, и какие-то недобрые слова были готовы сорваться у нее с языка.
Действительно ли это была Катя? Неужели она могла сказать такое и убежать? Да, она сказала, что ни за что на свете не собирается жить в палатке, таскать какую-то старую лодку, грести, как какой-то раб, портить себе руки мозолями и вообще…
Чего она только не наговорила! От неожиданности Вера чуть не расплакалась. Иногда злое слово ранит сильнее удара. Бабушка, потупив взор, смотрела на свои руки. Она сжала их так, что побелели суставы.
— Не сердитесь на нее, — сказала бабушка. — Катя вовсе так не думает. Просто у нее переходный возраст…
— А это больно? — осведомился Качек.
— Все девчонки противные в таком возрасте, — заключил Станда.
А Вера, глотая слезы, спросила, сколько лет должен прожить человек, чтобы стать совсем взрослым.
— По крайней мере восемнадцать, — твердо заявил Енда, но его огорчило, что Кате надо будет ждать еще три года. Он искренне вздохнул: — Вот так! Мое почтение! Два тире, точка — два тире — точка.
— Дедушка, а тебе уже есть восемнадцать? — полюбопытствовал Качек, о котором все забыли.
Детские трагедии длятся недолго.
В главе третьей всё начинается и заканчивается в почтовом ящике
Доехали мы хорошо. Из Старого Дола я ехал на лошади и даже сам правил. Катя ехала на автобусе. Она без конца дурит (зачеркнуто и исправлено на «делает глупости»). Она не желает путешествовать с нами по реке, а всем нам очень хочется. Разрешите нам, пожалуйста, поехать. Станда тоже будет писать своим родителям. Только вначале нам надо починить лодку. В поезде я ни с кем не разговаривал и никому не мешал. Только одна пани сама предложила мне собачку. Она чистокровной породы и живет в Едловой. Пани знает доктора (зачеркнуто и исправлено на «нашего дедушку»).
P. S. Если бы вы могли послать мне какое-нибудь индейское снаряжение, я был бы вам очень благодарен. Например, топор, брюки с бахромой, нож для скальпирования. Наверное, это не очень дорого стоит.
Письмо было немного испачкано и заканчивалось старательно вырисованной завитушкой под подписью.
Второе письмо, адресованное пану Франтишеку Тихому в Страконицах, было написано четким и строгим почерком. Содержание было таким же.
Станда просил отца разрешить ему попутешествовать по реке. Он точно рассчитал, сколько дней будет длиться их поездка, и обещал, что все будет в порядке. Одновременно он просил прислать ему кое-какие туристические карты. Написал он коротко и по существу, как деловой человек.
Третье письмо было написано синими чернилами. В конверте лежало два листа. Каждое предложение было пронумеровано и начиналось с новой строчки.
«1. Дорогая Варенька!» — было написано по-русски на одном из них и на другом по-чешски: «1. Драга Варенько!» И так предложение за предложением до цифры 28: «Целую тебя. Твоя Вера». Все это трудоемкое, на двух языках, немного неровно написанное письмо создавалось с помощью большого чешско-русского словаря. Но игра стоила свеч!
В этот день было написано еще два письма.
«Милая мамочка, — писала Катя. — Доехали мы хорошо, только Енда плохо вел себя в поезде. Все время к кому-нибудь приставал с разговорами. А теперь придумал сумасшедший план путешествия по реке. Если он будет просить, вы ему не разрешайте, потому что мне вовсе не хочется постоянно следить за ним. Очень прошу тебя, мама, пошли мне сюда какие-нибудь книжки. Лучше совсем новые. Извини, что я так коряво написала (как будто мама не прощала ей этого уже восемь лет!), и поцелуй за меня папу. К.».
Второе письмо было от Качека, который тоже хотел что-нибудь написать. За него на конверте написали адрес, а сам он нарисовал на листе фантастическую машину, у которой из трубы вырывалось пламя. Внизу он поставил свое имя: «К. Тикий» (вместо Тихий). Но ничего. Мама порадуется даже этой ошибке.
Последнее письмо оказалось недописанным. Станда и Енда стояли у ворот и нетерпеливо по очереди звонили в звонок старого дедушкиного велосипеда.
— Дописывай, а то уедем!
Катя выглянула из окна:
— Подождите, допишу строчку.
— Ты твердишь это уже целый час! Станда, поедем! — твердо сказал Енда и сел на раму велосипеда.
Они действительно уехали.
Катя обгладывала деревянную ручку с пером, не зная, что писать дальше:
«Милая Уна! Каникулы начались плохо. Ты была права, мне не следовало сюда ехать. Ребята придумывают какие-то сумасбродные планы, а я…»
И вправду она не знала, что еще написать и чем вообще похвастаться. Может быть, написать, как она грубо вела себя и наговорила уйму нехороших слов? Или то, что на нее махнули рукой, потому что все снова поселились в палатках, а она осталась в доме: ночует на диване, как незваный, ненужный гость? Или написать, что ей нечего делать и она погибает от скуки? Писать все это Уне, которая развлекается в своей блестящей компании? Нет! Пусть лучше ребята отправляются на почту без этого ее письма.
