Это моя школа - Ильина Елена Яковлевна (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
В классе было так тихо, и утро за окном стояло такое ясное, что Кате показалось, будто и в самом деле повеяло теплым ветерком. Она посмотрела на бледно-голубое небо в окне, и ей вспомнилось недавнее лето, пронизанный солнцем лес, малиновка, словно спрашивающая: «вить-вить?» — и крутая гора, заросшая высокой пахучей травой. Бывало, взберутся ребята на гору, один рассказывает сказки, а другие греются на солнце и провожают глазами высокие летние облака. Вспомнилось Кате и тихое озеро, как будто впросонках поглаживающее песок…
читала Лена, и всем казалось, что они и в самом деле видят лебедей, медленно плывущих по озеру.
Девочки одна за другой читали стихи. Потом Людмила Федоровна задала к следующему разу переписать это стихотворение. И нетерпеливый звонок снова ворвался в класс. Он трезвонил вовсю, не думая о том, что шуметь в этом классе нельзя.
— Не забудьте принести завтра все, что вы собрали за лето для школьного музея, — сказала громко Людмила Федоровна, и девочки испуганно переглянулись.
— Ой, что вы это, Людмила Федоровна! — сказала с упреком Настенька Егорова. — Ведь вам врачи запретили…
Людмила Федоровна засмеялась, кивнула девочкам головой и прикрыла ладонью рот.
В этот день уроков больше не было.
Катя медленно собирала книжки, изредка незаметно поглядывая на Аню. Словно почувствовав ее взгляд, Аня обернулась, бросила на Катину парту скомканную бумажку и убежала. Катя развернула записку и прочла:
«Принеси завтра мой «Белеет парус одинокий». Твоя бывшая подруга А. Лебедева».
Слово «принеси» было написано через три «и». Вместо «белеет» — «белет». И даже в фамилии «Лебедева» была пропущена одна буква — «Лебдева».
«Что это с ней? Совсем разучилась писать за лето, — подумала Катя. — Или, может быть, это у нее от волненья? Наверно, от волненья. Есть из-за чего волноваться!»
Катя, хмурясь, положила записку в карман и вместе с Наташей вышла из класса.
— Где ты живешь? — спросила Наташа, когда они спустились вниз по лестнице.
Катя не сразу ответила. На душе у нее было неспокойно. Она сердилась на Аню и еще больше на себя — за то, что сердится.
«Вот глупая Анька! — думала Катя. — И зачем она со мной поссорилась? Так славно было бы сегодня пойти вместе домой! А еще хотели по русскому письменному вместе заниматься».
Ласковый сентябрьский ветер пахнул Кате в лицо, потрепал и взъерошил волосы, и ей стало как будто немного веселей.
— Знаешь что? — сказала она. — Давай обгонять всех прохожих и считать, сколько народу мы обгоним. Ладно?
— Ладно! — с удовольствием согласилась Наташа. — Но старушки пусть не считаются. Они очень медленно ходят.
— Хорошо. Пусть не считаются.
Они обогнали семерых взрослых (не считая двух старушек) и четырех школьниц. Одного мальчишку и одного лейтенанта им так и не удалось обогнать.
— Ну, вот мы и пришли, — сказала наконец Катя. — Видишь — вон там, на третьем этаже, четыре окна? Где ящики с цветами. Это — наши окна. Только цветов осталось мало. Я сегодня почти все отнесла в школу.
Катины окна смотрели на бульвар, желтый от осенней листвы, и поблескивали на солнце. Дом тоже был светло-желтый, с ящиками на карнизах. Из ящиков еще выглядывали кое-где реденькие лиловые и красные цветочки. Девочки постояли у подъезда.
— Ну, до свиданья, — сказала Наташа нерешительно.
— Погоди!
Катя на минуту задумалась. Если бы они возвращались из школы с Аней, Аня непременно зашла бы к ней, и они бы, наверно, целый час проболтали о том, что и как было сегодня в школе и что будет завтра и послезавтра… Ах, Анька!.. И чего она обиделась?
Катя невольно прищурилась и покачала головой.
— Ты что это? — спросила Наташа.
— Нет, я так, ничего, — чуть смутясь, ответила Катя. — Давай зайдем к нам. Теперь ведь еще совсем рано…
— Ой, что ты! — сказала Наташа испуганно, словно боясь, как бы Кате не удалось ее уговорить.
— Ну, на одну минутку! — настаивала Катя. — Твоя мама, наверно, и не знает, что у нас было только два урока, — она не будет беспокоиться.
— Да она на работе.
— Ну, тем лучше, — сказала Катя. — А у нас дома сейчас одна только бабушка. Идем, не бойся!
Наташа подумала немножко и согласилась.
Дома
Дверь открыла бабушка. Она была полная, низенькая, с тонкой сеткой морщин под глазами, а глаза у нее были черные, веселые и живые. Родилась она и провела юность на Кавказе.
— Бабусенька, это моя новая подруга! — сказала Катя.
Бабушка чуть улыбнулась и пригладила смуглой морщинистой рукой растрепавшиеся Катины полосы.
— Ну и хорошо, — сказала она. — Знаете, что старая пословица говорит? «Нет друга — ищи, а найдешь — береги». А где же Аня? Уж не обиделась ли она на тебя?
— Откуда ты знаешь, бабушка? — удивилась Катя.
— Поживи на свете столько, сколько я, — ответила бабушка, — будешь кое-что понимать. Ты уж смотри не бросай старого друга.
— А я и не бросаю, — сказала Катя. И чтобы перевести разговор на другое, спросила: — А Миши еще нет?
— Сейчас пойду за ним, — сказала бабушка. — А ты пока угости подружку. В буфете — хлеб, масло, яблоки. Да переодеться не забудь. Формочку повесь в шкаф.
Бабушка вышла в переднюю, а Катя убежала в другую комнату — переодеваться. Наташа осталась одна. От нечего делать она принялась оглядывать все вокруг. Комната очень понравилась ей, хоть и показалась не совсем обыкновенной. На стене, возле письменного стола, висела, как в школе, большая карта СССР. Полки вдоль стен были уставлены книгами с длинными, мудреными названиями на корешках. На письменном столе под стеклом были разложены фотографии. Наташа разглядела на них каких-то загорелых людей в больших белых шляпах. Они стояли возле палаток, или сидели у костра, или ехали куда-то на верблюдах. Очень интересные фотографии! Но еще больше понравились Наташе рисунки, развешанные над диваном. Это были картины не картины, а всякие узоры и яркие цветы.
— Кто это у вас так хорошо рисует? — спросила Наташа, когда Катя прибежала обратно.
— Это моя мама. — Катя была в летнем, очень коротком, выгоревшем от солнца платье. В обеих руках она держала по яблоку. — На, возьми.
И Катя протянула Наташе яблоко, холодное и румяное.
— А зачем у вас эта доска? — спросила Наташа, показывая на гладко обструганную доску, лежавшую на небольшом столе у окна.
— Сейчас объясню, — ответила Катя, надкусывая хрустящее яблоко. — Видишь ли, моя мама художница. Только не просто художница, как Васнецов или там Айвазовский, а по текстилю. К этой чертежной доске мама прикалывает бумагу в мелкую-мелкую клеточку и рисует всякие узоры. Эскизы — называется. Понимаешь? А на фабрике по этим эскизам печатают рисунки, вот что на материях, — понимаешь?
Она поглядела на Наташу, и ей, должно быть, показалось, что та не особенно хорошо поняла.
— Да вот постой, я тебе сейчас покажу образцы.
Катя выдвинула один из ящиков письменного стола и вынула из него целый ворох всяких лоскутков.
— Вот это маркизет, — сказала Катя, кладя на стол и разглаживая лоскут легкой ткани с темными крупными цветами, разбросанными по белому полю. — Это так и называется: «Цветной орнамент». Идет на летние платья.
Наташа удивилась и обрадовалась:
— У моей мамы как раз такое же платье! Ну прямо в точности! Значит, твоя мама нарисовала этот узор? Вот странно! А я думала, что все материи так и делаются на фабрике — сразу с узорами, что иначе и не бывает.
Катя засмеялась:
— Так многие у нас в классе думали. Все, кроме Настеньки Егоровой.
— Это какая же Егорова?
— Неужели не помнишь? Ну, та девочка, что летом малыша спасла. У нее мама — ткачиха на той же самой фабрике, для которой работает и моя мама.
