Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет - Чудакова Мариэтта Омаровна
Советский Союз назывался так потому, что считалось – им управляет советская власть. Еще говорили – власть советов. Но это только так говорилось. Никакой власти советов в Советском Союзе не было. Егорке этого никто не объяснял – советская и советская. Но читателям этой книжки я постараюсь объяснить. Не сразу, а попозже.
Считалось, что советские люди строят социализм. Про него известно было главное – при социализме каждый получает по труду. К счастью для советских людей, мало кто из них знал, что за границей, при капитализме, все – от рабочих до профессоров – тоже получают по труду, только гораздо больше, чем у нас. А если бы это точно узнали, то что такое социализм и почему его обязательно надо строить, стало бы не очень-то и понятно.
Тем не менее как раз через несколько лет после рождения Егора объявили, что социализм в основном уже построен и пора начинать строить коммунизм, чтобы успеть завершить это дело к точному году – к 1980-му… Генеральный секретарь КПСС объявил в 1961 году: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Так что деваться некуда.
А коммунизм – это когда каждый будет получать уже не по труду, а по потребностям: зашел в магазин и взял с полки столько коробок конфет, сколько тебе требуется. А платить ничего не надо, потому что денег во время коммунизма вообще не должно быть, – Маркс объяснял, что при коммунизме деньги отмирают.
(И вот что самое интересное – многие поверили про 80-й год, я сама таких видела, и вовсе не самых глупых…)
В Советском Союзе ни у кого не было никакой собственности – кроме личных вещей. Решительно все принадлежало государству – фабрики, заводы, шахты, дома и так далее. Все квартиры, в которых жили люди, тоже принадлежали государству. Если квартиру государство давало каким-то людям, то они не могли оставить ее детям – если, например, дети жили в другом городе. Или просто – не прописаны в квартире родителей. Тогда после смерти родителей государство эту квартиру забирало себе обратно.
Но зато – квартплату платили очень низкую. И многие до сих пор это вспоминают. Но зато – квартиры были плохие и тесные, по несколько семей жили в одной квартире. Это почему-то не вспоминают.
Вот в 1959 году мастер стройуправления из Казахстана (тогда – часть Советского Союза) пишет письмо маршалу Ворошилову – председателю Президиума Верховного Совета (письмо сохранилось в российских архивах и его прочитали вслух в одной из передач на радио «Свобода»):
«…Дома у нас строят очень хорошие, капитальные, из сборного бетона, но очень богатые для настоящего времени. Планировка квартир преимущественно из трех-четырех комнат, а по необходимости семье дают только одну комнату, и в результате в одной квартире живет три-четыре семьи. Кухня только одна – очень неудобно и убого. Почему не строят однокомнатные квартиры, двухкомнатные, ведь это же очень удобно и экономнее… А кому, собственно, нужна квартира из трех-четырех комнат? Думаю, очень мало таких семей, больше согласны иметь одну комнату 15–18 метров и кухню, это очень хорошо и удобно, и дешевле, выгоднее». Тут слово «очень» часто повторяется, ну как уж написал рабочий.
Здесь все было бы непонятно в том же самом 1959 году жителям любых несоциалистических стран – США, Англии, Швеции и других: как это – однокомнатная квартира с кухней как предел мечтаний для семьи в несколько человек?..
Правда, в годы детства Егора уже появилась возможность у тех, кто имел хорошую зарплату или, например, поработал на Севере, а там зарабатывали из-за трудных условий гораздо больше, – вступить в кооператив. То есть, купить себе квартиру у государства в долг. Заплатить половину ее цены сразу, а остальное выплачивать государству ежемесячно в течение пятнадцати лет. Многие так и делали, и радовались такой возможности, хотя платить за кооперативную квартиру почти всем было очень тяжело. Ведь никакого бизнеса никто не имел – только зарплату, и небольшую.
Не существовало ничего такого, что было бы – чье-то: частных магазинов, частных парикмахерских, частных прачечных, частных кафе, частных школ, частных детских садов – все-все принадлежало государству.
Если нужных вам вещей вы не находили в одном магазине, то вряд ли вы бы нашли их в другом – выбор везде имелся примерно один и тот же. И, в сравнении с выбором в сегодняшней России или с тогдашним в любой европейской стране, не строившей социализм (Франции, Италии, Германии, Англии, Швеции и так далее), – неимоверно скудный.
Особенно плохо было с одеждой. Иностранцы на улицах наших городов сразу выделялись – модной, яркой, хорошо сшитой одеждой. Их на нашем сером фоне замечали за сто шагов.
Купить что-то приличное (отстояв, конечно, несусветную очередь) удавалось только в одном городе огромной страны – в ее столице.
Поэтому летом магазины Москвы оказывались битком набитыми приезжими людьми – москвичи старались в эти месяцы туда и не ходить. Со всей страны люди ехали во время отпуска в Москву – за платьицами и костюмчиками для дошкольников, за школьной формой…
И, конечно, все стремились найти одежду и обувь импортные. Советские товары очень уж некрасивые, а обувь еще и неудобная. Даже вечно пьяному водопроводчику из жэка жена покупала ботинки не известной советской фабрики «Скороход», а немецкой фирмы «Саламандер». Она оправдывалась во дворе перед соседками, осуждавшими ее за дорогую покупку:
– В наших-то мой дурак спьяну ногу сломает – что я с ним делать буду?..
Егорка с его привычкой обо всем размышлять никак не мог понять: «А куда же девают скороходовские ботинки, которые никто не покупает?»
И только много лет спустя, уже в студенческие годы, узнал он печальную судьбу мужских плащей советского производства, покупать которые население ни за что не хотело, а гонялось за появившейся недавно «болоньей».
Эти плащи (как и пальто, и немало чего другого) висели в магазинах по десять лет. После их собирали в кучу и где-то в специальном месте сжигали – «под подписку». То есть с сотрудников магазина, участвовавших в такой операции, брали расписку, что они никогда, ни при каких обстоятельствах, никому про это аутодафе не расскажут. Это называлось – подписка о неразглашении секретных сведений…
Почему бы вместо хранения страшных секретов про плохую продукцию не производить продукцию хорошую – об этом Егорке еще только предстояло размышлять. И узнавать, например, что такое план и дефицит.
Подружка Егорки по детсадовской группе пришла однажды в ситцевом сарафанчике ослепительной красоты – короткая юбочка топорщилась во все стороны, как у балерины. Кто-то даже закричал: «Иринка-балеринка!» И Егорка слышал, как ее мама с гордостью говорила его маме:
– Венгерский! Муж три часа в «Детском мире» отстоял. По два сарафана в одни руки давали…
Именно в те годы появились такие новые товары, которые сразу же стали дефицитом.
Мой школьный товарищ тогда же остроумно сказал:
– Советская власть приучила нас к трем вещам – и не дает возможности их купить: шариковые ручки, растворимый кофе и туалетная бумага.
…Сегодняшнего подростка трудно заставить поверить, что за туалетной бумагой люди выстаивали очереди по три-четыре часа.
Среди хорошего в советском времени назову пионерские лагеря.
На все лето за небольшие деньги можно было отправить детей в лагерь – туда, где поля, леса и речка. Там ходили в походы, собирали грибы и ягоды, делали гербарии и 1 сентября гордо приносили их в школу на урок ботаники…
А родители в это время могли, например, отправиться по дешевой профсоюзной путевке в дом отдыха. Правда, почти никогда – вместе. Потому что путевки давали каждому на его работе. И жить приходилось не в отдельной комнате, а в палате, где были еще два-три и больше соседа или соседки. Но все не сильно переживали, потому что и дома многие жили в коммунальных квартирах, где на кухне всегда толклось полно народу.
