Восемь дней в неделю - Томин Юрий Геннадьевич (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
Медленно повернулась Анна Ивановна лицом к классу. Смех стих, но лица сияют. Не каждый день выдаются такие развлечения.
Не успела Анна Ивановна ничего сказать, вскочила Аня.
— Анна Ивановна, я хочу пересесть на другую парту!
— Погоди, Аня.
— Когда мы с вами разговаривали, вы знали об этом рисунке? — спросила Анна Ивановна.
— Нет! — дружно прогудел класс.
— Но ведь не сам же он появился?
— Не сам, — согласились ребята.
— Тогда вот что, — сказала Анна Ивановна. — Художник этот пускай подойдет ко мне, когда наберется смелости. Сроку даю неделю. Не придет — я его сама разыщу, это я вам твердо обещаю. А мы с вами будем считать, что эта шутка окончена. Договорились?
— Договорились, — ответил класс вразнобой.
— Вот и прекрасно, — сказала Анна Ивановна, а сама в упор посмотрела на Кузнецова. Тот, конечно, понял, что на этот раз его предупреждают серьезно и окончательно. Это видно хотя бы потому, что он отвел глаза и сторону и принялся внимательно изучать белый, без единого пятнышка потолок.
— Кукин, к доске!
Кукин с готовностью вскочил.
— Стереть, Анна Ивановна?
— Нет, решать, Кукин.
С видом обреченного Кукин подошел к доске, и грустная его физиономия навела Анну Ивановну на мысль, что все улажено, все вошло в свое обычное русло.
*
— Вы думаете, рисунок на доске и письмо — дело одних рук? — спросил директор.
— Возможно.
— Но ведь этого художника, наверное, не так трудно отыскать?
— Раньше — да, сейчас — нет, — сказала Анна Ивановна. — Я не могу спрашивать открыто. Это лишний раз привлечет внимание к Володе и Ане. Представляете, Сережа, какое веселье поднимется в классе, если они узнают о письме? Этого ни в коем случае нельзя допустить. Кроме того, я все же не понимаю: для чего написано письмо?
— И все же попробуйте, Анна Ивановна… — попросил директор. — Рад бы вам помочь, но, знаете, допросы в кабинете — не по моей чести. Да и не скажут они мне того, что вам.
— Да уж это так, — усмехнулась Анна Ивановна. — Теперь, Сережа, вы для них гроза номер один.
— Это мне наказание, — сказал Сергей Михайлович. — Я ведь тоже директора как чумы боялся.
Прозвенел звонок с урока — Сергей Михайлович направился было к двери, но путь ему преградила вошедшая, нет — вбежавшая! — Светлана Семеновна. Директор попытался было обойти Светлану Семеновну и скрыться — он знал, о чем сейчас будет разговор. Но сделать ему это не удалось.
— Здравствуйте, Сергей Михайлович! — сказала Светлана Семеновна тоном, каким люди говорят: «Ах, вот ты где мне попался!»
— Добрый день, Светлана Семеновна!
— Сергей Михайлович, когда вы мне дадите воспитательский класс?
— Скоро, — не слишком уверенно пообещал директор. — Мне бы хотелось подобрать для вас класс полегче. Знаете… на первых порах.
— А мне бы, наоборот, хотелось потруднее! — храбро выпалила Светлана Семеновна, но тут взгляд ее остановился на Анне Ивановне и она сказала: — хотя… Если бы такой, как у Анны Ивановны… Какие там чудесные ребята! И такие дружные! Анна Ивановна, отдайте мне свой класс!
— Берите, — сказала Анна Ивановна.
— Ой, правда, можно? Можно, Сергей Михайлович?
Директор нахмурился.
Анна Ивановна вздохнула.
— Шучу. Сегодня уж день такой шутливый.
— Ну вот… — разочарованно сказала Светлана Семеновна.
Директор снова попытался было незаметно улизнуть, но и на этот раз у него ничего не вышло.
— Нет, Сергей Михайлович, вы мне все-таки ответьте… — настойчиво проговорила Светлана Семеновна и поспешила вслед за директором.
Анна Ивановна некоторое время сидела не двигаясь. Она пыталась сосредоточиться и еще раз обдумать случившееся. Но мысли были какие-то путаные, оставалось одно испытанное средство — заняться каким-нибудь делом. Но и дела никакого сейчас Анна Ивановна не могла себе придумать. Все мысли вертелись вокруг одного и того же.
Взгляд Анны Ивановны скользнул по лежащему на столе конверту, по стопке непроверенных тетрадей. Необычный почерк с наклоном влево! Откуда мог взяться такой почерк? В школе учат писать с наклоном вправо. Наклон влево — для маскировки. У кого из ее горлопанов могло хватить на это ума? Да у любого, пожалуй: уже не маленькие. Важно другое — у кого хватило, как они говорят, совести?..
Анна Ивановна сложила тетради в одну стопку и начала перебирать эту стопку, время от времени поглядывая на конверт. У нее было ощущение, что она занимается чем-то запретным и донельзя ей противным. Почерки, почерки… Округлые и удлиненные, твердые и нерешительные… За этими почерками тут же вставали перед Анной Ивановной ребячьи лица, разные, как и почерки. Вот неровные буквы с неправильным соединением… Это оттого, что держит ручку щепотью — проглядели в первом классе, потом уже не выправишь. А вот буквы, выписанные линиями, то четкими, то прерывистыми, словно младенец накарябал… Эта сменила обычную ручку на шариковую и пока еще не привыкла. Так что же, это ее неуверенная рука отстукала на машинке такую холодную пакость? Слишком много знала Анна Ивановна о каждом на своих горлопанов и потому не могла заниматься этим исследованием беспристрастно, глядя как бы со стороны. Сознание того, что она должна подозревать каждого, было нестерпимо.
Анна Ивановна перекладывала тетради слева направо и понимала, что ищет того, чего нет. В то же время какая-то другая Анна Ивановна хотела, чтобы выплыл вдруг этот косой почерк, и тогда все бы кончилось быстро и навсегда.
Наконец, все тетради перекочевали направо. Косого почерки не было. Не было даже похожего. И тут впервые Анна Ивановна подумала: «А почему непременно кто-то из моего класса? Ну, хорошо — можно изменять померк. Ну, ладно — можно наклонить его влево. Но ведь общий рисунок почерка не должен полностью измениться. Вот хотя бы закорючка у буквы «д» в слове «редакция»… Вот она же в «дом № 5» — адрес редакции… И еще она в «средняя школа»… Ведь это «своя» закорючка, она написана машинально, по привычке! С такими закорючками учителя годами не могут справиться!
Стопка тетрадей быстро перекочевала справа налево.
Закорючка не обнаружилась.
На минуту Анне Ивановне стало как будто легче, но тут же другая Анна Ивановна возразила: «Ну что из этого? Тебе легче от того, что писал не твой ученик, а кто-то из соседнего класса? Почему ты думаешь, что на этом все кончится? А если будет и второе письмо, и третье? Где ты будешь искать автора? По всей школе? И легче ли будет от этого Володе и Ане? Уж лучше бы — в твоем классе…»
— Да, — проговорила вслух Анна Ивановна, — уж лучше бы в моем…
*
Анна Ивановна знала, конечно, не все. Не знала она, например, того, что в тот день, когда на доске появился рисунок, Аня пошла домой одна. Раньше она всегда ходила с Володей — они живут в одном доме. Но сегодня ей ни с кем не хотелось разговаривать и никого не хотелось видеть. А больше всего ей не хотелось видеть Володю.
Аня медленно брела по улице. Навстречу ей шли люди — по двое, по одному, веселые, озабоченные, хмурые или просто никакие. Попался даже один чудак, без шапки. На волосах его поблескивали снежинки. Но никому, даже чудаку, не било дела до Анн.
Впрочем, Аня тоже не обращала внимания на прохожих. Она думала о любви.
Это слово вызывало тревогу, от него становилось неловко, будто делаешь что-то запретное. Самым обидным из того, что случилось за сегодняшний день, были не довольная рожа Кузнецова и даже не буйная радость класса: самым обидным было вот это самое слово.
Значит, она влюблена в Климова?
Значит, любовь — такая?
Значит, любовь — это когда двое должны все скрывать, таиться, не показывать другим, что им интересно вместе, а другие будут выслеживать, подслушивать, подглядывать и смеяться неизвестно над чем?
Выходит, любовь — это когда двое как мишень в тире: каждый может по ним стрелять сколько вздумается. Только в тире часто промахиваются, а здесь — всегда о яблочко.
