Я хочу в школу - Жвалевский Андрей Валентинович (мир бесплатных книг TXT) 📗
Впалыч не знал, радоваться такому выверту или не очень. Конечно, сейчас члены комиссии слушают, раскрыв рот, но что будет, когда Кошка и остальные выдохнутся? К счастью, очень вовремя в зале появился последний член расширенного ученого совета. Это был очень целеустремленный старичок в потрепанном, но стильном джинсовом костюме. Он вошел безо всяких «здравствуйте, извините за опоздание» и начал говорить, не дожидаясь окончания очередной тирады Кошки.
— Это очень профессионально! Очень! Что вы мне про детей рассказываете? Откуда у детей такие навыки!
Даже Кошку такое энергичное выступление смутило, она поперхнулась и закашлялась.
— Это Лев Аристархович, наш эксперт, — пояснил директор музея. — Мы ему показали работу школьников…
— Каких школьников?! — похоже, Лев Аристархович наплевательски относился ко всем церемониям и условностям. — Это высокопрофессиональная работа! Если бы ваш музей не имел счастья сотрудничать со мной…
Тут Юля справилась с кашлем и решила, что перебивать невежливых взрослых — вежливо.
— Это сделали мы, понятно? Вот этими самыми руками!
И в доказательство она подняла и потрясла в воздухе рукой Молчуна. Тетеньки из РОНО посмотрели с одобрением: руки были чисто вымытые и с идеально подстриженными ногтями.
Однако одному из чиновников, наконец, пришла в голову мысль прекратить это явное отклонение от регламента.
— Ну-ка, дети, — приказал он, — выйдите за дверь!
Птицы не успели даже дернуться, когда их остановил окрик профессора:
— Стоять!
Чиновник попытался возмутиться:
— Мы узнали от них все необходимое!
— Узнали? — рыкнул на него Лев Аристархович. — Вот и идите сами! Или сидите! Короче, не мешайте!
Чиновник поперхнулся и деревянно сел. Профессор повернулся к «подследственным».
— Своими руками? И как именно вы «своими руками» получили чернила?!
— Мы изучили несколько вариантов. И взяли наиболее распространенный в то время в России.
К изумлению Птиц, это произнес Молчун. Впрочем, он и сам удивился, но решил не задумываться пока над этим и продолжил:
— Основной ингредиент — чернильный орех…
Под надзором комиссии Молчун выводил письмо. Благо, помнил он его наизусть, столько раз переписывал, что был уверен — не забудет до конца жизни.
Комиссия молчала. Тетеньки из РОНО опасливо косились на чиновников. Чиновники делали вид, что в регламенте появились изменения, которые заставляют их молча сносить все это безобразие.
— Ручкой не то, почерк не совпадает, — сказал Молчун, — надо пером.
— Ладно, ладно, — махнул рукой Лев Аристархович, — верю! Хотя с трудом, честно говоря… Но откуда вы выкопали всю эту историю с Анной? Кто вам подсказал?
— Никто нам не подсказывал, — устало вздохнула Аня, — мы ее сами придумали. Понимаете?
И она потрясла ладошкой перед носом у профессора.
— Как? — еще больше удивился тот.
— Головой! Боже, как же вы профессором стали, если вы такой непонятливый!
— Не смей хамить старшим! — взвилась Злыдня.
Лев Аристархович поморщился, уселся на стул верхом, причем спиной к комиссии и лицом к Птицам, и с наслаждением произнес:
— Рассказывайте!
В следующие несколько минут он доказал, что профессором стал совершенно заслуженно. Птицы заговорили разом. Анечка кричала и подпрыгивала, Кошка тараторила со скоростью бешенного пулемета, Дима несколько раз пытался начать историю с самого начала, Молчун вставлял отдельные слова то в речь Анечки, то Димы, а Женя старался коротко резюмировать сказанное. Лев Аристархович все понял. Глаза его сияли.
— Вас ждет большое будущее, — сообщил профессор, — коллеги.
— Ага, ждет, — печально сказала Аня, — если из школы не выгонят.
Тут Аристарх Платонович вспомнил о мрачной комиссии, которая сидела у него за спиной и отчаянно скучала, давно не понимая, что здесь происходит. Он обернулся, пробежал взглядом по людям. Выражение лица у него стразу стало уксусное, он быстро оценил свои шансы до них докричаться. Потом он перевел глаза в сторону камеры…
— Заявление для прессы! — громко сказал профессор.
— Не, не зря он профессор, надо будет извиниться, — шепнула Анечка Жене, глядя как Аристарх Платонович общается с журналисткой.
Слова «сенсация», «уникально», «беспрецедентно» повторялись в его заявлении через слово. В целом, о чем речь, было непонятно, но создавалось ощущение чего-то скандального.
— Это высочайший уровень копирования исторических документов, — (тут даже Впалыч хмыкнул), — это блестящее владение историческим материалом, это уникальное логическое мышление вкупе с общей эрудированностью и творческим подходом…
— Это он про нас? — шепнула Кошка.
Дима ткнул ее в бок: «Не сглазь!»
— Эти ребята обладают бесценным даром для науки — они не зашорены. Они выдвигают головокружительные гипотезы, они не боятся показаться смешными. Только так и становятся настоящими учеными! И я, не задумываясь, возьму к себе в команду любого из этих школьников.
— Подождите, подождите, — замотала головой журналистка, — так письмо не подделка?
— Понимаете, дорогая девушка, история, которую придумали эти замечательные ребята, абсолютна правдоподобна. Вот лично я, профессор и доктор наук, не возьмусь сейчас сходу ее опровергнуть. Анечка, ты в каком классе?
— В третьем, — пискнула Аня.
— Вот вы в третьем классе могли бы придумать историю, в которую поверит доктор наук? — с напором поинтересовался Аристарх Платонович у камеры, которая его снимала.
— Н-нет, — ошарашенно ответила журналистка.
А оператор уже показывал крупным планом огромные Анечкины глаза.
— И все-таки, зачем вы придумали эту историю? — спросила у девочки журналистка.
— Мы хотели спасти свою школу, — пылко сказала Аня.
И заплакала. Просто потому что слишком много эмоций свалилось на ее бедную голову.
Собственно, дальше можно было ничего не снимать и ничего не говорить. Эти огромные, полные слез глаза попали на все новостные сайты.
«Дети сделали профессора!»
«Они просто хотели спасти школу!»
«История одной любви…»
«Все подробности личной жизни Костевича!»
Женя морщился, но продолжал читать заголовки.
С одной стороны, шумиха была неприятна, но с другой стороны она решила многие проблемы.
Самое главное — Молчун. Он полчаса рассказывал Аристарху Платоновичу про то, как именно составлялось письмо, а потом подошла дамочка из РОНО и поинтересовалась тот ли это мальчик, которого отправляют на комиссию для перевода в спецшколу.
— Это правильно! — обрадовался профессор. — Непременно с техническим уклоном! Лучше химическим…
— Не с тем уклоном, — перебила дамочка. — В спецшколу для детей с ограниченными возможностями…
Бедный Аристарх Платонович на минуту потерял дар речи, только прохрипел:
— У него ограниченные возможности?! Тогда все ваше РОНО надо в интернат…
— Видите ли, — перебил его Артем, — я испытываю некоторые проблемы, когда выражаю свои мысли с помощью устной речи.
— Что? — переспросила ошарашенная дамочка.
— Мне трудно говорить, — объяснил Молчун. — Особенно долго и развернуто.
Дамочка пошла красными пятнами, повернулась к Злыдне и поинтересовалась:
— Вы издеваетесь?
Дальше разговор шел только между ними и состоял из приглушенного шипения, а закончился он громким воплем Злыдни.
— Он псих! — заорала она. — А психам не место в школе!
И тут вступил Павел Сергеевич. Громким басом он перекрыл срывающийся в истерику фальцет бывшей учительницы математики.