Деревянные четки - Роллечек Наталия (мир бесплатных книг txt) 📗
Я взглянула на Рузю. Судя по всему, компресс и святой Экспедит не помогли ей. Ее болезненный вид мог вызвать только тревогу. Лицо у Рузи было все в подтеках, а глаза лихорадочно блестели. Сидя на телеге, она зябко куталась в платок и ежилась от холода.
Кони двинулись, Гелька показала нам язык и послала воздушный поцелуй. Рузя сгорбилась еще больше, пряча в платок свое лицо. Монахини страстно крестились. Мы взглядами напутствовали отъезжающих.
…Квеста! От того, что сумеют выпросить сборщики квесты, будет зависеть наше существование в течение целого года. Количество собранных подаяний – картофеля, моркови, кочанов капусты – имеет самое прямое отношение ко всем нам – воспитанницам монастырского приюта. Если запасов будет сделано достаточно, – мы избавимся от голода и недоеданий. Девушки будут с большей охотой относиться к работе, монахини станут уступчивее, будет меньше наказаний, изнуряющих поручений, принудительных "жертв" и воровства.
Казалось бы, на содержание приюта должна была отпускать средства община. Казалось бы, должны же где-то быть люди, в обязанность которых входит помнить о сиротских приютах! Но на самом деле это совсем не так. Нет таких людей. Да, нет. И никто, никто не беспокоится о том, чтобы дать приюту продукты, избавить его от голода, холода и докучливых насекомых.
Наша одежда и обувь могут наводить только ужас на людей. И они действительно наводят его. Когда мы проходим по улице, люди оглядываются на нас, приостанавливаются и сочувственно качают головами. Живя за дырявым деревянным забором, рядом с кладбищем и старым костеликом, приводящим в восторг богатых туристов, мы были отгорожены тысячью миль от настоящего, большого мира, от настоящих людей и человеческих условий жизни.
Почему же это так? Неужели все, все о нас забыли? Но почему забыли, почему?
Телеги с отъезжающими скрылись за поворотом дороги. В полном молчании возвращались мы в приют. Только бы квеста оправдала себя. Пусть те бедняки, в которых метит квеста, не пожалеют и для нас своей трудовой картошки и капусты. Пусть проникнутся они милосердием к беспомощным, брошенным на произвол судьбы сиротам и наградят нас не только картошкой и капустой, но еще и сладкой брюквой…
Если всё будет именно так, то дело пойдет хорошо.
Когда у нас не хватит хлеба, мы начнем печь на завтрак лепешки из картофеля, а к обеду будут подаваться порции картофеля, приправленного капустой. Малышки найдут у сестры Зеноны традиционные подарки, наши приютские фрукты – сырые брюквины, которыми она угощала их даже в самые тяжелые и голодные времена. А мы будем радоваться тому, что после трудового дня, забравшись под одеяла, сможем грызть орешки, которые, может быть, привезут вместе с остальными пожертвованиями.
В тот вечер девушки, не ожидая распоряжения сестры Модесты, сами, по своей инициативе, отправились в часовню и молились страстно и взволнованно.
– Сабина и Йоаська небрежно выполнили свои обязанности, – с грозной руганью обрушилась однажды на девчат матушка-настоятельница. – В наказание за это сегодня после полудня очистите хлев от навоза и застелите его свежей соломой.
"В наказание… – размышляла я, глядя одним глазом на Сабину и Йоаську, орудующих вилами. – В наказание! Черт бы его взял! В наказание за неизвестные "грехи" мы таскали тяжелые ведра с золой, пеплом и другими отбросами, приносили уголь из подвала и топили печи. В наказание же мы чистили картофель и выскабливали до блеска прачечную, освобождали хлев от навоза и выполняли множество других поручений. Даже если бы каждая из нас была ходячей добродетелью, и то не избежала бы этих поручений. А между тем из уст матушки-настоятельницы и хоровых сестер всё чаще слышалось это несуразное выражение: "в наказание".
Следовательно, само монастырское благо требовало, чтобы непременно существовали плохие девушки, которым сестра Модеста могла бы в качестве "наказания" поручать переноску угля или уборку костела.
Следовательно, непременны были и наша строптивость, и наше нахальство, и дерзость, коль на все эти грехи ссылались хоровые сестры, как только заходила речь о том или ином поручении.
Если бы все были такие деловитые, как Рузя, тихие, как Зуля, покладистые, как Сабина, и такие же ловкие, как Йоася, – то, интересно, что еще придумала бы сестра Модеста для того, чтобы определить им необходимость вынести из подвалов несколько десятков ведер грязи и мусора?
Однажды ночью меня разбудили сильное движение в нашей спальне и громкие возгласы.
– Талька, вставай! Наши с квесты приехали! – кричала Йоаська, соскакивая с койки.
За исключением нескольких малышек, продолжавших мирно храпеть под своими одеялами, почти все девчата собрались в столовой. Здесь я увидела двух посторонних девушек, сидевших на скамейке. Я уже хотела убежать, когда одна из них вдруг воскликнула хорошо знакомым мне насмешливым голосом:
– Что глаза-то вылупили?! Лучше бы принесли мне перекусить что-нибудь горячее!!
Только теперь я узнала в ней Гельку. А узнав, всё еще не могла поверить глазам своим. Закутанная в разодранную фуфайку, маленькая и сгорбленная, с лицом необычайно серым и сморщенным, она была совершенно не похожа сама на себя. Вокруг запавших глаз лежали глубокие тени, обветренные губы потрескались и кровоточили. Сидящая рядом с нею "старушка" с бронзовой, сильно обветренной кожей и заострившимся носиком оказалась Зоськой.
– Что с вами случилось? – испуганно пролепетала я. – У вас такой странный вид…
– Поездила бы ты на открытой телеге, – сердито отрезала Гелька, – да пожила бы впроголодь, да поспала бы на глиняном полу вместе с телятами! Посмотрели бы мы тогда, какой у тебя был бы вид…
– Да и выехало нас, кроме того, четверо, а назад едва не приехало пятеро… – вставила Зоська.
– Заткни рот! – резко одернула ее Гелька.
– А что мне молчать? Боишься, потому что ты сама-то не лучше Рузи! Не беспокойся, я всё знаю!
– Посмотрите на этого ангелочка! А кто у той хозяйки украл носки? А? Кто?
– А где же Рузя? – спросила я, не понимая, из-за чего они бранятся.
– Высуни нос отсюда, – увидишь!
А Зоська добавила:
– Ее, наверно, уже несут. Владка с сестрой Зеноной.
– Несут? Как так несут?…
В коридоре послышались голоса. Мы выбежали из столовой. Сестры Зенона и Станислава несли Рузю в прачечную. Рузя, прикрывая лицо платком, негромко стонала. Впереди шла сестра Модеста, освещая путь свечой. За ними, перешептываясь, плелись девчата, все очень удивленные и подавленные.
Остановившись в дверях прачечной, мы наблюдали, как конверские монахини расстилают на столе одеяло и укладывают на него Рузю.
– Что с нею случилось? – в отчаянии воскликнула Йоася, заламывая руки.
– А вы зачем здесь? – Сестра Модеста отошла от стола и всех нас вытолкала за дверь. – Идите отсюда! У Рузи приступ. И чтобы ни одна из вас не вздумала больше приходить сюда!
Мы долго не ложились спать, поджидая Гельку и Зоську, но они всё не появлялись. Мы вслух высказывали различные предположения, что могло вызвать у Рузи приступ.
Пришла Владка. Она была страшно перепугана и ничего не могла толком объяснить нам. Узнали мы от нее только то, что Гелька и Зоська вызваны к матушке-настоятельнице, что матушка-настоятельница ужасно на что-то сердится и что она запретила Гельке и Зоське говорить о чем-то, а о чем именно, – этого она уж не знает.
Так и не дождавшись возвращения Гельки и Зоськи, мы заснули, но сон был у нас в эту ночь очень беспокойным и тревожным. Он не принес нам никакого отдыха.
А утром Рузи уже не было в прачечной. На той же самой телеге, на которой она ездила за квестой, ее отправили в больницу. "Для операции кишки", – пояснила нам сестра Модеста, делая особое ударение на слове "кишки".
В течение нескольких дней только и разговоров было у нас, что о Рузиной слепой кишке, об операции да о том, какую еду получает Рузя в больнице.
Во время таких разговоров Зоська многозначительно вздыхала и корчила двусмысленные мины. Гелька же хмуро и упорно молчала.
