Мастерская пряток - Морозова Вера Александровна (библиотека электронных книг TXT) 📗
Только артельщик не унимался. Вышел из-за стойки и устроился около Марии Петровны.
— Вы скажите адресок, куда вещи доставить. Вещи домашние. Домашние вещи плохо по тарифу оплачиваются. И про шкалик не забудьте. Моя хорошо работу делает…
— Вот это главное. Вещи прислали из Финляндии, сами понимаете — дорога не близкая. Могут и разбиться, и поломаться… На шкалик, любезный, непременно получите, коли благополучно все доставите. — Мария Петровна видела жуликоватые глаза артельщика и решила задатка не давать.
— Все сделаем лучшим манером! — успокаивал ее артельщик и добавил: — Коли что случится, так меня Пал Палыч с лестницы спихнет!
Артельщик засмеялся, закрутился на месте, как волчок, ударял себя от удовольствия по груди ладонями и веселился как мог.
Смеялась и Леля. Представить Пал Палыча, который может вскочить со стула, к которому он был словно прикован, и побежать за юрким и ловким артельщиком, невозможно.
— Я тебя, басурман, проучу… — проговорил с ленцой Пал Палыч и сжал свои ватные руки. — Вот подожди…
— А вы проучите! Проучите! Зачем ждать?.. — простонал артельщик, вытирая слезившиеся об безудержного смеха глаза. — Кстати, в бумажке не забудьте адресок проставить, а то и нести неизвестно куда. Не первый год вас знаю…
Конторщик величественно поглядывал на артельщика и оставался невозмутимым, как скала. Нет, он не позволит себе портить нервы и артельщика в упор не замечал.
— Пожалуйста, запишите адрес, — проговорила Мария Петровна, решившая поскорее закончить сделку. — Дом Волгиной, за Обводным каналом, квартира номер пять, этаж седьмой.
— Нет, это не шуточки… Седьмой этаж и квартира пятая. В доме небось и подъездов тьма, и ходы разные… — Пал Палыч снова бросил перо и, снова наслаждаясь возможностью ничего не делать, долго выяснял, как следовало на Обводный канал добраться, да как разыскать распроклятую пятую квартиру.
Леля и та не выдержала. И громко смеялась вместе с мамой и артельщиком. И ее удивляла медлительность человека-горы.
— По Обводному каналу конка ходит! — решила Леля помочь маме, начинавшей сердиться. — Конка…
— «Конка»! — презрительно фыркнул Пал Палыч. — Это бабушка надвое сказала. То ли она ходит, то ли нет… Может быть и дождь и ветер, и артельщику с такими вещами на конку не взгромоздиться. — Пал Палыч замолчал, но продолжал шевелить губами, явно хотел продолжить разговор, вот и подыскивал слова, чтобы отложить оформление заказа.
— Пиши бумагу! — приказал артельщик и слегка пристукнул по конторке сухим и загорелым кулаком. — Нечего тары-бары разводить, а то опять заказчика потеряем… И давай мне бумагу, я пойду на вокзал. В камере хранения наверняка за вещами очередь.
Пал Палыч вздохнул и стал оформлять заказ, не задавая больше вопросов. Писал скоро, не заглядывая в справочные книги с тарифами. Перо скрипело в ватных руках и так же, как и стул, грозило разлететься.
Дело свое знал, поняла Леля, только лень сильнее его, как утверждала в таких случаях Марфуша.
НАБОРНАЯ КАССА И РАМА ДЛЯ ПОРТРЕТА
За последние дни мама очень изменилась. Обычно ее трудно было застать дома — вечно в бегах, по словам Марфуши, а тут сидит у окна и молча кормит попугаев.
Попугаев купил папа. Он вместе с Лелей долго птиц выбирал в магазине на Невском. И называл их неразлучниками. Крохотные попугайчики в голубых и зеленых перышках. Они сидели на жердочке, тесно прижавшись друг к другу. И ласково ворковали.
Леля понимала: попугаям тяжело переносить неволю, вот и уговаривали друг друга потерпеть. И она им открывала клетку, чтобы могли полетать по комнате. Потом под присмотром Марфуши их водворяли в клетку, и мама начинала с руки их кормить. С руки они брали корм только у мамы. И Леля не удивлялась — не было в целом свете человека добрее мамы.
Мама сидела у клетки и тихо напевала песенку без слов. Мелодия грустная и нежная. И попугайчики в зеленых и синих перышках поворачивали головы и замирали. Слушали, как догадывалась Леля.
Леля понимала и другое. Раз мама поет песенку без слов, значит, она думает. И думает о чем-то трудном и очень важном. Она взяла Катю за руку и увела в детскую. Катя с радостью согласилась, потому что прыгала на одной ноге и таким манером ей казалось удобнее дойти до детской.
И действительно, Мария Петровна думала. Нужно отвезти в подпольную типографию, расположенную в Ораниенбауме, переполненном жандармами и полицией, рукописи и наборную кассу. Ораниенбаум выбрали для подпольной типографии не случайно. В местечке имели дачи богатые люди Петербурга и, конечно, полиции не приходило в голову, что здесь-то и будет скрываться подпольная типография.
Типографию ставила Мария Петровна. Разыскали дачу с большим садом и глухим забором. Поселили там двух наборщиков, которые должны сделаться невидимками. С трудом доставили машину — старенькую бостонку. Бостонку привезли по частям, чтобы не вызвать подозрения полиции. И тщательно изучили расписание пригородного поезда. Из Петербурга в Ораниенбаум ходил паровичок с низкой трубой. Паровичок нещадно дымил. Хриплый гудок его напоминал кукушку. К паровозику прицеплялись три вагончика, большей частью открытых. Пассажиров было мало. Паровозик приходил регулярно и кричал, оглушая окрестность шумом колес и грохотом машины. Потом он долго маневрировал, продвигаясь то вперед, то назад, выпускал пары и вновь громыхал.
Эти часы и были определены в подполье для работы бостонки. Шум от машины сливался с шумом паровоза и пропадал в общем грохоте. Казалось, бостонка работала неслышно.
Время наступило тяжелое. В Петербурге аресты катились волной, и типографии проваливались быстрее, чем их ставили. Так грустно шутили в подполье. Типографию в Ораниенбауме глубоко законспирировали. О типографии знали очень немногие, и притом самые доверенные. Из конспиративных соображений Марии Петровне приходилось самой доставлять туда все необходимое.
На этот раз необходимо перевезти наборную кассу. Наборную кассу делали из металла, состояла она из мелких ячеек, куда, словно в соты, закладывали литеры. Без наборной кассы какая работа? Литеры должны быть разложены по своим местам и лежать там, где им положено. Наборщик набирает быстро и не смотрит в кассу, знает, что литеры находятся на привычных местах.
Печатную машину, бостонку, доставляла Мария Петровна через контору Пал Палыча. Наняла все того же хитроватого артельщика и под видом домашних вещей — вместе с буфетом, сундуками, кадкой с фикусом и прочей рухлядью перевезла на дачу на ломовом извозчике. Наборщики вышагивали рядом под видом грузчиков. И действительно, ничего запретного не было в этой картине — на телегу нагрузили вещи и увозили на дачу в Ораниенбаум. А бостонку, зашитую в рогожу, назвали токарным станком. Барин-то из чудаков и любил выделывать разные безделушки.
Артельщик не удивился — баре разные бывают. Слава богу, на своем веку нагляделся. К тому же станок не ему таскать, и он очень обрадовался такому обстоятельству.
К тому времени, когда перевозили бостонку, наборную кассу не сыскали. Раздобыть наборную кассу — дело непростое. Нужна большая осторожность, чтобы не привлечь внимания полиции и не провалить дела. Наборную кассу, к превеликому огорчению Марии Петровны, достали после переезда.
Вот и пришлось ломать голову Марии Петровне, каким образом отвезти наборную кассу в подпольную типографию.
Думала и придумала.
Жандармский полковник недовольно поморщился и небрежно приложил руку к козырьку фуражки. Ни на минуту нельзя отключиться от дел, даже в вагоне поезда.
На перроне промелькнул ротмистр. Длинный и худой, как верста коломенская. С тонкой шеей и немигающими глазами на озабоченном лице. За ротмистром, встреча с которым не радовала полковника, тащился филер. Круглый и толстый. С таким же круглым лицом и вороватыми глазами. Ясно, кого-то высматривали. Ротмистр что-то хотел объяснить полковнику, но тот отвернулся: выискивать в толпе нужных людей — не его забота.
