Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Динка с трудом забирается в свою постель.
«Нет, нельзя мне умирать, — думает она, вспоминая ссору в палатке. — Надо прогнать Катиного жениха… Но как пригнать? Может, опять начнется драка?»
Динка осторожно дотрагивается до своей спины и, нащупав горячий, набухший рубец, пугается: «Что делать? Я же совсем не могу драться! Может, взять длинную палку, а самой спрятаться за забором и просто шпынять этого жениха палкой, когда он полезет в калитку?»
Глава восьмая
ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ
Костя встречает Марину на пристани. Дачники, приезжающие с последним пароходом, торопятся домой; перегоняя друг друга, они разбегаются по разным направлениям, и Костя с Мариной остаются одни.
— Ну как? — спрашивает Костя.
— Все хорошо, — отвечает Марина и, ничего больше не поясняя, начинает рассказывать малозначащие городские новости, потом спрашивает о детях.
— Я застал их у калитки… Динка и Мышка плакали, а Алина сдерживалась. Ну, потом я их немножко развеселил и покричал на них, так что обошлось… Но все-таки надо как-то приучить их к мысли, что вы всегда можете запоздать, сказал Костя.
— Я скажу, что иногда меня будут задерживать в редакции, — говорит Марина.
Они проходят через пустынную базарную площадь.
— Первая партия уходит через неделю, — оглянувшись, шепчет Марина.
— А вторая? — так же тихо спрашивает Костя.
— Вторая — неизвестно. Ждут начальство… Нам сообщат, — быстро говорит Марина.
Сзади слышатся торопливые шаги, и мимо пробегают запоздавшие дачники.
— Вы сейчас зайдете к нам, Костя? — спрашивает Марина.
— Нет, — быстро отвечает Костя. — Я буду ночевать во флигеле у Крачковских. Нужно постепенно приучить сторожа к моим ночевкам… У вас есть что-нибудь для меня? — шепотом спрашивает он.
— Есть. Вы должны зайти, — так же тихо отвечает Марина. — Какой свежий вечер! А днем было ужасно душно! — громко говорит она.
Они выходят на дачную аллею; кое-где сквозь деревья видны освещенные окна разбросанных кругом дач, в тишине летнего вечера откуда-то издалека долетает до них тихая музыка.
— Проходит лето… — с грустью говорит Марина, — Сегодня утром я в первый раз заметила на листьях коричневые ободочки. Трава тоже поблекла… Я совсем не видела лета, — жалуется она.
Костя молчит и думает о чем-то своем; Марина тоже замолкает Она очень устала и переволновалась, но на душе у нее радостно.
— В общем, я успокоилась, — говорит она, помолчав.
— А я забеспокоился, — серьезно отвечает Костя.
— Почему?
— Да потому что не все еще сделано!.. Да, кстати! Сегодня Алина наконец получила то, что я ей обещал, — вспоминает вдруг Костя.
— Да? Но я немножко побаиваюсь, что она перестарается, — говорит Марина.
— Может, и перестарается, конечно, — соглашается Костя, — но зато я совершенно уверен, что не пропустит…
— А вы серьезно думаете, что эта фигура может появиться на нашем горизонте?
— Я думаю, что может.
Разговор снова замолкает. Они подходят к калитке. Костя молча пропускает Марину вперед. На террасе горит лампа, но дети уже легли. Кати тоже не видно. Марина осторожно отворяет дверь в свою комнату, зажигает свечу и достает из-за корсажа сложенный вдвое конверт.
— Здесь записки из камер… — тихо говорит она. Костя оживляется:
— От него тоже?
— Да, и от него… Он здоров, настроение бодрое, — коротко сообщает Марина.
— Вы просили ему сообщить о том, чтобы он был готов?
— Конечно.
— Ну, я пойду! Спасибо вам…
Марина снова провожает Костю до калитки.
— Если что-нибудь понадобится, я извещу вас, — говорит он, торопясь уйти.
Впервые за много лет дом Арсеньевых кажется ему чужим, и, одиноко шагая по кратчайшей тропинке через лес, он чувствует себя разбитым и осиротевшим.
Но Марина не знает этого. Она просто удивляется, что Костя так быстро ушел.
На дорожке слышно тихое покашливание. Около террасы появляется Никич.
— Пришла? Ну, слава богу! А я тут по-стариковски захандририл было… Смотрю на часы и думаю: ну как не приедет она нынче! — тихо говорит старик.
— Вот глупости! — улыбается Марина. — Никогда не беспокойтесь за меня. Это совсем лишнее.
Успокоенный Никич идет спать. Дети тоже спят. Одна Алина ждет мать.
— Что ты не спишь, Алина?
— Я сейчас лягу. У тебя все хорошо, мамочка?
— Все хорошо. Ложись скорей, уже очень поздно, — целуя се, говорит мать. Она недовольна тем, что Алина каким-то болезненным чутьем всегда угадывает дела взрослых. Нехорошо это — все-таки она еще девочка.
Из сада, медленно поднимаясь по ступенькам на террасу, входит Катя.
— Где ты была? — удивляется сестра. — Я только что приехала… Заходил Костя…
— Я слышала… Он уже ушел?
— Конечно, ушел, — пожимает плечами сестра. Оставшись наедине с Катей, она передает ей все подробности своей встречи с надзирателем тюрьмы, где сидит Николай, товарищ Кости.
— Ты знаешь, старику очень трудно быть в роли надзирателя, он давно хочет уйти и работает там только по нашей просьбе. Я много узнала от него интересного… Между прочим, хорошо помнит Сашу… — Марина задумывается и вдруг живо говорит: — Я у них обедала… И вот посмотрела бы ты на его внучку! Такая девочка, меньше нашей Алины, а сама хозяйничает. Наварила какую-то мучную похлебку, накрыла на стол. А дед, видно, за хозяйку ее считает. «Подлей, говорит, горяченького». А потом пришел ее брат-подросток. Он на мануфактурной фабрике работает. И вот смотрю, пошел к ней за печку и вытаскивает из кармана цветные лоскутики. И она уже открыла какую-то свою коробку, запела, замурлыкала… Ну просто прелесть! Я подумала, что вот где спокойно и разумно растет ребенок. А мы отдали себя в полное рабство нашим детям и растим неженок. Ну чего я, например, как сумасшедшая лечу со службы домой? И почему мои дети стоят и ревут у калитки? Все это интеллигентщина… — раздеваясь, говорит Марина и, с удовольствием забираясь в постель, оживленно добавляет: — В общем, впечатлений много! Разных! А главное, я как-то воскресла духом. Как будто снова мы с Сашей молодые и нам надо мчаться куда-то на собрание… Вот что значит повидать настоящих людей! А ты что молчишь? — вдруг заинтересовывается она, вопросительно глядя на сестру.
— Мне нужно сказать тебе одну вещь… о себе, — нерешительно говорит Катя. — Только ты не волнуйся и не сердись, но… завтра приедет Виктор.
— Какой Виктор? — морща лоб, спрашивает Марина.
— Ну, Виктор… Сахарная голова… — хмуро поясняет Катя.
— Ах, тот! Зачем же он приедет? Ты ведь написала ему письмо… Ай-яй-яй!.. Неужели еще надеется, бедный? — с сочувствием говорит Марина.
Катю раздражает сочувствие сестры.
— Ни на что он не надеется, он мой жених! — словно бултыхнувшись с размаху в холодную воду, неожиданно объявляет она.
— Подожди… Ты дала согласие стать его женой? — быстро и требовательно спрашивает сестра. — Когда?
— Я написала ему письмо… — упавшим голосом отвечает Катя.
Марина, широко открыв глаза, молча смотрит на бледное, убитое лицо сестры и, медленно сплетая и расплетая свою косу, тихо спрашивает:
— Зачем ты это сделала, Катя?.. Только не лги… В детстве ты всегда говорила мне правду… Зачем ты это сделала? Катя закрывает лицо руками и молчит.
— Катя, — бросаясь к ней, горячо говорит сестра, — скажи, что случилось? Я видела, как ты металась эти дни, но я не понимала… У тебя что-нибудь произошло с Костей?
— Нет-нет… — отворачиваясь, говорит сестра, и на глаза ее набегают слезы. — Костя тут ни при чем. Я просто решила, что так будет лучше для меня, для нас всех… Мы всегда будем вместе. Вместе будем воспитывать твоих детей… — тихо говорит Катя. — Я смогу помочь тебе…
Марина с ужасом смотрит на нее и, опустив руки, медленно качает головой:
— Никогда ни я, ни мои дети не примут такой помощи. Слишком дорогой ценой будет заплачено за нее, Катя… Но мне кажется — я все поняла…
— Нет-нет, ты ничего не поняла! — пугается сестра. — Нет, Катя, я поняла. Ты не веришь, что вернется Саша… Ты боишься за меня, за детей… Ты не веришь! — с болью говорит Марина. — Я всегда вижу в твоих глазах это неверие… и, помнишь, тогда, когда я мерила любимое Сашино платье… и всегда… Я только молчу, я не хочу говорить об этом, я очень берегу эту уверенность в том, что Саша вернется, и в том, что все еще будет хорошо. Я всегда смотрю вперед И вижу только хорошее… Я, Катя, вижу… — Марина подняли голову, крупные слезы медленно катились из ее сияющих глаз. — Я вижу не только себя и Сашу… Я такое хорошее вижу…
