Только вперед - Раевский Борис Маркович (читать книги без .TXT) 📗
Он подал Кочетову какую-то бумажку:
— Завтра ты уедешь из Ленинграда!
Сверху на бумажке было напечатано: «Эвакуационное удостоверение».
— Я уеду?! — Леонид даже привскочил. — Я эвакуируюсь из Ленинграда, когда фашисты у самого города? Да что я — грудной ребенок или дряхлая старуха?!
— Я тебя предупреждал — не спорь! — спокойно ответил Гаев.
Он сделал несколько шагов по комнате и продолжал:
— Бассейны закрываются. В Ленинграде с больной рукой тебе делать нечего. А нам еще будут очень и очень нужны хорошие спортсмены! Мы, дорогой Леонид, собираемся очень долго жить. Жить и побеждать на поле боя и на спортивных полях!
Он улыбнулся и погасил свет.
— И вообще — не спорь! Это решено не мною, если ты даже всю ночь не дашь мне спать, — все равно я не смогу отменить распоряжение начальства. Получил приказ — выполняй! Спокойной ночи!
И Гаев повернулся лицом к стене.
На другой день Леонид с рюкзаком за плечами и маленьким чемоданом в левой руке шагал по одной из ленинградских улиц.
Он вышел на площадь, быстро окинул ее взглядом и, увидев стоявший у панели грузовик, направился к нему.
Задний борт машины был откинут. Там к грузовику приставили небольшую деревянную лестницу.
В кузове вдоль бортов сидело на скамейках уже много людей. У крайней справа женщины было бледно-желтое, словно восковое лицо с натянутой на скулах и подбородке кожей и заостренным носом.
Слева у борта сидел щупленький старичок в старомодном пальто с бобровым воротником и такой же бобровой шапке. И лицом, и манерами, и одеждой старичок очень походил на профессора.
Из-под скамеек торчали чемоданы, корзины, узлы. Они загромождали также весь проход между скамьями.
Грузовик стоял на площади уже давно. Шофер ожидал, пока соберутся все пассажиры, которых он должен доставить на аэродром.
Леонид легко взобрался в машину, поставил рюкзак и чемодан возле ног старичка-профессора и снова соскочил на асфальт. Долго стоял, прижавшись спиной к столбу, и все смотрел вдаль на розовевшие в солнечных лучах улицы.
Угловой дом был разрушен. От прямого попадания бомбы рухнула фасадная стена, но некоторые перекрытия и комнаты каким-то чудом уцелели. Теперь дом был похож на декорацию в театре. На третьем этаже видна была кровать, неизвестно как удержавшаяся, так как пола под ней почти не было; картина над кроватью, абажур, свисающий с разбитого, закопченного потолка. Выше — на четвертом этаже — висела над улицей детская коляска, уцепившаяся ручкой за исковерканные балконные перила. Тут же, на перилах, болталась, большая красивая кукла. А еще выше — на пятом этаже — хлопала на ветру дверь, ведущая во внутренние комнаты.
«Вот и уезжаю, — думал Леонид. — Кто знает, — когда вернусь? И вернусь ли?»
На душе было тяжко.
«И с Ласточкой так и не простился», — Кочетов покачал головой.
Утром он обежал все общежитие, разыскивая Аню. Девушки из ее комнаты сказали, что она куда-то ушла; наверно, скоро вернется. Леонид ждал. Времени было в обрез. Надо еще забежать домой за вещами, проститься с тетей. Но он ждал. А Ласточка все не появлялась.
«Ну, видно, не судьба!» — вздохнул он, когда стрелки на часах показали одиннадцать.
В полдень грузовик уходил на аэродром.
— Иди, иди, — торопил Гаев. — Ане я все передам…
Тети Клавы дома тоже, конечно, не оказалось. Оставил записку да на дворе сказал управхозу, что уезжает.
…Леонид все стоял возле грузовика, вороша в уме свои невеселые думы.
Старичку-профессору что-то понадобилось в своей корзинке. Он нагнулся, шаря рукой под скамьей, но добраться до корзины ему мешал чемоданчик нового пассажира. Старичок потянул чемоданчик за ручку, чтобы отодвинуть его в сторону. Но маленький чемодан неожиданно оказался очень тяжелым.
— Гири он везет, что ли? — недовольно проворчал старичок.
Он и не знал, что угадал. В чемоданчике действительно лежали гири, блоки и веревочки — аппараты для тренировки больной руки.
Уезжая из Ленинграда, Леонид увозил их с собой.
Глава тринадцатая. Второе рождение
Жители Мало-Дмитровской, Большой Дмитровской, Волжской и Калининской улиц с некоторых пор отвыкли по утрам смотреть на часы.
Увидев пробегающего мимо их окон по направлению к Волге высокого человека в синем вязаном тренировочном костюме, рабочие спешно кончали завтракать. Они знали — сейчас семь часов утра. Пока дойдешь до остановки да пока влезешь в переполненный трамвай (в эти часы «пик» даже на крышах ездили), да пока вагон добежит до окраины города, где в начале войны разместилось несколько эвакуированных ленинградских заводов, — только-только поспеешь к гудку.
Когда бегун, возвращаясь, снова трусил по улицам, старухи и старики, завидев его, хватали кошелки и «авоськи» и, кряхтя, охая, семенили к лавкам: занять очередь. Старики теперь заменяли домохозяек (большинство женщин работало на заводах). Дедки и бабки торопились: промчался бегун, — значит, уже половина восьмого. Задержишься — опять не успеешь «отовариться». Вот вчера выдавали по пятому талону спички, завозился старик дома — не хватило. И позавчера — давали на сахарный талон пряники — тоже опоздал.
Нет, увидел бегуна — и сам беги!
Взрослые люди быстро привыкли к этому человеку. Каждое утро, в любую погоду — будь то дождь, ветер или мороз — в легком тренировочном костюме пробегал он мимо их окон.
Бежал он как-то странно. Сначала люди не понимали, в чем дело. Но потом заметили: левая рука бегуна, согнутая в локте, делала сильные, широкие взмахи, а правая — двигалась неуверенно, не так резко и широко, и пальцы на ней были всегда сжаты в кулак.
Впрочем, никто из взрослых особенно не интересовался бегуном. Все были заняты с утра до ночи.
Да и мало ли новых, незнакомых людей появилось в этом городе на Волге в годы войны, когда сюда перебазировалось столько заводов! Всех не узнаешь!
Но ребятишки сразу обратили внимание на этого высокого спортсмена. Вскоре они уже достоверно знали, что это вовсе не бегун, а пловец. И не просто пловец, а рекордсмен мира. Ребятам стало также откуда-то известно, что на фронте фашисты повредили ему правую руку и зовут его Леонид Кочетов.
Они знали точный адрес чемпиона и могли даже рассказать, что комната его, если заглянуть в окно с макушки березы, похожа на мастерскую. Там висят под потолком какие-то колесики с перекинутыми через них веревками, а на веревках болтаются гири, куски рельс и даже кирпичи. Но зачем пловцу все эти приспособления, — мальчишки не могли сказать. Сколько ни заглядывали они днем в окно его комнаты, разрывая о сучья старой березы свои штаны и рубахи, чемпиона в комнате не оказывалось. Он целыми днями где-то пропадал.
Правда, восьмилетний Витя Мальцев уверял, что однажды поздно вечером, возвратившись из очереди за солью, он видел с дерева, как чемпион привязал к одному концу веревки свою правую руку. Витя клялся также, что чемпион раз двести подряд согнул руку, а веревка с кирпичами, переброшенная через колесико, двести раз разогнула ее.
Но Витя был известный всей Мало-Дмитровской улице фантазер, и никто ему, конечно, не поверил.
Однако вскоре ребятам удалось познакомиться с Леонидом Кочетовым, и они убедились, что Витя прав.
Знакомство произошло солнечным зимним утром на берегу Волги. Леонид, как всегда, добежал до реки и стал делать подскоки и приседания. Сперва он и не заметил, что на обычно пустынном в такое раннее время берегу сегодня находится группа ребят.
Мальчишки изумленно смотрели на этого человека, который выбежал на холод без пальто и, как маленький, прыгал, приседал и резвился на снегу.
«Чудак же этот чемпион!» — думали ребята. Нарушил молчание все тот же Витя.
— Дяденька, — сказал он Кочетову, — а правда, что вы плаваете быстрее миноносца?
Леонид от души расхохотался. Он смеялся долго, а ребята, обступившие его, недоуменно переглядывались.
