Когда приходит ответ - Вебер Юрий Германович (читаем книги бесплатно txt) 📗
Он говорил, рисовал, писал, демонстрировал на экране, а сам перебегал все время взглядом по рядам аудитории, проверяя себя, как же удается ему основная задача — овладеть умами. Кто из сидящих здесь откликнется на его теоретические призывы?
Ему посылали из зала записки, обступали после лекции — и часто с вопросами именно об алгебре реле. С чего начинать, что почитать?.. Он давал советы и пытался угадать, кто же из этих любознательных, любопытствующих, проявляющих интерес в самом деле попадет в плен новой науки.
В этот большой оживленный город Мартьянов прилетел утренним рейсом, успел сначала побродить по улицам вдоль набережной желтовато-мутной речушки, в потоке пестрой толпы. А вечером в большой городской аудитории он уже читал свою лекцию.
И все то же было в уме при взгляде на заполненные ряды: кого же здесь соблазнит алгебра логики?
После лекции, как всегда, обступили. Какие-то последние вопросы, разъяснения для особо любопытных. А кто же из них?.. Может быть, вон тот, с гладким лицом, плотно застегнутый в тяжелый двубортный пиджак, что стоит скромно позади, но внимательно слушает, о чем говорят? Может быть, ждет по застенчивости, когда все разойдутся?
Когда почти все разошлись, человек этот приблизился к Мартьянову и, тронув его чуть за локоть, отвел в сторонку и спросил, приглушая голос:
— Вы сегодня развивали взгляды на один предмет. Алгебра логики… так, кажется. Называли наукой.
— Вы не ошиблись, — сказал Мартьянов, не понимая еще, к чему это предисловие.
— Прошу извинить, я из республиканского педагогического… — прикладывая руку к груди, назвался незнакомец. — Я в некотором роде обязан знать положительно… В отношении того, как следует понимать… — Он слегка замялся.
— Да вы не затрудняйтесь, — сказал Мартьянов. — Что же вас интересует? Я вам отвечу, если смогу.
— Вы читаете лекцию. Предмет весьма необычный. Нигде что-то не встречалось. А есть ли на это утверждение? Ну, в смысле разрешения…
— Ах, вы об этом! — откровенно улыбнулся Мартьянов. — Разумеется, как всегда, общее правило, тезисы…
— И об этой самой логике? Алгебре логики? — продолжал допытываться собеседник, повторяя с видимой осторожностью необычный термин.
Мартьянов посмотрел в упор на это гладкое лицо:
— А что вас, собственно, смущает? Вы имеете что-нибудь против?
— Нет, нет! — покачал тот головой и выставил вперед сразу обе ладони, словно отталкиваясь. — Я только хотел выяснить…
Мартьянов взглянул на часы: ему надо было собираться к отъезду.
9
Он сидел у себя в лаборатории, раскладывая и сортируя записочки, полученные из разных аудиторий в его лекционных путешествиях. Давнишняя манера все собирать и классифицировать. А записки были как индикаторы настроений: насколько он успел хоть кого-нибудь привлечь на свою сторону?
«Какой чудак придумал эту логику?» — без подписи.
«Ваши математические рассуждения нисколько не проще обычного анализа схем. Главн. инж…» (подпись неразборчива).
«За сколько сеансов можно получить вашу методику, кто не имеет опыта составления схем?» — техник-стажер такой-то.
«Ура! Наконец-то тряхнут монополистов проектировщиков!» — инициалы вместо фамилии.
«Нас учили: умейте читать чертежи. Чертеж — снимок действия. Вы подменяете: вместо чертежей одни заковыки. Игра вслепую!» — начальник группы электромонтажа…
Он сидел так, сортируя на «безнадежных», «подающих надежду», «ретивых», когда ему позвонил по внутреннему Копылов.
— Григорий Иванович?.. Прошу не забыть заглянуть ко мне, как будет времечко.
Тон вполне дружелюбный, будто между ними никогда ничего и не было. Хочешь — зайди сейчас, хочешь — потом. Но если принять во внимание, что Копылов добровольно и самоотверженно несет обязанности заместителя директора по научной части, что сидит Копылов все больше в его кабинете, чем в своей лаборатории, и приглашает заглянуть именно туда, в замдиректорский кабинет, — то ясно, что не прийти, не заглянуть уже невозможно. Хочешь или не хочешь.
Мартьянов старался хотя бы оттянуть — прийти, но не сразу. Ему казалось, что так он сохраняет перед Копыловым больше самостоятельности.
— Просьбы! Заказы! — встретил Копылов его радостно, похлопывая по стопке «входящих», возвышающихся на зам-директорском столе.
Копылов всегда приходил в радужное состояние от обилия разных просьб, поступающих в институт, от этого неоспоримого доказательства, что институт насущно, настоятельно нужен, практически нужен, и очень многим. Ему вместе с директором удалось отхлопотать еще расширение всего институтского дела. Лаборатории могут «поразживиться», как он выразился. Надо представить срочно заявки на дополнительные средства, на дополнительное оборудование…
— А на дополнительные исследования? — спросил Мартьянов.
— Что вы имеете в виду? — став мгновенно озабоченным, спросил Копылов.
— То, что за неимением, кажется, «лишних» средств, мы положили на дно. Развитие принципов научного построения релейных схем, — ответил Мартьянов.
— Ах, вы об этом!.. — разочарованно протянул Копылов. — Опять та же логика.
— Не логика, а задачи проектирования.
— Ну да, эта логика… — повторил Копылов, как бы не слыша поправки. — Мы же решили…
— Что решили? Не обращать внимания? — дернулся Мартьянов.
— Не совсем так. Мы вынуждены и обращать иногда внимание. — Лицо Копылова вновь приняло озабоченное выражение. — Кстати, я вам как раз хотел сказать… — скользнул взглядом по бумагам. — Вы читаете лекции, выступаете, стало быть, как бы от нашего института. И провозглашаете эту логику как науку. Получается не очень-то удобно…
(«Вот оно в чем!» — подумал Мартьянов и вспомнил того человека, что расспрашивал его после лекции.)
— Ну зачем вам, — продолжал Копылов участливо, — эта логика, темная материя. С ней, знаете ли, не оберешься… Ну зачем нам с вами рисковать?
— Кто исследует, тот всегда рискует, — сказал Мартьянов. — Рискует ничего не получить, не найти того, чего искал.
— Если бы только не получить, не найти, — многозначительно вставил Копылов.
— А что же?
— Да потерять можно. Потерять, так сказать, свои позиции. Положение в науке. Что бы вы, скажем, потом ни делали, все равно припомнят. А-а, это тот, что споткнулся на логике! А логика — это ведь область не техническая. Тут другим пахнет — логика, логистика… Куда еще заведет!
Он взял со стола словарь, приготовленный, видимо, заранее, с закладочкой, открыл и стал читать:
— Логистика, символическая логика… Новейшая разновидность формалистической логики… Влияние в современной реакционной буржуазной философии. Идеалистическое извращение… Заменяет словесное выражение понятий и суждений символическими обозначениями… — Копылов захлопнул со стуком словарь и сказал внушительно: — Чуете?
— Знаете что! — вскочил Мартьянов с кресла. — Или я сошел с ума, или здесь… Путаница здесь какая-то, — показал на словарь. — По-моему, все смешано в кучу. Математическая логика, логистика… А это и есть формалистика, вот так судить по тому, что внешне похоже. Так можно и слово «идея» зачислить в неугодные, потому что оно, мол, напоминает «идеализм». И вы это поддерживаете?
— Да я и сам толком не знаю, — с обезоруживающей откровенностью признался Копылов. — Мы же с вами в этом не специалисты. Но говорят…
— В общем, по методу «как бы чего не вышло»? — усмехнулся Мартьянов. — Вы знаете, этот метод не самый сильный в науке. Вот если действительно вскроется что-то, что опрокидывает логику релейной методики, тогда прошу… выливайте из всех ушатов.
— Не беспокойтесь, — пообещал Копылов, — если что будет, скрывать не станем.
Это прозвучало как предостережение.
10
Шестопалова он разыскал все там же, в катакомбах университетской «Физички», где Василий Игнатьевич в окружении учебных акустических приборов, уткнув свой крупный нос в записи каких-то опытов, размышлял, видимо, над их результатами. Он обрадовался приходу Мартьянова, насколько вообще его задумчивое, сосредоточенное лицо в очках способно было отражать земные чувства.
