Шекспир, рассказанный детям - Лэм Чарльз (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Корделия объясняла отцу, что она прибыла из Франции с целью возвратить ему престол. Король просил ее забыть обиды и простить его, так как он стар и глуп и не понимал, что делал. Корделия
КоролбЛир
с
}
г
возражала, что у нее нет причин не любить его и сердиться на него. Так же, как не могло быть подобных причин и у ее сестер...
Оставим, однако, старого короля, окруженного заботливостью верной и любящей дочери, которой удалось при помощи врачей восстановить здоровье отца, расшатанное жестокостью Гонерильи и Реганы. Посмотрим, что делали они в это время.
Две женщины, не знавшие ни благодарности, ни милосердия и проявившие такое вероломство по отношению к отцу, не могли, конечно, быть любящими женами. Случилось так, что обе они влюбились в сына графа Глочесгера, Эдмунда. Эдмунду удалось изменнически отнять графство у своего брата, Эдгара, законного наследника владетельных прав. Эдмунд был злой человек, вполне достойный любви таких нехороших женщин, как Гонерилья и Регана. Как раз в это время умер муж Реганы, герцог Корнуэльский, и она тотчас же объявила о своем намерении выйти замуж за графа Эдмунда Глочесгера. Этим она возбудила страшный гнев своей сестры, которую коварный граф также уверял в любви. Гонерилья решила устранить со своего пути сестру, что ей и удалось сделать при помощи яда. Однако преступление это было открыто ее мужем, герцогом Албанским. Он заключил Гонерилью в тюрьму. Озлобленная женщина с горя и отчаяния вскоре покончила с собой.
Эти события привлекли к себе всеобщее внимание, и все признавали кару, постигшую Гонерилью и Регану, справедливой. Печальна, однако, была и судьба Корделии.
Войска, посланные Гонерильей и Реганой под начальством коварного графа Эдмунда Глочесгера
. ч
против армии Корделии, одержали победу. Сама Корделия попала в плен. Граф Эдмунд, опасаясь, . что Корделия может помешать ему в его незаконном обладании графством, заточил ее в тюрьму, а потом приказал удавить. Конечно, Корделия своими добрыми делами заслуживала лучшей участи. Но судьба ее лишний раз подтвердила ту горькую истину, что невинность и добродетель не всегда торжествуют на белом свете.
Лир не перенес смерти своей любимой дочери и умер вслед за Корделией.
Незадолго до смерти Лира верный Кент открыл королю, что он граф Кент, следовавший везде за Лиром под именем Каюса. Но разум Лира был уже настолько омрачен потерей любимой дочери, что он не мог даже понять, каким образом Кент и Каюс — одно и то же лицо. И Кент решил не тревожить больше бедного старика объяснениями. Вскоре после этого Лир умер. Не надолго пережил его граф Кент; его тоже свели в могилу испытания последнего времени, перенесенные им самим и его любимым государем.
<Л?>
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«... ДЕРЖАТЬ... ЗЕРКАЛО ПЕРЕД ПРИРОДОЙ...»
1
В заглавии большая цитата не приживается, потому что большая, запихивать ее в эпиграф — жалко: потеряется для глаза. А извлекая смысл чуть ли не при помощи пинцета, получаешь типичную директиву передовой статьи пятидесятых или семидесятых: «Убрать зерновые в срок» или «Август решает». Но в тексте не грех и всю цитату дать, именно же: суждение Шекспира об искусстве, о сценической деятельности, о театре, «чья цель как прежде, так и теперь была и есть — держать как бы зеркало перед природой: являть добродетели ее же черты, спеси — ее же облик, а всякому веку и сословию — его подобие и отпечаток...».
Нет, нет, говоря о природе, не в Брэмы определяет Шекспир — устами Гамлета — актерскую шатию, не в Дарвины и не в Пржевальские. Хотя, впрочем, если вдуматься, то и в Брэмы. А также в Фрейды, Ясперсы, Юнги, которые, того и гляди, покажутся кому-нибудь нежелательными («какие тут юнги, когда они — вотчина Пикуля, да и уровень сопоставлений в данном случае уместен, по меньшей мере, генеральский, в ранге «Отелло»!).
Природа, по Шекспиру,— это заодно и общество. То есть весь мир. А мир у Шекспира — человек. Человек у Шекспира — бог деистических религий, он — во всем, и все — его детализация, поддающаяся сколь угодно энергичному сокращению и корректировке: был бы он сам, а остальное — даже вселенная, галактика, бесконечность — приложится...
<3?У
v
Какой вопрос обязательно задает себе автор, впервые пишущий о Шекспире? Все тот же: «Быть или не быть?..» А какой дает ответ (если, конечно, сподобится стать автором)? Неизменно один: «Была не была!» Ибо обращение к Шекспиру — всегда отчаянный поступок, бросок в морскую пучину, в бездонный каньон. Никто не поручится за то, что ты вынырнешь. Может, утонешь, разобьешься, костей не соберешь.
г
А как же иначе? Раз человек у Шекспира — целый мир, то кто тогда сам Шекспир, хозяин и архитектор этого мира?! Создатель! Творец! Бог! Галактика галактик. И естественная реакция на саму задачу говорить о нем — жест отказа или театральная поза капризной дамы, чья простертая рука останавливает порыв поклонника.
Отсюда — попытки фамильярного обращения с Шекспиром. С одной стороны, детальные реконструкции биографии, раскопки в мемуарной литературе, в осколках чьих-то переписок, перепалок, передряг, с другой — шекспировский вопрос. Покушение на саму личность великого драматурга. Тут даже философская дилемма «быть или не быть?» отменяется в пользу детективно-криминалистической «был или не был?». И если был, то кто? И у кого имеется, так сказать, историко-культурное алиби, а у кого — нет?
С одной стороны, строгая конкретика установленных фактов. Родился 23 апреля 1564 года, место появления на свет — Стратфорд-он-Эйвон. Умер 23 апреля 1616 года там же. В промежутке между двумя датами вместо элегического тире энциклопедических справок — насыщенная событиями жизнь. Учился в грамматической школе, где познакомился с латынью и древнегреческим. Потом — Лондон, неверная карьера актера и рискованная стезя сочинителя. С 1594 года — пайщик театральной труппы «Слуги лорда-камергера» (с 1603-го — труппа короля). В 1612-м, сообщают те же авторитетные (и многочисленные) источники, вернулся в Стратфорд. А там — неизбежная ф и н и т а, только к обычному комедия из распространенной идиомы надо бы добавить еще и трагедия. Потому что этот сумрачный жанр, принеся поэту львиную долю лавров, наложил свой отпечаток на всю его нелегкую жизнь. Впрочем, как знать, легкая ли была эта жизнь или нелегкая, коли обсуждается по сей день проблема: «Был он или не был?» Ибо, с другой стороны, автором шекспировских произведений объявляют то одного, то другого, то третьего. Среди соискателей этой чести Фрэнсис Бэкон, графы Ретленд и Оксфорд, драматург Кристофор Марло. Не сомневаюсь, при малейшей логической возможности критика запросто включила бы в список кандидатов еще и Тенесси Вильямса, Александра Дюма или Оскара Уайлда. Одна беда: мешают, так сказать, история с географией.
В оправдание фантазирующей критике скажу одно: Шекспир так многолик, так многогранен (попробуй не быть многогранным, будучи целой вселенной!), что в его творческой физиономии можно найти чьи угодно черты. В известном смысле, правомерно заявить, перефразируя знаменитые слова Достоевского («все мы вышли из «Шинели»): вся послешекспировская мировая литература вышла из Шекспира.
И еще одно основание придумывать гипотетических Шекспиров имеют доктора Уотсоны от литературоведения: наследие Шекспира — это, конечно, тайна. Или даже множество тайн, из которых наиочевиднейшая: откуда столь высокая философская мудрость, столь ослепительная художническая мощь, такая универсальная эрудиция и феерическая легкость в личности, по внешним признакам вполне заурядной? И впрямь, откуда? Увы, докторам Уотсонам, даже в звании профессоров, разгадку этому парадоксу во веки веков не найти, иначе они стали бы Шерлоками Холмсами. А Шерлоки Холмсы, между прочим,— тоже изобретение гения, а потому заурядным отгадчикам не по зубам. Словом, о Шекспире писать трудно. И вряд ли стоит строить из этой аксиомы теорему.
