Мастерская пряток - Морозова Вера Александровна (библиотека электронных книг TXT) 📗
Леля слушала и удивлялась: как можно говорить о ледоходе в Москве, когда на дворе, по словам Марфуши, лютый декабрь. Да и живут они не в Москве, а в Петербурге. И какой разлив, когда сугробы до самого неба? Но молчала — иногда взрослые играют в непонятные игры.
Только ни мама, ни девушка не играли. А внимательно оглядывали друг друга, словно хотели получше запомнить.
Девушка держалась неестественно прямо. На плечах плотная суконная накидка. Снег с накидки падал на ковер, и черная тесьма, которой была отделана накидка, проступала все заметнее.
— Винтовки?! — деловито поинтересовалась Мария Петровна и достала книжечку.
— Да, винтовки, — певуче ответила девушка, и карие глаза полыхнули радостью.
Девушка направилась за Марией Петровной в детскую. В детской царил беспорядок, которого Леля и не помнила. Под пикейными одеялами на кроватках гранаты. Ковер, который обычно закрывал пол, сдвинули, а паркетные половицы вынули. Тайник был открыт. Оружия доставили так много, что Мария Петровна прятать его не успевала.
По решению Петербургского комитета РСДРП оружие из разрозненных тайников и конспиративных квартир собирали в одно место, чтобы в случае необходимости удобнее его было раздавать рабочим. Таким местом стала квартира на Монетной. Хозяйкой конспиративной квартиры являлась Мария Петровна Голубева, член Петербургского комитета партии.
Вот и шли люди из разных мест и несли на себе оружие — гранаты, бомбы, патроны, винтовки, динамит, бикфордов шнур… Несли с осторожностью и великой верой, что с помощью этого оружия рабочие возьмут власть в свои руки.
В декабрьские дни 1905 года мало кто сомневался в неизбежности революции. И особенно революционеры. Адрес конспиративной квартиры раскрыли для многих связных. Потом Мария Петровна удивлялась такой неосторожности.
Девушка с винтовками стояла на самой середине комнаты. Обстановка в детской незатейливая — кроватки, коврики, ночник на тумбочке… Глаза ее, доверчиво оглядев Марию Петровну, остановились на Леле. «Страшно-то как — живет на пороховом погребе, а в квартире девочка… Больная, с забинтованным горлом… И худенькая…»
Мария Петровна помогла гостье расстегнуть накидку. И закачала головой. И Леля не поняла, то ли от удивления, то ли от восхищения. Шея девушки была обмотана чем-то белым, от которого длинными языками опускались полотнища. К полотнищам прилажены винтовки, которые придерживались широким ремнем у талии. Винтовок четыре. Две спереди и две сзади.
Мария Петровна ловко сняла винтовки и положила на кровать.
На окне в клетке скакал щегол, от любопытства высовывал головку с хохолком. Водил круглым глазом и пил воду из чашки, поставленной Катей.
Солнечный луч пробивался сквозь кружевные гардины и скользил по обоям.
Все дышало покоем и тишиной, и трудно было представить, что квартира стала складом оружия.
Девушка сняла полотенце и старательно его свернула.
«Значит, еще придет», — поняла Мария Петровна.
Голубева присела к столику, за которым учила уроки Леля, и принялась делать записи на листках. Записи шифрованные, и никто, кроме Марии Петровны, не смог бы их разобрать. Да и бумага не простая, а особенная.
В подполье изобрели состав, который легко воспламенялся. Стоило поднести спичку поближе к бумаге, и она вспыхивала как солома. Дело в том, что бумагу пропитывали секретным составом. При опасности бумага сгорала дотла, не оставляя следа.
Однажды произошел такой случай.
Мария Петровна сидела на заседании Петербургского комитета. Заседание происходило на окраине города в конспиративной квартире. Спорили долго, Голубева вела протокол. Обычно она пользовалась школьными тетрадями, а на этот раз бумагу дали необычную. «Чудо-бумага», — говорил товарищ. Правда, она в чудеса не верила. И вдруг зазвонил звонок. Хозяин пошел открывать дверь, его оттолкнули, и в комнату ворвалась полиция. Мгновенно полицейский, закутанный в башлык, наставил револьвер на Марию Петровну, и она ничего не смогла сделать с бумагой. Обыск результатов не дал, но протоколы читал ротмистр с удовольствием. Еще бы — такая улика! И верный арест для всех присутствующих. Ротмистр начал составлять документ, не скрывая довольной улыбки. Кивнул ей, как старой знакомой, и назвал по имени и отчеству. И предупредил, что при таких бесспорных доказательствах преступной деятельности она от ареста не отвертится. «Все к революции призываете да думаете, как оружия раздобыть. Царь вам мешает… — разглагольствовал ротмистр, доставая из кармана портсигар. — Нехорошо, господа… Порядок в России установлен веками, и царь дан богом». Писал он старательно, буквы в закорючках, красную строку соблюдал, видно в гимназии отличался по чистописанию. Протоколами, отобранными при обыске, воинственно размахивал. Ротмистр не спешил. И куда спешить, коли дело сделано. Курил, пускал дым кольцами и наслаждался, поглядывая на ее осунувшееся лицо. И тут произошло удивительное. Жандармский офицер положил папироску на край пепельницы, рядом с которой находились протоколы. И они вспыхнули в мгновенье ока. Яркое голубое пламя плясало в пепельнице. Неприятный запах горевшей резины расползался по комнате. Ротмистр не сразу понял, что произошло. Горели драгоценные протоколы! Улики, столь необходимые для следствия. Сбросил пепельницу на пол, чтобы спасти бумаги. Но кроме пепла, от протоколов ничего не осталось. Ротмистр кричал, сердился, топал ногами. Мария Петровна притворно вздыхала, а товарищи откровенно смеялись. Пепел, хотя офицер пытался его собрать, к делу не пришьешь…
С тех пор все конспиративные записи Мария Петровна делала на чудо-бумаге. И книжечку из этой бумаги себе соорудила. Осторожность никогда не мешает…
…Девушка, торопливо глотая слова, рассказывала Марии Петровне о забастовке, которая началась на фабриках и заводах Петербурга.
Леля встретила девушку, когда она покидала детскую. В эти дни в детскую входить Леле строжайше запрещалось. Девушка приветливо кивнула Леле, как старой знакомой.
Девушку напоили горячим молоком. А потом Леля проводила ее через черный ход. Знала хорошо — из квартиры выходили только через кухню.
И опять звонил звонок. И опять Леля слышала непонятные слова о ледоходе, при котором не будет разлива.
На черный ход постучали. Робко и неуверенно. Марфуша открыла дверь и попятилась, пропуская женщину. «Кухарка», — определила Марфуша. Потертое пальто, шерстяной платок, мокрый от снега. Только лицо интеллигентное, руки, белые и маленькие, непривычные к физической работе. «Нет, не кухарка», — вздохнула Марфуша. И позвала барыню, ничего не спросив.
«Кухарка» поставила на стол корзину, прикрытую салфеткой. К столу никого не подпускала. И лицо озабоченное. «Кухарка» принесла бомбы — желтые аккуратные коробки с красными сургучными печатями. Такие бомбы делали в подполье и печати ставили, чтобы подтвердить их надежность.
— Как добрались? — спросила Мария Петровна, разглядывая женщину. — На конке?
— Что вы! Пешком… На конке побоялась, — оправдывалась «кухарка», не пытаясь скрыть испуга. — Говорят, что бомбы надежные, да кто их знает. Не дай бог — взорвутся, сколько невинного народу погибнет!
Мария Петровна потащила корзину в детскую и долго отсутствовала.
«Бомбы прячет, — подумала Марфуша, — и о детях не думает».
Когда Леля вышла из столовой, «кухарки» и след простыл. Но на кухне топтался молодой человек в студенческой шинели. Оттирал красные уши и сетовал на лютый мороз.
Мария Петровна провела и его в детскую. Молодой человек скинул шинель и оказался во фраке. Увидел себя в зеркале и рассмеялся от такого великолепия. Пожал плечами и пробормотал:
— Другого ничего под руками не оказалось. Матушка спрятала вещи, чтобы в такое время никуда не сбежал. Боится. Вот и взял у отца.
Он снял фрак и принялся расстегивать жилет. Расстегивал с большой осторожностью. В комнате расползался сладковатый миндальный запах.
— Вам лучше уйти, — посоветовал он Марии Петровне. — Всякое может случиться… Запалы для бомб…
