Зеленое окно - Тихомиров Олег Николаевич (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Виталька полез и сразу же нашел аппарат. Я все стоял перед Чикиряем и чувствовал, как дрожат мои пальцы, сжатые в кулак. Чикиряй вдруг расхохотался.
— Ма-ла-ца! — протянул он. — Возьми с полки пирожок с гвоздями. Я-то положил, думал, посмеемся. Виталька небось стал бы землю рыть, а ты… Тьфу!.. Все испортил.
— Врешь, — сказал Виталька.
— Я вру?! — Чикиряй скривился. — Это он все врет. Спросите у него, как он стенку разукрасил. «Таня плюс Эдик». Сам выводил, старался, чтоб пожирнее было.
Какая-то непонятная сила кинула меня на Чикиряя. Я залепил ему один раз, но тут же ударом в челюсть был отброшен на ящики. Они загрохотали, посыпались.
Я снова устремился на Чикиряя. Я лез напролом, как танк. Мне нужно было одно: поскорее добраться до его ненавистной рожи. Я смутно видел, как к Чикиряю сразу метнулись Диман и Леха. Я стукнул своего врага еще несколько раз и опять отлетел к ящикам. Теперь уже сильнейший удар пришелся мне но носу. Я открыл глаза, вытер кровь.
Чикиряй, расшвыряв по сторонам Леху и Димана, уходил со двора. Виталька растерянно стоял, держа за ремешок аппарат.
Поднявшись, я пошел к своему подъезду. Под ноги попалась Чикиряева цепочка от брюк. Я наподдал ее — она сверкнула на солнце золотистой змейкой.
Возле самого подъезда меня догнал Виталька.
— Слушай, — сказал он, — ты не думай про надпись. Он же врет, Чикиряй. я знаю…
— Ладно, — отмахнулся я. — Пойду умоюсь. А в самом подъезде и столкнулся с Таней: она спускалась от Верки.
— Хорош, — сказала она. — Посмотри, на что рубашка похожа!
— По трубе лез, — объяснил я.
— При чем тут труба? Ну и выдумщик!
— Правда лез, — сказал я.
— Мы с Верой видели, как вы играли на деньги. А потом ты затеял драку с этим хулиганом. Иди умойся.
— Я и так иду. — И я зашагал дальше.
В этот день из дому я не выходил. Нос мост распух, покажись с таким на улицу — все помрут от смеха.
Хорошо, что родители ушли в гости, а то бы мама разохалась: кто, да за что, да мыслимое ли это дело. Может быть, это дело и не очень-то мыслимое, но раз уж случилось, то никакими расспросами тут не поможешь. Только, наоборот, еще больше настроение испортишь. Как этого не понять?
Я разогрел обед, быстренько поел, а потом достал книжку «Путешествие на «Кон-Тики» и включил радио. Вот-вот должен был начаться репортаж с футбольного матча между тбилисским «Динамо» и московским «Спартаком».
Конечно, можно было отложить книгу и только слушать репортаж, тем более что я болею за «Спартак». Но недавно я узнал, что Юлий Цезарь мог одновременно слушать, читать и говорить.
— Проще простого! — сказал я. — Подумаешь…
— А ты попробуй, — предложили мне.
И вот я решил попробовать. Книга интересная — так мне сказали в библиотеке, матч — и говорить нечего, поэтому нужно было пользоваться случаем.
Книгу я взял в руки вместе с первыми же звуками футбольного марша. Пока играли марш, прочитал почти страницу. Потом Николай Озеров стал говорить: «Внимание! Говорит Москва! Наш микрофон установлен…» Это все тоже вода. Я перевернул страницу. Озеров сообщал, что до конца матча осталось… Ага! Это важно «…двадцать две минуты…» Надо же, в самом конце подключили репортаж! «…А счет матча…» Ну-ка, ну-ка! «…так и не открыт. Ноль — ноль…» — «Мазилы», — подумал я, а сам читаю — еще полстраницы прочитал.
Дело, значит, вот какое. Один ученый плывет но океану на деревянном плоту с попугаем и пятью спутниками. Это действительно интересно. А потом ученый спрашивает какого-то там бородача: «Можете вы объяснить мне, на кой черт мы тут очутились?» Но бородач отвечает: «На кой черт я очутился, вы сами лучше знаете. Это все ваша проклятая идея».
А Озеров что-то там говорит. Нет, я слушаю, конечно, «…и мяч опять прошел рядом со штангой. Удобный был момент, чтобы взять ворота, но атака не всегда заканчивается голом. Напряженная игра! Счет по-прежнему…» Слушаю и читаю. Вот, думаю, мазилы, «…в пользу динамовцев».
Что?… Я подскочил. Когда же забили «штуку»?! Кто? Я ведь все время слушал. Как же так?! Сбегать, что ли, к Витальке? Нет, с таким распухшим носом лучше не выходить. Я еще раз посмотрел в зоркало. Ну и носище!
Посижу-ка дома. Нужно только внимательно слушать. А читать? И читать тоже. Значит, виновата какая-то «проклятая идея».
Ага, прорвался Хусаинов! Обвел одного, второго. Ну бей! Бей же! Эх!.. Котрикадзе ловит мяч. Конечно, такому вратарю в самую «девятку» бить надо. Нет, не везет «Спартаку»!
А до ближайших островов осталось три тысячи пятьсот миль. Попугай зачем-то хочет вцепиться в судовой журнал…
Мяч вбросили. Он у Нодия. Нодия хотел передать Метревели, но неточно пробил. Мяч у спартаковцев. Молоток Нодия. Продолжай в том же духе — кувалдой станешь…
Хусаинов уже в штрафной у тбилисцев. Ловкий финт! Обошел защитника… Навстречу ему еще двое. По успевают… Он бьет параллельно воротам. И набежавший Логофет головой направляет мяч в сетку. Ура! Счет «один-один». До конца матча две минуты.
Ну что ж! И такой счет достижение. Правда, впереди трудные встречи с «Торпедо» и ЦСКА. Не наклепали бы «Спартачку». Вот и финальный свисток. «Один-один». Порядочек!
Я читаю дальше: «Странно, — сказала жена, — но на том берегу острова никогда не бывает бурунов». Позвольте, какая жена? На илоту были только мужчины. И остров откуда-то взялся. А ведь читал все подряд, ни строки не пропустил. Придется все перечитывать.
Нет, Далеко мне до Цезаря. Он же еще одновременно и говорил. Я представил себе: Цезарь сидит и читает, а приближенный, ну хотя бы Кассий, о чем-то ему докладывает, но в это же время Цезарь отдает какие-то распоряжения другому своему приближенному — Бруту. Да, в самом деле был великий человек. А Кассию и Бруту потом завидно стало, вот они его и убили. Страшная вещь — зависть. Я, правда, и сам завидую Ольману: ничего не учит, а только пятерки хватает. Осенью в седьмой класс пойдем. Неужели он и в седьмом так сможет?
За окном вдруг стало быстро темнеть. Я выбрался на подоконник, и тут как раз по черному небу полоснула молния. Па какой-то миг она ослепила меня. А потом ударил гром. Он трахнул где-то над самой крышей, и мне показалось, что дом наш дрогнул.
Сделалось немного жутко и радостно. У меня всегда так, когда идет гроза. Я люблю и гром, и молнию, и шелестящую песню дождя. Только хорошо, если дождь ненадолго.
Опять сверкнула молния. Огромная. В полнеба.
А вот и дождь. Я уже слышу его. Он идет ко мне по крышам. Приближается, приближается…
Нахлынул.
«Дождик, дождик, пуще!..»
Улица сразу обезлюдела. Стены домов потемнели. По мостовой понеслись потоки.
Я смотрел на дождь, и мне было очень хороню. Как будто он и с меня смывал что-то лишнее, что-то давящее.
И вдруг мне захотелось выскочить туда, на дождь. Так захотелось, что я спрыгнул с подоконника, на ходу скинул рубашку и ботинки и бросился к двери.
Дождь был теплый. Вернее, его первые удары все же были неожиданными и холодными. Но это лишь вначале. А потом он стал теплым.
Я пробежал до ворот и обратно.
У стены, где была моя надпись, я остановился. На мокрой, потемневшей стене надпись выделялась не так сильно. Я провел пальцем по букве «Т» и увидел, что она стирается. Тогда я стал тереть сильнее, и буква почти совсем пропала. Под ногами я подобрал кусочек стекла, с его помощью работа пошла куда быстрее. Я соскоблил всю надпись, постоял еще немного под дождем и вернулся домой.
Переодевшись, я снова сел на подоконник. Дождь кончался.
Он уже не колотил яростно, а, израсходован, видимо, все свои силы, продолжал накрапывать так лишь, из упрямства.
По проводам бежали капли. Они наталкивались одна на другую, бежали, срывались вниз, но их место занимали новые — и бежали, бежали, чтобы столкнуться и также упасть на землю.
Когда зажглись огни, улицы еще были мокры. Огни отражались на мостовых и тротуарах. Это было очень красиво. Я люблю, когда вечером блестят улицы.
